Оно поднималось в гору. Это и был хребет Хедьял. Вначале подъем казался почти неощутимым. Потом идти стало тяжелей. Натруженно скрипели повозки. С надрывом гудели моторы машин. Стало холодно. Дорога покрылась льдом. Машины начали буксовать. Казалось, что совсем немного остается до перевала, а его все не было.

Вдруг головная автомашина, на которой была установлена радиостанция, остановилась, хотя мотор ее работал на полную мощь, а затем медленно поползла назад. За ней поползла и другая. Люди сошли с дороги. С трепетом наблюдали мы, как наши водители проявляли выдержку и хладнокровие, находясь буквально на грани катастрофы. Каким-то чудом водители Новик и Антонов вырулили на площадку, выдолбленную в горе. Наткнувшись на кучи щебня и песка, машины остановились. Мы облегченно вздохнули.

Из кабин выскочили командир взвода связи батальона лейтенант Буринов и капитан Чуханов.

- Ну, я думал, нам крышка, - сознался Чуханов. - Смотрел, как Антонов крутил баранку, и не верил, что все обойдется. Мотор работает, скорость включена, а машина скользит, как сани.

Надо было что-то предпринимать. Чуханов предложил оставить машины, идти пешком, а с рассветом водители попробуют одолеть подъем. Но это нас не устраивало. Машины могли понадобиться в любую минуту. Да и лед под утро на дороге не стает, разве только будет его еще больше. Кто-то осветил фонариком кучи песка. А что, если дорогу посыпать песком? Пройдут, наверно, машины.

Освободили две повозки, загрузили их песком. Повозки выехали вперед. За ними тронулась батальонная колонна. Бойцы обильно посыпали песком обледеневшее шоссе. Так шли всю ночь. Мы буквально штурмовали перевал. Подвозили песок, посыпали шоссе, снова возвращались за песком, подкладывали под колеса машин бревна, опять тянули в гору груженные песком повозки вместе с выбившимися из сил лошадьми. Мытарства закончились только утром. Одолев перевал, батальон спустился на равнину.

19 января передовые части 18-й армии выбили противника из Кошице и продолжали теснить его на запад. Вместе с этими частями вошел в Кошице и наш батальон. С близлежащих высот фашисты еще обстреливали город. Горел вокзал. На путях стояли составы, до отказа забитые мебелью. Было такое впечатление, что гитлеровцы свезли сюда мебель из всех разграбленных ими городов Европы. Полковник Вирон, вошедший в город с одной из частей 18-й армии, показал мне пустовавший замок, принадлежавший венгерскому барону, и велел там разместить пограничников. В первый же час пребывания в Кошице мы организовали комендантскую службу. Въезды в город и выезды из него закрыли контрольно-пропускными пунктами, на улицы выслали патрулей, прочесали ближайшие лощины и рощи.

На другой день после освобождения Кошице от гитлеровцев в городе нормально работали все учреждения местного самоуправления. Владельцы магазинов открыли торговлю. Улицы города приводились в порядок. Стало известно, что в Кошице должно прибыть чехословацкое правительство.

В день приезда правительства мы были на центральной площади. Начальник почетного караула капитан чехословацкой армии отдал рапорт прибывшим. Все поднялись на балкон одного из домов. Будущий председатель правительства, чехословацкий посол в Москве З. Фирлингер обратился с краткой речью к собравшимся. Вечером торжественная встреча правительства продолжалась в городском театре.

Батальон получил приказ следовать на север в город Прешов и продолжать охрану тыла 18-й армии. Когда мы оказались в Прешове, я вспомнил большую группу беженцев из Прешова, тех самых студентов, кто в 1940 году, спасаясь от нового гитлеровского порядка, покинул родной город и, перейдя советскую границу, оказался на десятой заставе. По их рассказам я и запомнил город Прешов.

Командование фронтом производило перегруппировку войск. Части 18-й. армии, а за ними и наш полк продвигались все дальше и дальше на северо-запад. В конце февраля или начале марта мы перешли чехословацкую границу в районе Новы-Тарга - Закопане и оказались на территории Польши. Вспоминая, как нас радушно встречали в Чехословакии, мы удивились, когда, вступив в Закопане, не увидели на улицах этого небольшого города ни одной живой души. Словно пронеслась эпидемия по городу и все вымерло.

Проверив одно из пустующих зданий и убедившись, что оно не минировано, мы расположились в нем. Для поддержания порядка в городе организовали патрульную службу. Бойцы и командиры Красной Армии, вступившие в Закопане, безукоризненно выполняли постановление Военного совета о нормах поведения наших воинов на территории иностранного государства.

Вечером в наше расположение пришли две женщины. Робко поздоровавшись, они рассказали, что раньше работали у владельца этого здания. Имен женщин не запомнил, одна из них была уроженкой польского города Гдыни. Я спросил, почему в городе не видно людей.

- Богачи бежали, - ответили женщины, - а рабочий люд есть, только попрятался.

- От кого же попрятался? - удивился я. - Ведь боев за ваш город не было. Кого ваши люди боятся?

- Знаете, - признались женщины, - фашистское радио днем и ночью кричало, что русские поголовно всех забирают и угоняют в Сибирь. Не отставали от немцев и наши польские коллаборационисты. Когда части Красной Армии приблизились, немцы стали ловить людей и уводить с собой. Вот народ и попрятался.

На следующий день городок постепенно ожил. Безупречное поведение наших бойцов воочию убеждало в лживости фашистской пропаганды. К пограничникам батальона пришла целая делегация. Несколько пожилых мужчин наперебой рассказывали о том, что в их городе и в соседнем Поронине жил Владимир Ильич Ленин. Все они охотно брались показать нам исторические места, проводить к ленинскому домику. Мы были тронуты тем, что поляки с такой любовью и уважением говорили о Ленине.

Конечно, очень хотелось пройти по тем местам, где когда-то был всем нам дорогой Владимир Ильич. Но войска фронта непрерывно наступали. Связанные с ними неразрывно, мы повернули на юго-запад. Вновь преодолели горный хребет и вступили на чехословацкую землю.

Вот тут мы впервые столкнулись с отрядом немецких "фольксштурмистов". Примерно с осени 1944 года фашистское руководство Германии стало принимать чрезвычайные меры, чтобы любой ценой увеличить численность немецко-фашистских вооруженных сил и расширить военное производство. 25 сентября 1944 года было опубликовано распоряжение о создании так называемого "фольксштурма". Указ требовал от "всех немецких мужчин, способных носить оружие, включиться в борьбу". В "фольксштурм" мобилизовывалось все мужское население страны в возрасте от 16 до 60 лет. Эти необученные и плохо вооруженные части направлялись на фронт. С февраля 1945 года в дополнение к "фольксштурму" стали создаваться так называемые "батальоны Гнейзенау" и части "Валькирия", предназначенные для "обороны" населенных пунктов.

С одним из таких "фольксштурмистских" формирований мы и столкнулись, когда снова оказались в Чехословакии, в районах, где проживали судетские немцы. Конечно, серьезного сопротивления "фольксштурмисты" не оказали нам, хотя пытались стрелять с чердаков домов и из подвалов. Пограничники быстро выловили всех, обезоружили, собрали на городской площади. В основном это были мальчишки, которые с любопытством смотрели на нас, ожидая решения своей судьбы. Но были и такие, кто оказался раздосадованным неудачей. Эти посматривали зло, как молодые волчата, - укусил бы, да зубы слабоваты.

Проведя соответствующую беседу с молодыми немцами и предупредив их, что в случае повторения подобного они будут нести ответственность по законам военного времени, мы распустили их по домам. А руководителей отвели в пустовавший дом и допросили. Впервые тогда столкнувшись с "фольксштурмом", мы хотели узнать, что же это за формирование. Не бандиты ли, пришедшие откуда-нибудь? Командир батальона, немец лет тридцати, бывший эсэсовец, получивший ранение на Восточном фронте, заявил, что "фольксштурм" не банда, а "народное ополчение". Несмотря на то, что войско его оказалось небоеспособным, он говорил о том, что "народное ополчение" еще сыграет свою роль в войне. Думаю, он и сам плохо верил в это и говорил не столько для нас, сколько для тех, кто оказались под его началом, а теперь были нашими пленниками, дабы они не усомнились в его верности рейху.