Архиепископ прибрал к рукам Петрарку так, словно бы занял расположенный по соседству чужой город, - он победил его лестью. Поэт сдался не сразу и на почетных условиях. Он выговорил себе независимость и отказался от каких бы то ни было обязанностей. Но архиепископ сразу заявил, что ничего от него не требует, ему довольно и того, что все знают: Петрарка принял его приглашение и поселился в Милане. Это будет для Висконти большой честью. Разве можно было устоять против таких слов, высказанных столь важным сеньором? "Взвесив все, - писал Петрарка друзьям, - я выбрал то, что лучше, или по крайней мере меньшее зло, впрочем, хорошо ли, плохо ли, но я, несомненно, сделал то, что было необходимо!"

Петрарка поселился в доме на краю города, возле собора святого Амвросия. Из его окна были видны свинцовая крыша собора и две башни у главного входа. Здесь проходил блаженный Августин, его тут крестили, через эти ворота шествовали за железной короной ломбардские короли и германские императоры. Но больше всего приковывала взгляд Петрарки скульптура, изображавшая святого Амвросия: "Как величаво это чело с густыми бровями, какое спокойствие в этих глазах! Он словно живой, только уста немые". Из старого храма доносились мелодии гимнов, которые впервые пел в нем святой Амвросий тысячу лет тому назад. Задняя стена дома прилегала к городской стене, за нею зеленели широкие поля, а еще дальше виднелись снежные вершины Альп. Петрарка хвалил также "необыкновенно целебный воздух", хотя именно здесь подхватил малярию, которая мучила его долгие годы.

Архиепископ Джованни вскоре умер, и после него к власти пришли трое его племянников: Маттео, Барнабо и Галеаццо. Только теперь Петрарка понял, какой плохой выбор он сделал. Но отступать было некуда. Неудача следовала за неудачей. Умер дож Дандоло, вскоре после этого был казнен его преемник Марино Фальери, с которым у Петрарки была давняя дружба, позорно погиб Кола ди Риенцо, обвиненный в измене и лишенный достояния, ушел в изгнание Аццо да Корреджо. Его тяжба со Скалиджери обернулась и против Петрарки: сына поэта Джованни изгнали из Вероны. Податься было некуда, да и Барнабо Висконти был не из тех людей, которые выпускают птичек из клетки.

Это была личность, достойная пера Светония. Для Барнабо самым важным занятием была охота на диких кабанов. Только его дротик мог их убивать, и тот, кто осмелился поднять руку на герцогского кабана, терял ее под топором палача, чаще всего вместе с ней и голову. Подданные вынуждены были содержать герцогскую псарню, насчитывавшую свыше пяти тысяч гончих. Неслыханные налоги ложились на плечи миланцев: турниры, балы, семейные торжества - все это требовало денег. Дети герцога должны были иметь серебряные колыбели.

Петрарка стал крестным отцом одного из них, он подарил крестнику золотой кубок и нарек его Марком, потом он объяснил, почему он выбрал это имя, в длинном латинском стихотворении. В нем он перечислил всех знаменитых Марков, которых знала история, особенно римская, и только под конец вспомнил о евангелисте. Как ни странно, он не постеснялся упомянуть в этом списке и Марко Висконти, двоюродного деда своего крестника, хотя всем было известно, что он погиб от руки одного из племянников. Боккаччо был прав: при дворе Висконти ничего не стоило потерять свободу или совесть.

Петрарка стал политическим деятелем. Для него это было неожиданным, но нельзя сказать, чтобы неприятным. Еще архиепископ Джованни уговорил его быть послом в интересах мира между Венецией и Генуей. Преемники архиепископа, осыпая поэта почестями, также использовали его известность в важных дипломатических акциях. Он был свидетелем при подписании мирного договора между Висконти и Карлом IV. Встретился с императором в Мантуе, провел с ним неделю и провожал его на обратном пути до самой Пьяченцы. Позднее он ездил к императору послом, провел в Праге три месяца, где, окруженный почестями, установил дружеские отношения со многими чешскими епископами. После возвращения в Милан Петрарке доставили письмо от императора - увешанный золотыми печатями пергамент о назначении поэта на должность правителя замка.

Еще никогда владение пером не возносило так высоко. За герцогским столом Петрарка занимал первое место, в Венеции его сажали по правую руку от дожа, императрица Анна, родом княгиня Свидницкая, воспитанница Эльжбеты, дочери Локетека, в собственноручно написанном письме сообщала ему о рождении дочери, короли Англии и Франции задумывались над тем, чем бы порадовать его, и вместо книг присылали золотые кубки. Не было такой высокопоставленной особы, которая, приехав в Милан, не искала бы пути к скромному дому поэта: вначале возле собора святого Амвросия, позднее в Джериньяно, неподалеку от монастыря картезианцев, где была деревенская резиденция Петрарки, названная в честь Сципиона Африканского Linternum[43]. Многие, как, например, Пандольфо Малатеста или Никколо Аччьяйоли, великий сенешаль королевства Сицилии, приезжали в Милан с единственной целью - раздобыть портрет Петрарки, и сочли небывалой честью, что поэт позволил приехавшим переступить порог своего кабинета.

В небольшом городке Бергамо жил некий Энрико Капра, золотых дел мастер. Завороженный именем Петрарки, он стал собирать его произведения, которые в основном сам переписывал, и выпрашивал у поэта все новые и новые. Петрарка иногда посылал ему несколько страниц. Всех поражала его щедрость, ибо он отказывал в этом многим сановникам. Энрико Каира так увлекся наукой, что, будучи уже немолодым человеком, записался в университет. Петрарка старался сдержать его увлечение, опасаясь, что золотых дел мастер может кончить банкротством. Но Капра вынашивал еще более смелую мечту - хотя бы раз в жизни принять у себя в доме Петрарку. Весь Милан смеялся над этим простодушным человеком: Poeta Laureatus отказывался посещать и не такие дома.

Однако, ко всеобщему удивлению и возмущению, Петрарка принял приглашение и в один погожий октябрьский день сел на коня. Собралось множество ломбардских дворян, чтобы сопровождать его в столь необыкновенном путешествии. Все население Бергамо во главе с городскими властями высыпало навстречу. Знатные горожане шли рядом с его конем, приглашая поэта либо к себе домой, либо во дворец муниципалитета. Золотых дел мастер, которого совершенно оттеснили, дрожал от страха, что о нем забудут. Но Петрарка направился именно к его дому. Все там было приготовлено к встрече знаменитого гостя. Золотых дел мастер устроил такой пир, какого в Бергамо еще не видели. Комната, где Петрарка должен был ночевать, казалось, была вся из золота и пурпура; в предназначенной для него кровати еще никто никогда не спал и не посмеет спать. Энрико Капра был так счастлив, что родные опасались за его рассудок. А на следующее утро у него под окнами гудела толпа со штандартами и гербами цехов, сопровождавшая Петрарку до городских ворот.

Вернувшись к себе, Петрарка застал всех своих переписчиков за работой: одни переписывали его творения, другие были заняты переплетением готовых рукописей. На своем столе он обнаружил несколько писем, полученных в его отсутствие; Боккаччо писал, что вскоре будет в Милане. Сбросив плащ и надевая теплую епанчу, которую всегда носил во время работы, Петрарка задумался о том пути, который прошел. Он шел всегда словно из полумрака на ослепительный свет.

Сначала могло казаться, что поэт стремится лишь к полноте знаний, что он хочет познать все богатство человеческой мысли, сохраненной на пергаменте, но это была наивная и робкая мечта ученика. Впрочем, она сбылась: никто не мог похвастать, что знает больше его, разве только если речь шла о таких науках, к которым он относился пренебрежительно: об астрологии или опиравшейся на магию медицине. Но даже здесь он мог бы преподать урок многим - в звездах он понимал не меньше астрологов, доктрину которых отвергал, считая смешным предрассудком, зато он знал в них толк как поэт и, не веря в то, что звезды могут влиять на пищеварение, был уверен, что они могут управлять сердцами.