Первым посетителем, на следующее же утро усевшимся в мое соломенное кресло, был местный школьный учитель.

Из окон моей квартиры я видел, как он в нерешительности прогуливается взад-вперед перед воротами дома. Несколько раз он вот-вот уже, казалось, собирался войти, но затем снова удалялся. Он пришел как раз в тот момент, когда я стоял перед зеркалом и брился. У него было худое, изборожденное морщинами лицо и жидкие, длинные, зачесанные на "артистический" манер волосы. Одежда его была в нарочитом беспорядке - это, очевидно, должно было свидетельствовать о его презрительном отношении ко внешним проявлениям жизни. Одним словом, ему действительно удалось вырядить себя в полном соответствии с нашими представлениями о провинциальных актерах.

Он явился не в качестве пациента, а, как он меня немедленно уведомил, "руководствуясь чувством здорового недоверия к своим милым согражданам". По его словам, он уже давно усвоил привычку никогда не довольствоваться впечатлениями из вторых рук, а непременно выносить их лично. Он-де не дозволяет другим людям оказывать на него влияние. Ведь вся деятельность этих "других" - как здесь, так, должно быть, и в других местах -сводится преимущественно к тому, что они пытаются разъединить людей, которые в известной степени подходят друг другу и даже (здесь он сделал паузу) могут представлять друг для друга некоторый интерес.

Сидя в своем кресле, он задумчиво глядел на пылавшее в камине пламя, а набившийся в резиновые подошвы его ботинок снег тем временем таял и стекал на пол, где образовывал небольшие каналы и озерца.

В отдельных кругах местного общества он пользуется репутацией человека, с которым нелегко ужиться. С особенной же антипатией, продолжал он, делая неопределенный жест рукой по направлению к верхней части оконной рамы, к нему относятся представители аристократии. Но он охотно мирится со своей непопулярностью.

Она является результатом его склонности к откровенности, следствием его принципа говорить всегда правду и одну только правду. Он не привык носить намордник, а потому называет все вещи их подлинными именами. В этом отношении он не идет ни на какие уступки даже в общении с лицами, стоящими выше его на социальной лестнице. Разумеется, некоторым людям это его мужество и стремление к истине приходится не по вкусу. Особенно это касается тех, кому есть что скрывать, но с этим он, школьный учитель, не считается. Затем он переменил тему разговора:

- Здесь чрезвычайно нездоровая местность,- заметил он.- Во всем, что касается гигиены, мы отстали от всего мира. Здешний режим вообще относится враждебно ко всему прогрессивному. Так что работы у вас будет достаточно. Ваш предшественник в последние годы своей здешней деятельности твердил о том, что он ужасно устал и хотел бы отдохнуть, но, увы, он не мог себе этого позволить. Ему было семьдесят два, когда он умер. Я могу с полным правом сказать, что нашел в его лице истинного друга. Покойный и я отлично понимали друг друга всегда и во всем. Сколько вечеров провел я в этом доме, в этой самой комнате, за дружеской беседой, бутербродами и бутылкой пива!

Он указал на одну из гелиогравюр, изображавшую какого-то шекспировского короля на троне. У его ног распростерлись две молящие о защите женщины, а на заднем плане красовалось какое-то экзотическое посольство с верховыми лошадьми и верблюдами.

- Вот мой последний рождественский подарок,- сказал он.- Этот подарок доставил много радости старичку-доктору. Теперь эта картина принадлежит общине, как и вся прочая обстановка. Общинное управление приобрело все наследство с публичного торга. Само собою разумеется, что тут дело не обошлось без разных сомнительных комбинаций и некоторые господа заработали незаконным путем изрядные денежки. Но пусть они не воображают себе слишком много по поводу проявленной ими хитрости! Кое-кому проделки этих господ хорошо известны. Ничего, они еще всплывут наружу!

Некоторое время он сидел молча, погрузившись в созерцание картины. Когда я сообщил ему, что намереваюсь отправиться с визитом к владельцу поместья, он сейчас же предложил сопровождать меня и показать мне дорогу. Я прекрасно мог бы обойтись и без его помощи -хозяйское поместье, большой двухэтажный дом из красноватого песчаника с синей черепичной крышей, выглядывавшей из-за группы оголенных и покрытых снегом буковых деревьев, можно было увидеть из любой точки деревни,- но отделаться от него было невозможно.

По дороге мы заговорили о хозяине дома, в котором я поселился, и его первой жене.

- Что он вам рассказал о ней? - осведомился школьный учитель.-Что она умерла от "грудной болезни"? Здорово очки втирает! Она жива - просто сбежала от него с одним агентом по продаже земледельческих машин. Так и вцепилась в этого городского уродца. Значит, умерла? И как он не постеснялся заявить это? Предстала пред очи Всевышнего? Хорош субъектик, ничего не скажешь! Она так же здорова, как и мы с вами, за это я вам ручаюсь головой.

Я заметил, что ради меня ему не стоит рисковать своей головой, ибо для меня абсолютно безразлично, жива ли еще первая жена моего хозяина или умерла. Но учитель продолжал страшно горячиться и настаивал на том, что непременно должен мне все объяснить.

- Его теперешняя супруга тоже обманывает его - с тою разницей, что ее любовник живет здесь, в деревне. Сначала она путалась со старшим сыном кузнеца, а теперь настала очередь младшего. В отместку за это портной крадет у нее из ящика деньги и пропивает их. Мерзость, гнусь, сплошная гниль! У здешних людей даже то масло, которое еще в молоке, уже прокисло.

Он простился со мною в парке подле колодца, за которым начиналась лужайка с укутанными в солому розовыми кустами.

- Вы слишком доверчивы,-произнес он с легким оттенком пренебрежения.Здесь скоро пронюхают, что вас можно без труда надувать. Если вам захочется узнать о ком-нибудь из местных обывателей всю правду, обращайтесь ко мне. Уж я-то их всех, к сожалению, знаю.

Затем он пошел назад по той же дороге, по которой мы пришли, сбивая по пути своей палкой снег, нависший на кустах можжевельника. Ветер вздувал его тонкое пальто, и со стороны это выглядело так, словно он нес на плечах большой коричневый мешок, содержавший в себе все сведения об обитателях деревни. Дойдя до калитки парка, он еще раз обернулся и широко махнул мне на прощание своей зеленой фетровой шляпой.