После окончания академии я получил звание капитана (воинские звания в Советской Армии были введены в 1935 году) и был назначен начальником штаба отдельного саперного батальона 70-й мотострелковой дивизии. Постоянная дислокация батальона была в городе Пензе, но батальон находился севернее Ленинграда, на Карельском перешейке, и занимался укреплением границы.

Оборонительное строительство на финской границе было обусловлено усилением антисоветской политики реакционного финского правительства.

Поощряемая международным империализмом Финляндия превратилась в форпост мировой реакции. И, как известно, империалисты сумели позже спровоцировать советско-финляндский конфликт. С помощью главным образом германского империализма на финской территории была построена глубоко эшелонированная линия Маннергейма, которая стала серьезной опорой для финской армии, а империализм использовал ее для разведки мощи и боеспособности Советской Армии.

Хотя это направление и не было основным стратегическим направлением для Советского Союза в случае возможной войны, но Советское правительство не могло оставить его без внимания. Находясь в должности начальника штаба отдельного саперного батальона, я мог убедиться, с каким напряжением и в сколь короткие сроки предстояло осуществить оборонительное строительство. Здесь я впервые понял, какие основательные знания и подготовку нам дала академия.

Мы создавали передовые позиции укрепленного района и работали на широком фронте. Строили дзоты, капониры, полукапониры и блиндажи. На коне с буссолью в руке передвигался я от одной строительной площадки к другой и проверял правильность строительного и технического выполнения проектов. В середине ноября меня вызвали в Москву. Нужно было ехать в качестве специалиста для помощи республиканской Испании.

В Испании

В Москве я явился в специальный отдел Народного комиссариата обороны, где мне предстояло получить новое назначение по службе. С товарищами встречался накоротке, но сама подготовка к командировке и выполнению специального задания продолжалась около месяца. Отъезд должен был оставаться в тайне даже для моей семьи. Я готовился и к самому худшему...

Интернациональная моральная и материальная помощь республиканской Испании не была тайной для капиталистической прессы и политических кругов Европы и всего мира. Советский Союз и Советская Армия, как и другие пролетарские интернациональные силы, не могли афишировать эту помощь и вынуждены были реализовать ее окольным, почти секретным путем. Это обусловливалось и разнородным составом испанского республиканского правительства, образованного на широкой демократической основе из представителей различных антифашистских партий и организаций. И все же наиболее стабильное и последовательное ядро в нем составляли представители Коммунистической партии Испании.

От Москвы до Ленинграда я ехал на "Красной стреле". Вместе со мной в купе находился пожилой человек из специального отдела Народного комиссариата обороны. Он, как бы делясь личными переживаниями, дал мне ряд ценных советов, как вести себя за рубежом в самых сложных ситуациях и при встрече с различными людьми. Слушая своего попутчика, я еще раз почувствовал теплую руку и отцовскую заботу моих начальников и товарищей.

В последние дни декабря 1936 года с паспортом на имя одного чеха я прибыл в Финляндию. Затем Швеция, Дания. Из Копенгагена самолетом вылетел в Париж. Там республиканское правительство имело свое представительство.

В парижском аэропорту произошел инцидент. Заполнив соответствующие формуляры, я направлялся к выходу, когда меня окликнули:

- Мосье, вернитесь! Ваши документы не в порядке.

Я вернулся к таможенному чиновнику, стараясь не показывать охватившего меня беспокойства.

- Вы не указали точный адрес, где проживали в Чехии, - объяснил чиновник.

Что делать, если я никогда не был в этой стране? Малейшая неточность могла вызвать подозрения. И тут меня осенило. Президентом Чехословакии в то время был Масарик. "Не может быть, чтобы не было улицы, названной его именем!" - подумал я. И действительно, все обошлось благополучно.

Шли последние дни 1936 года. Я сразу же отправился в испанское представительство и заявил, что являюсь добровольцем и прошу оказать мне содействие как можно быстрее выехать в Валенсию. Удивило то недоверие, с которым встретил меня чиновник. Позже я узнал, что под видом добровольцев в представительство шли различного рода провокаторы, а за деятельностью представительства неустанно наблюдали недружелюбно настроенные французские власти. Предновогодняя обстановка создавала дополнительные трудности. Занятые подготовкой к новогодним праздникам, многие чиновники нередко отсутствовали на рабочих местах. После нескольких дней блужданий и объяснений я обратился за содействием в советское посольство. Военный атташе товарищ Васильченко помог мне в этой запутанной обстановке. 4 января 1937 года я выехал с новым паспортом из Парижа и на следующий день благополучно прибыл в республиканскую Испанию.

В Валенсии я направился к главному советнику Яну Карловичу Берзину (Старику). От него я должен был получить указания о предстоящей работе, предусмотренной приказом из Москвы. Ян Карлович Берзин, широкоплечий, с продолговатым лицом, голубыми глазами и густой сединой в волосах, приветливо принял меня, как человека, которого давно ожидал:

- Боевые действия ведутся преимущественно в Мадриде и вокруг Мадрида. Там Центральный фронт, - сказал Я. К. Берзин. - Вы - первый офицер из инженерных войск Советской Армии. Ваша помощь сейчас там особенно необходима. Явитесь к начальнику инженерных войск в генеральном штабе. Постарайтесь не задерживаться и быстрее выезжайте в Мадрид. Обстановка там очень напряженная.

Начальнику инженерных войск, полковнику старой армии, было за шестьдесят. Знакомя с обстановкой на фронтах, он больше говорил о том, что лично он думает сделать, чем о том, что сделано или делается. Чувствовалось, что старый полковник не знает обстановки. Он одобрил мое желание поехать на Мадридский фронт, отметив, что это было бы очень хорошо, потому что там сейчас происходят основные боевые действия, и что сам он с удовольствием поехал бы в Мадрид, если бы не работа, которой так много в Валенсии. Не преминул также добавить и о том, что там сейчас очень опасно, и посоветовал мне ехать ночью.

Под стенами Мадрида

В ночь на 7 января я направился к оплоту республиканской армии Мадриду. Машина неслась с огромной скоростью. Незаметно я заснул. На рассвете меня разбудил какой-то хаотический грохот: стреляли пулеметы, винтовки, минометы, раздавались громкие орудийные залпы.

- Это Мадрид, - сказал шофер.

Было 7 января 1937 года. На пустынных улицах города кое-где горели костры, вокруг которых грелись рабочие.

3 января интервенты и франкисты предприняли свое второе наступление на Мадрид. Нанося главный удар в направлении Эль-Пардо, пригорода Мадрида, в обход города с северо-запада, они стремились овладеть столицей республики. Линия фронта проходила в районе сел Лас-Росас и Умера, а на юго-востоке - в самом городе через Университетский городок, парк Каса-де-Кампо и Французский мост.

В день моего прибытия на участке Лас-Росас и в Университетском городке шли ожесточенные бои с переменным успехом. Упорно и самоотверженно сражались первые республиканские части, созданные испанской коммунистической партией. Они уже испытали свои силы и накопили известный опыт, отражая первое наступление мятежников в ноябре 1936 года.

Западная пресса трубила о скором падении Мадрида. Франкисты готовились торжественно вступить в город, и белый конь, на котором Франко собирался принимать парад в Мадриде, вероятно, стоял оседланным в одной из сельских конюшен Аравака или Карабанчель-Бахо.

К сожалению, скорого падения Мадрида жаждали не только мятежники и интервенты, но и многие из руководителей Мадридского фронта, такие, как, например, премьер-министр Ларго Кабальеро. Еще во время первого наступления фашистов, осенью 1936 года, он эвакуировал республиканское правительство в Валенсию.