А справа от нас все время шел бой. Бойцы и командиры 91-го и 93-го погранотрядов, 6-го и 16-го мотострелковых полков НКВД, некоторых частей 6-го стрелкового корпуса в районе Фастова и Белой Церкви оказали противнику отчаянное сопротивление, стойко удерживали занимаемые позиции, хотя и несли серьезные потери. Они контратаковали врага и отбросили его за шоссе Васильков - Белая Церковь. Немцы нанесли ответный удар. Бой продолжался с переменным успехом.

Не так давно меня разыскал подполковник в отставке Сергей Лукьянович Клейменов, с которым мы служили сначала в 20-м Славутском Краснознаменном пограничном отряде, затем в 94-м. Буквально за месяц до начала войны Сергея Лукьяновича перевели в 92-й погранотряд в Перемышль. Наши пути почти пересеклись у Фастова и Белой Церкви. Клейменов был здесь вместе с пограничниками маневренной группы.

- Когда мы прибыли в Фастов, - рассказывал С. Л. Клейменов, - там уже находились пограничники 91 -го отряда. А через два дня подошли подразделения 6-го и 16-го полков внутренних войск НКВД. Бойцы рассказали о тяжелых боях под станцией Попельняиусела Котлярка. 17 июля нам приказали наступать из Фастова в направлении Брусилова. Произошел исключительно тяжелый встречный бой. К вечеру мы отошли в Фастов. 19 июля немцы пытались ворваться в город, но безуспешно. Были открыты шлюзы на реке Унаве, и заполненные до краев водой глубокие овраги преградили путь фашистским танкам.

Все попытки противника прорвать нашу оборону терпели неудачу. Через несколько дней, стянув к Фастову значительные силы, гитлеровцы подвергли город такой бомбежке и обстрелу, что ночью в нем было светло, как днем. Мы получили приказ оставить Фастов и выйти к Василькову, где стоял наш бронепоезд. Огонь бронепоезда помог оторваться от наседавших на нас танков противника.

А мы, пограничники 94-го отряда, получили приказ прибыть в село Елисаветовка. В этом селе мы оказались не случайно. Встретив упорное сопротивление наших войск под Фастовом и Белой Церковью, гитлеровцы решили перерезать шоссейную и железную дороги, связывавшие эти города. Лучше всего это было сделать у станции Устиновка, к которой вел удобный проселок. Но на пути к Устиновке стояла Елисаветовка. Вот мы и получили приказ занять здесь оборону.

Проселочная дорога входила в Елисаветовку с северо-запада. В густых зарослях вишен особняком стояли две мазанки. Впереди них простиралось пшеничное поле. А позади, словно на вогнутой дуге, спрятались в садах глинобитные дома. Обойти Елисаветовку мешала глубокая балка, по которой текла река Каменка, прикрывавшая село с трех сторон. Заставы расположились по дуге у хат и вишневых посадок.

"При въезде в село установили ложную батарею. Ее смастерили из осей телег, тонких бревен и фанерных щитов. Рядом отрыли окопы истребители танков пограничники резервной заставы лейтенанта Алексея Фоменко. Их прикрывал расчет станкового пулемета, которым командовал сержант Мендрин.

Участок десятой заставы находился в центре обороны у хаты колхозника Дмитрия Ефимовича Павленко. Правее дома Павленко окапывались бойцы одиннадцатой заставы. Лейтенант Петр Аникин и его помощник младший политрук Николай Долбилов, переходя от одного пограничника к другому, подсказывали, где и как лучше отрыть окопы. Окапывались и пограничники девятой заставы, расположившиеся левее нас, близ свинарника и конюшни. Лейтенант Петр Титов установил на чердаке свинарника ручной пулемет, а сержант Иван Сазыкин с пулеметчиками Петром Злотниковым и Иваном Маркеловым рыли окоп у дверей конюшни. Неподалеку от них долбили землю политрук заставы одессит Михаил Эдельштейн и старшина Григорий Артемьев.

За девятой заставой вдоль балки заняла оборону резервная застава во главе с лейтенантом Александром Титковым. На самом фланге была двенадцатая застава под командованием младшего лейтенанта Тихомирова. Правее по дуге располагались заставы четвертой комендатуры. Ими командовал начальник штаба старший лейтенант Андряков. Капитан Андрианов был направлен офицером связи в штаб 6-го стрелкового корпуса.

Командный пункт отряда находился в восьмистах метрах позади, в глиняном карьере, где стоял единственный в селе дом с железной крышей - школа или сельсовет. Тут же были поставлены и четыре отрядные автомашины. Начальник связи комендатуры лейтенант Леонид Пономаренко провел от КП отряда телефонную линию. Затем в подсолнухах связисты отрыли небольшой котлован для командного пункта старшего политрука Коровушкина, принявшего после ранения капитана Гладких командование нашей комендатурой.

Мы занимались своими делами, когда из хаты вышли Дмитрий Ефимович Павленко, его жена, дочь и малолетние сыновья.

- Окапываетесь? - произнес старший Павленко и вздохнул.

- Приказано, - отозвался я, понимая, что наш приход не сулил ничего хорошего.

- Отступаете, стало быть, - вновь с укором произнес Дмитрий Ефимович и положил руку на плечо младшего сына.

- Отходим по приказу.

- Вы не обижайтесь, я ведь старый солдат, воевал в империалистическую, был ранен, на всю жизнь остался инвалидом. Понимаю, что такое война. Думал, может, беда минует нас, а вон нет, докатилась и сюда...

Утешить Павленко нам было нечем, и он ушел в дом. Остались его сыновья. С присущим детям любопытством они стали проворно лазать по садовым зарослям то к одному, то к другому бойцу. Мальчишки просили дать им гильзу или патрон, разрешить подержать оружие, щелкнуть затвором. Кто-то попросил их принести воды, и они наперегонки бросились к колодцу. Набрав ведро и взяв дома кружку, ребята обходили пограничников, предлагая напиться.

Опять появился старший Павленко. Сыновья стали помогать ему выносить из хаты домашнюю утварь в стоявший неподалеку небольшой погреб. Ребятишки бегали проворно. Новое дело увлекло их, хотя вряд ли они хорошо понимали, зачем отец заставляет их таскать из дому вещи и посуду.

Пограничники продолжали рыть окопы. А по улице проходило стадо. Звенели колокольчики, лениво мычали коровы. Казалось, ничто не предвещало беды. Подошел Скляр, и мы уселись на скамейку возле павленковского дома, наслаждаясь этой обыденной деревенской картиной. Наблюдая, как бойцы штыками и лопатами оборудуют позиции, мы заговорили о событиях последнего времени.

Уже середина июля, почти месяц, как началась война, а мы все идем в глубь страны, и нашему отходу пока не видно конца. Немцы прут и прут, хотя мы пытаемся задержать их на доверенных нам рубежах.

Максим вгорячах сказал:

- Все, Михаил, вроде бы ничего, могут наши люди драться с врагом, еще как могут, только вот боевой техники у нас маловато. Ведь от самой границы мы только раз и видели свои самолеты.

- Видно, берегут технику до поры до времени, - отозвался я и стал рассказывать Скляру, как в 1938 и 1939 годах видел парады на Красной площади. Это было, когда я приезжал в краткосрочный отпуск в Москву на праздники из пограничного училища. Моя сестра работала в Московском городском комитете партии, и ей удавалось доставать для меня пропуск на Красную площадь. Припомнил, как на гнедом скакуне из ворот Спасской башни выезжал нарком обороны К. Е. Ворошилов, как звучали фанфары и начинался парад. Стройными рядами проходили пехотинцы, лихо гарцевали кавалеристы, громыхали пулеметные тачанки, тягачи тянули артиллерию, проносились легкие танки, а потом с грохотом вываливались на площадь и тяжелые стальные громадины. Все было торжественно и величаво.

- Дай срок, Максим, - закончил я, - будет у нас и боевой техники вдосталь, и немцы покатятся назад, и мы вышвырнем их с нашей земли, как сделали это в бою у границы.

- Как хотелось бы это видеть скорей, - вздохнул Максим. - Я ведь хорошо, Михаил, понимаю, что фашисты заставили работать на себя промышленность почти всех стран Европы, а мы одни. Гитлеровцы начали внезапно, и их первоначальное преимущество понятно. Я и сам видел все, о чем ты говорил, и верю: настанет день, и мы заставим фашистов убраться восвояси. Только бы знать, когда этот день, наконец, придет...