Третьим был огромного роста мужчина в великолепном курдистанском военном облачении. Он не говорил, но кланялся по восточному обычаю, поднимал свой разукрашенный яркими перьями меч и помахивал им. Я сразу узнала его. Это был Сафар Али-Бек, вождь племени курдов, который всегда провожал меня в моих поездках верхом по Армении в районе горы Арарат. Однажды он спас мне жизнь. Он склонился к земле, как бы поднимая горсть песка, и затем развеял его, после чего прижал руку к груди, – жест, который встречается только у племени Курдистана.

Четвертый был черкесом. Можно было подумать, что я нахожусь в Тифлисе, – так безукоризнена была его одежда «нукера». «Нукер» – это человек, который бежит или впереди седока, или позади его. Он говорил, но больше поправлял мои слова, которые я произнесла неправильно. Когда я вновь их повторила, он, улыбаясь, поклонился и на чистейшем татарском «гутурали» сказал слова, которые так знакомо звучат в моих ушах: «Чок якши» («хорошо») и ушел.

Пятой показалась старая женщина в русском платке. Она сказала мне по-русски, называя меня ласкательным именем, как она это делала во время моего детства. Я узнала служившую в нашей семье няню моей сестры.

Шестым появился огромный сильный негр. На голове его была удивительная величественная прическа – какое-то подобие рогов из волос, перевязанных чем-то белым или желтым. Вид его мне показался знакомым, но я не могла припомнить, где я его видела. Тогда он произвел несколько быстрых движений, и эта мимика помогла мне его узнать. Это был колдун из Центральной Африки. Он широко улыбнулся и исчез.

Седьмым появился высокий седой господин, одетый в черный сюртук. На шее его, на красной ленте с двумя черными полосками, висел орден Св. Анны. Мне показалось, что это мой отец, хотя он был намного стройнее. С волнением я заговорила с ним по-английски, спросив: «Вы мой отец?» Он отрицательно покачал головой и ответил, как любой смертный, на русском языке: «Нет, я твой дядя». Все присутствовавшие услышали это и запомнили слово «дядя».»

Блаватская не узнала всех духов, появившихся перед ними. Полковник Олькотт говорил: «Среди наиболее замечательных существ, появившихся тогда перед нами, был один, который мог быть индийским кули или арабским атлетом. Он был моего роста, темнокожий, живой, худощавый. Рисовавший его художник сказал: „Он произвел на меня гораздо большее впечатление, чем другие духи. Я и сейчас его представляю перед собой: тонкий, только кости и мускулы, гибкий, как мошка. Одежда – плотный прилегающий к телу камзол, по-видимому хлопчатобумажный; кальсоны засунуты в ботинки, вверху перевязаны широким матерчатым поясом. На голове красный платок. Он подошел к г-же Блаватской, но она его не узнала…“

Е.П.Б. говорила: «Эти, так называемые „духи“, которых я видела и узнала у Эдди, в том числе и мой дядя, были людьми, о которых я иногда думала и хотела их повидать. Объективизация их астральных форм вовсе не является доказательством того, что это умершие люди, явившиеся нам после смерти. Я произвела опыт, о котором я ничего тогда не сказала полковнику Олькотту. Среди других я вызвала того, кто был жив и здоров. Это Михалко – мой грузинский слуга. Как меня потом известила моя сестра, он находился тогда с каким-то своим родственником в Кутаиси. О нем говорили, что он умер, но он в больнице выздоровел.

Также и с материализованной формой моего дяди. Я сама создала его своей мыслью, не говоря об этом никому. Это была как бы пустая форма моего дяди, которую я представила себе и создала из астрального тела медиума. Я знала, что Вилли Эдди был гениальным медиумом, и феномен получился очень удачным.

Кратко говоря, во время моего пребывания в Америке я могла вступить так в общение с теми, кого мне хотелось видеть. Только в снах и личных моих видениях у меня был настоящий контакт с моими кровными родными и с теми друзьями, с которыми у меня была взаимная духовная любовь. По причине психо-магнетической, которую здесь в кратких словах объяснить невозможно, эти духовные сущности людей, которые нас любили, за очень небольшим числом исключений, к нам не приближаются. Им это не нужно, потому, что если они не полностью преданы злу, то находятся в девачане в том радостном состоянии, в котором они духовно соприкасаются со всеми и со всем, что они любили. В тех оболочках, которые отделились от их высших принципов, нет уже ничего общего с ними. Эти скорлупы стремятся не к своим родственникам и друзьям, а скорее к тем, кто родственен им по своей низшей природе. Так скорлупа пьяницы устремляется к пьянице или к тому, в ком этот порок находится в еще спящем состоянии. В последнем случае она развивает в нем эту страсть, используя его органы, чтобы утолить свою жажду. Скорлупа человека, умершего исполненным сексуальной страсти, будет стремиться к их удовлетворению и т. д.». [20, с.103, 104]

«Само собой разумеется, что-то, что неотвратимо нас притягивает на земле, на ней и остается и не может следовать за душой и духом – этим высшим принципом человека. С ужасом и отвращением я часто наблюдала, как такая ожившая тень отделялась от медиума, как отделившись от его астрального тела, она воплощалась в тело другого, родственного по переживаниям человека. А этот другой, придя в восхищение, широко раскрывает свои объятья такой тени, убежденный, что это его дорогой отец или брат, восставший из тлена, чтобы убедить его в вечной жизни… Ах, если бы они знали правду, если бы они верили! Если бы только они могли увидеть, как это часто видела я, как такая бестелесная сущность овладевает кем-то из присутствующих на спиритическом сеансе. Она окутывает человека как бы черным покрывалом и затем медленно исчезает в нем, как если бы поры этого человека всосали ее». [19, февраль, 1895]

В одном из писем к своим родным Блаватская резюмирует свои наблюдения у Эдди: «Таким или иным способом мы создаем подобия тел умерших наших близких… Я с определенной целью посетила однажды семью одного сильного медиума, жившую вблизи Эдди, наблюдала его целых две недели и проделала эксперименты, которые я, конечно, не разглашала. Я наблюдала эти бездушные тела, земные, телесные тени тех, души и дух которых по большей части уже давно их оставили, но скорбь живущих заставляла ушедших поддерживать свои полуматериальные тени. Такие тени сотнями толпились у медиумов и их посетителей.

Не только эти привидения ассимилировали астральное тело медиума, но медиум В. Эдди бессознательно из ауры посетителя создавал облик его умершего родственника или друга.

Было страшно наблюдать этот процесс! Это часто делало меня больной, у меня кружилась голова. Но мне надо было смотреть. Единственное, что можно было сделать, это держать эти отвратительные существа на расстоянии от себя. Но следовало видеть, как спиритуалисты приветствовали эти тени! Они плакали и радовались вокруг медиума, который был весь покрыт этими материализовавшимися тенями. Но мое сердце часто обливалось кровью. Я часто думала: «Если бы они могли видеть то, что вижу я! Если бы они только знали, как с их помощью возрождались непреодоленные страсти и земные мысли ушедших людей. Весь этот груз, который не может сопутствовать освобожденной душе и который остается в земной атмосфере, с помощью медиума и окружающей его публики становился видимым. Невидимый астральный мир это то место, где „тени“ задерживаются после смерти. Это реальность, о которой писали древние в своих сказаниях. Иногда я видела, как такие фантомы оставляли астральное тело медиума и кидались на кого-нибудь из из присутствующих, обнимали его и затем медленно исчезали в его живом теле, как бы всасываясь в его поры». [20, с. 137—139]

Совсем особый феномен проявился в Читтендене 2-го октября. О нем Олькотт рассказывал так: «Вечером при лунном свете было светло как днем… Когда был потушен свет, в темном круге, Джордж Дикс (некий „дух“, который часто являлся) предложил г-же Блаватской: „Я хочу дать вам доказательство, что происходящие на этом сеансе манифестации настоящие. Мне кажется, что это убедит не только Вас, но и весь скептический мир. Я вложу в вашу руку булавку от ордена, который ваш отважный отец носил при жизни и который похоронили вместе с его телом в России. Его принес ваш дядя, которого вы видели сегодня материализованным“. Я услышал, как вскрикнула г-жа Блаватская; и когда зажгли огонь, мы все увидали, что она держит в руке очень красивую булавку. Придя в себя, она сказала, что эта булавка действительно положена была с ним в гроб вместе со многими другими его орденами, что она ее опознала по сломанному кончику, который она сама нечаянно сломала много лет тому назад, и что по всем данным этот орден вместе с другими орденами и крестами был захоронен с телом ее отца.