- Я предчувствую, - начала она, - что мне здесь придется задохнуться... Что, что я богата, дочь генерала, что у меня одних брильянтов на сто тысяч, - что из всего этого? Я несчастнее каждой дочери приказного здешнего; для тех хоть какие-нибудь удовольствия существуют...
При последних словах у Полины показались на глазах слезы.
- Господи, боже мой! - продолжала она. - Я не ищу в будущем муже моем ни богатства, ни знатности, ни чинов: был бы человек приличный и полюбил бы меня, чтоб я хоть сколько-нибудь нравилась ему...
В это время генеральша зевнула и полуоткрыла глаза.
- Полина, ты здесь? - сказала она.
- Здесь, maman, - отвечала Полина и, тотчас же встав, отошла от князя к столику, на котором лежали книги.
- Что ты делаешь? - спросила генеральша.
- Книги смотрю.
- Какие книги?
- Которые князь привез, - отвечала с досадою Полина.
- Какие книги он привез? - спросила старуха.
- Журналы, ma tante, журналы, - подхватил князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то, обратился к Полине. - Кстати, тут вы найдете повесть или роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел - хвалят.
M-lle Полина начинала припоминать.
- Смотритель... - сказала она, прищуривая глаза, - он был, кажется, у нас?
- Был? - спросил князь.
- Да, был; но maman сухо его приняла, и он с тех пор не бывал.
- О чем вы говорите? - спросила опять старуха.
- О сочинениях, ma tante, о сочинениях, - отвечал князь и, опять взявшись за лоб, проговорил тихо и с улыбкой Полине: - Voila notre homme![60]. Займитесь, развлекитесь; молодой человек tres comme il faut![61].
Полина тоже усмехнулась.
- Именно готова, - отвечала она, - впрочем, он и тогда мне понравился: очень милый.
- Очень милый! - подтвердил князь.
- Обедать готово? - вмешалась старуха.
М-lle Полина пожала плечами.
- Мы недавно, maman, кофе пили.
- Рано, ma tante, очень рано; всего еще первый час, - подхватил князь, смотря на часы.
Старуха сделала недовольную мину и снова начала как бы дремать.
- Я сейчас заезжал к нему, и завтра, вероятно, он будет у меня, произнес князь, обращаясь к Полине.
Та опять грустно, но улыбнулась.
II
Возвратившись домой из училища, Калинович сейчас заметил билет князя, который приняла у него приказничиха и заткнула его, как, видала она, это делается у богатых господ, за зеркало, а сама и говорить ничего не хотела постояльцу, потому что более полугода не кланялась даже с ним и не отказывала ему от квартиры только для Палагеи Евграфовны, не желая сделать ей неприятность. На оборотной стороне билетика рукою князя было написано: "Заезжал поблагодарить автора за доставленное мне удовольствие!" Прочитав фамилию и надпись, Калинович улыбнулся, и потом, подумав немного, сбросив с себя свой поношенный вицмундир, тщательно выбрился, напомадился, причесался и, надев черную фрачную пару, отправился сначала к Годневым. Настенька по обыкновению ждала его в зале у окна и по обыкновению очень ему обрадовалась, взяла его за руку и посадила около себя.
- Откуда ты сегодня такой нарядный? - сказала она.
- Ниоткуда, - отвечал Калинович и потом, помолчав, прибавил: - У меня сейчас нечаянный гость был.
- Кто такой? - спросила Настенька.
Вместо ответа Калинович подал ей билет князя. Настенька, прочитав фамилию и приписку, улыбнулась.
- Какая любезность! Только жалко, что не вовремя, - проговорила она.
- Почему же не вовремя? - спросил Калинович.
- Конечно, не вовремя! Когда напечатался твой роман, ты ни умнее стал, ни лучше: отчего же он прежде не делал тебе визитов и знать тебя не хотел?
- Напротив, он был всегда очень любезен со мной, и я всегда желал с ним сблизиться. Человек он очень умный...
Настенька сомнительно покачала головой.
- Не знаю, - прибавила она, - я видела его раза два; лицо совершенно как у иезуита. Не нравится он мне; должно быть, очень хитрый.
Калинович ничего не возражал и придал лицу своему такое выражение, которым как бы говорил: "Всякий может думать по-своему".
Между тем Петр Михайлыч тоже возвратился домой и переодевался в своем кабинете. Услышав голос Калиновича, он закричал:
- Калинович, вы здесь?
- Здесь, - отвечал тот.
- У вас гость был, князь заезжал к вам.
- Знаю, - отвечал Калинович.
- Что ж вы думаете сделать? - продолжал старик, входя. - Э! Да вот вы кстати и приоделись... Съездите к нему, сударь, сейчас же съездите! Подите-ка, как он вас до небес превозносит.
- Зачем же сейчас? - вмешалась Настенька. - Не успел он завернуть, как и бежать к нему на поклон. Какое благодеяние оказал... это смешно!
- Ужасно смешно! Много ты понимаешь! - перебил Петр Михайлыч. - Зачем ехать? - продолжал он. - А затем, что требует этого вежливость, да, кроме того, князь - человек случайный и может быть полезен Якову Васильичу.
- Чем же он может быть полезен Якову Васильичу? Вот это интересно; этого я точно не понимаю.
Петр Михайлыч рассердился.
- Нет, ты понимаешь, только в тебе это твоя гордость говорит! вскрикнул он, стукнув по столу. - По-твоему, от всех людей надобно отворачиваться, кто нас приветствует; только вот мы хороши! Не слушайте ее, Яков Васильич!.. Пустая девчонка!.. - обратился он к Калиновичу.
- Я думаю съездить, - проговорил тот.
Настенька взглянула на него.
- Поезжайте, - подхватил старик, - только пешком грязно; сейчас велю я вам лошадь заложить, сейчас. - прибавил он и проворно ушел.
- Ты поедешь? - спросила Настенька.
- Конечно, поеду, - отвечал Калинович.
- А если я не хочу, чтоб ты ездил?
- Странное желание! - проговорил Калинович.
- Ну, положим, что странное, но если я этого хочу; неужели ты не пожертвуешь для меня этими пустяками?
- Я не понимаю, в чем тут жертвовать. Мне надобно заплатить визит, я и плачу, - что ж тут такого?
- Тут ничего, может быть, нет, но я не хочу. Князь останавливается у генеральши, а я этот дом ненавижу. Ты сам рассказывал, как тебя там сухо приняли. Что ж тебе за удовольствие, с твоим самолюбием, чтоб тебя встретили опять с гримасою?
- Я еду не к генеральше, которую и знать не хочу, а к князю, и не первый, а плачу ему визит.
- Не езди, душечка, ангел мой, не езди! Я решительно от тебя этого требую. Пробудь у нас целый день. Я тебя не отпущу. Я хочу глядеть на тебя. Смотри, какой ты сегодня хорошенький!
Говоря это, Настенька взяла Калиновича за руку.
- Я опять сюда вернусь через какие-нибудь четверть часа, - отвечал он.
- Не хочу я, говорят тебе! - возразила Настенька.
- Каприз - и больше ничего, и каприз глупый! - проговорил Калинович, нахмурившись.
- Нет, Жак, это не каприз, а просто предчувствие, - начала она. - Как ты сказал, что был у тебя князь, у меня так сердце замерло, так замерло, как будто все несчастья угрожают тебе и мне от этого знакомства. Я тебя еще раз прошу, не езди к генеральше, не плати визита князю: эти люди обоих нас погубят.
- До предчувствий дело дошло! Предчувствие теперь виновато! проговорил Калинович. - Но так как я в предчувствие решительно не верю, то и поеду, - прибавил он с насмешкою.
- Я очень хорошо наперед знала, - возразила Настенька, - что тебе самое ничтожное твое желание дороже бог знает каких моих страданий.
- Если вы это знали, так к чему ж весь этот разговор? - сказал Калинович.
Настенька вся вспыхнула.
- Послушайте, Калинович! - начала она. - Если вы со мной станете так говорить... (голос ее дрожал, на глазах навернулись слезы). Вы не смеете со мной так говорить, - продолжала она, - я вам пожертвовала всем... не шутите моей любовью, Калинович! Если вы со мной будете этакие штучки делать, я не перенесу этого, - говорю вам, я умру, злой человек!