Глава VIII

Мое необычайно напряженное состояние сменилось внезапно нахлынувшими на меня чувством счастья и возбуждением. Последнее было так сильно, что, несмотря на все мое желание не обнаруживать его, я не смог его подавить. Под влиянием всех этих переживаний я испытал некое подобие раздвоения: я слышал голос барона и различал каждое его слово, но вместе с тем мне казалось, что я нахожусь вовсе не здесь, а в больничной палате. Это ощущение было чрезвычайно отчетливым: я чувствовал на лбу и на затылке что-то влажное и теплое. Я пытался дотронуться до лба рукой, но был не в состоянии пошевелить и пальцем. Я слышал тихие шаги больничной сиделки. По-видимому, именно тогда я впервые пережил то галлюцинаторное состояние, которым суждено было закончиться моему приключению. Впоследствии подобные предчувствия овладевали мною еще несколько раз, но это почти всегда происходило в тех случаях, когда я бывал очень утомлен - по большей части ночью, перед тем, как засыпал. Но никогда это состояние предвосхищения будущих событий не было столь отчетливым, как в то утро.

"Что со мной происходит? - спрашивал я себя.- Где я? Ведь я только что разговаривал с бароном... Бибиш приезжает, через восемь дней она будет здесь..."

В этот момент я пришел в себя. Открыв глаза, я увидел, что барон стоит, наклонившись надо мной с бутылкой коньяка в руках. Я проглотил рюмку, выпил вторую. "Что же это было? - промелькнуло в моем мозгу.Приснился сон, что ли? Сон среди бела дня? Но Бибиш приезжает, это-то не сон, а реальность".

Я принялся толковать с бароном о вызванном чрезмерной работой переутомлении и небольших припадках слабости, которым не следует придавать особого значения.

- Да, сказываются нервы столичного жителя,- услыхал я голос барона.-Жизнь в деревне пойдет вам на пользу.

При словах "жизнь в деревне" я невольно опять подумал о Бибиш и опять поймал себя на своеобразном повороте чувств: каких-нибудь несколько минут тому назад я не смел даже мечтать о том, что когда-нибудь вновь увижусь с ней, а теперь мне казалось нестерпимым, что ее придется ждать еще восемь долгих дней.

Наконец я окончательно совладал с нервами и даже начал стесняться всего происшедшего.

- Здесь у меня скверный воздух,-сказал барон.-Впустим немножко озона, а то я все утро курил, как дымовая труба.

Он встал и растворил окно. Порыв холодного ветра ворвался в комнату и зашелестел лежавшими на письменном столе бумагами. Должно быть, в это самое мгновение в комнату вошел Федерико. Когда я его заметил, он стоял, опершись на дубовую панель между двуручным мечом и шотландской шпагой. Вероятно, он только что пришел с болота или из лесу - в его гамаши набился смешанный с сосновыми иглами снег, а из открытого ягдташа высовывалась отливающая синевой голова какой-то болотной птицы. И снова я подумал о том, что это не была игра воображения - у мальчика действительно были черты лица виденного мною в антикварной лавке человека, мужчины, который, должно быть, являлся выдающейся личностью своей эпохи. Когда я увидел Федерико, стоявшего неподвижно подле меча, во мне промелькнула странная мысль: он рожден для этого оружия, оно как будто выковано для него. И я почти удивился тому, что в его руках была обыкновенная охотничья двустволка.

По узкому, жесткому лицу барона скользнула мимолетная улыбка.

- Уже вернулся? Я думал, ты придешь только к обеду. Как продвигаются работы в лесу?

- Рубка дошла уже почти до самого ручья,- доложил мальчик.- Завтра начнут отвозить срубленные деревья. Наняты трое новых рабочих. Они прежде служили на железной дороге.

- Рабочих с железной дороги я недолюбливаю,- заметил барон.- Они никуда не годятся. Кто их нанял? Праксатин?

Не выжидая ответа, он обратился ко мне.

- Это Федерико,- сказал он, не прибавив к этому ни одного слова ни о происхождении мальчика, ни о существовании между ними родственной связи.

- А это наш новый доктор, он только вчера приехал.

Федерико отвесил легкий поклон, ни одним мускулом лица не выдав, что мы с ним уже встречались. Я шагнул было по направлению к нему, но встретил такой изумленный и отстраняющий взгляд синих, как ирисы, глаз, что невольно остановился и опустил поднятую в приветствии руку,- он напомнил мне, что мы враги.

Барон фон Малхин не заметил ни взгляда Федерико, ни моего движения.

- Вы охотитесь? - спросил он меня.- Федерико знает каждого зайца в лесу. Здесь недурная охота, довольно много всякой дичи, а иногда даже лани встречаются. Как, вы ничего в этом не понимаете? А вот ваш отец бил диких уток налету. Если хотите, я научу вас ремеслу Нимрода*. Не хотите? От души сожалею. Вы, должно быть, вообще не занимаетесь спортом, не так ли?

- Не совсем так. Я фехтую.

- Вы умеете фехтовать? Это чрезвычайно интересно. На немецкий манер или на итальянский?

Я ответил, что одинаково хорошо знаком с обеими школами фехтования.

Барон пришел в полный восторг.

- Ну, значит, нам необычайно повезло! Вы прямо клад, доктор! воскликнул он.- В наши времена так редко можно встретить хорошего фехтовальщика. Не желаете ли померяться силами?

- Прямо сейчас?

- А почему бы и нет?

- Пожалуйста. С вами, барон?

- Нет, с Федерико. Он мой ученик в фехтовании на рапирах: чрезвычайно способный ученик, насколько я могу судить. Однако вы, наверное, все еще утомлены с дороги. Да еще этот приступ слабости...

Я бросил взгляд на Федерико. Он ожидал моего ответа с выражением напряженного внимания на лице. Заметив, что я наблюдаю за ним, он тут же отвернулся в сторону.

- О, приступ уже давно прошел,- сказал я.- Я в полной форме и готов к вашим услугам.

- Превосходно! - воскликнул барон фон Малхин.- Федерико, проведи доктора в гимнастический зал. Вот ключ от ящика с рапирами. Я сейчас приду.

Федерико пошел вперед, напевая про себя какую-то итальянскую песенку. Он шел так быстро, что я едва поспевал за ним. В гимнастическом зале мы сбросили с себя пиджаки и жилеты, он молча подал мне маску и рапиру. По-видимому, он не намерен был дожидаться барона. Отойдя друг от друга на изрядную дистанцию, мы отвесили поклоны и стали в позицию.