На полных оборотах опробованы моторы, отпускаю тормоза, и длинная взлетная полоса набегает на торпедоносец. Не делая круга, выхожу на маршрут. Ведомые выстраиваются на догоне. Теперь они идут, плотно прижавшись ко мне: справа командиры звеньев И.И. Репин и М.В. Ремизов, слева – командир звена Г.А. Зубенко. Через прозрачные колпаки кабин мне видны их лица – спокойные, полные мужского достоинства, и в сердце рождается чувство единения, гордость за моих товарищей. Показываю им большой палец: хорошо, мол, взлетели и идем хорошо. В ответ кивают головой, скупым жестом руки показывают, что и у них все в норме.

В ясные сентябрьские дни на Балтике много солнца, черта горизонта видна за десятки километров и только отдельные облачка прячут ее от человеческого взора. Неожиданно попадаем в дождевой заряд, летчики ближе приближаются к ведущему, это – правило. Но заряд быстро проходит, и солнце, сняв туманную пелену, вновь распахивают видимость на многие километры.

Оглядывая горизонт, далеко справа замечаю очертания небольшого транспорта, спешащего укрыться в финских шхерах. Он идет один, без корабля охранения, и мне никак не хочется упускать такой случай. Решаю лично атаковать его, не распуская группу. Транспорт встречает меня редким огнем – зенитных средств на нем не так уж много, это придает мне уверенности и я, маневрируя, сближаюсь на минимальную дистанцию, обстреливаю его из курсовых пулеметов и сбрасываю торпеду. Но, видно, кто-то из команды этого неказистого парохода родился в рубашке. Им повезло, мелководье спасло их. Торпеда ныряет до грунта и, застряв в нем, взрывается. Судно уходит невредимым.

Я пристраиваюсь во главе группы и веду ее дальше, кляня себя за мальчишество. Ну, зачем я атаковал этот чертов пароходишко? Разрядившись раньше времени, я теперь почти безоружен и при атаке конвоя могу помочь группе лишь пулеметным огнем. Какая досада, какая промашка! И хотя бы утопил! А так ни за что, ни про что напрасно пропала торпеда! На душе кошки скребут, хоть возвращайся за новой торпедой, но не могу, не имею права бросить ведомых, боевую задачу надо выполнить во что бы ни стало. А у нас теперь те же четыре бомбы, но торпед-то всего одна!

Ведомые идут за мной строем. Сейчас они все внимание сосредоточили на ведущем – мы подходим к району, где находятся транспорты. Теперь от ведущего зависит успех боя, это понимаю я, это понимают летчики. Вот-вот появятся вражеские корабли, и мы пойдем в атаку, не щадя себя. Таков закон войны, такова наша профессия.

Все внимание – море: важно на предельной дальности обнаружить транспорты и выгодно развернуть группу для атаки. А вот и они! Взгляд машинально фиксирует положение стрелок часов на приборной доске: они показывают 12.20. Гитлеровские суда идут двумя караванами. В первом несколько десятков вымпелов, крепкое охранение. Я выбираю второй: три транспорта и танкер, да и охранение здесь пожиже. Завожу группу в атаку со стороны солнца.

Нас обнаружили. Навстречу несется шквал огня. Уходя из Таллинна, немцы нагромоздили на палубы все, из чего можно стрелять по самолетам. Среди рвущихся тут и там снарядов зенитных орудий среднего калибра мечутся, сплетаясь и расходясь, огненные трассы автоматических малокалиберных зенитных пушек и пулеметных установок. Все эти яркие осы жалят смертельно и, кажется, не найти щели, не найти лазейки, чтобы сквозь них прорваться к транспортам. По моей команде топмачтовики Зубенко и Ремизов выходят вперед, обеспечивая Репину торпедную атаку. Стволы их пулеметных установок, нацеленные на корабли, захлебываются беспрерывными вспышками выстрелов. Вместе с ними и я бросаю «Бостон» в пологое пикирование на корабли охранения, поливая их палубы свинцом. Это все, что я теперь могу сделать, в который раз мысленно кляня себя за загубленную торпеду.

Две бомбы попадают в центральную часть транспорта, оттуда, как из вулкана, вырывается красное пламя с черным зарядом дыма, обломки взлетают выше нас. Репин атакует торпедой, она разворачивает кораблю носовую часть и довершает дело. Уходя из зоны огня, прохожу над самыми мачтами другого транспорта и вижу, как офицер с палубы стреляет по моему самолету из пистолета. Ну, это не самое страшное…

Как и было условленно, после атаки собираемся группой и в прежнем порядке следуем на свой аэродром. Настроение немного улучшилось: и транспорт потопили, и возвращаемся без потерь. Правда, не обошлось и без огорчений. Оказывается, на машине Репина снарядом повредило систему шасси и при посадке сложилось правое и переднее колеса. Самолет поломали, но экипаж, к счастью, отделался незначительными ушибами.

На земле узнали, что группа командира полка отработала удачнее. Ситяков – торпедоносец и его ведомый топмачтовик лейтенант Пудов потопили транспорт водоизмещением в 10000 тонн, а Борисов с Богачевым – в 7000 тонн. Две единицы за один вылет – тут оставалось только позавидовать.

– Отстаем мы, товарищ майор, – удрученно, хотя и не без подначки заметил Ремизов.

– Не вешай голову, в следующий раз догоним и перегоним.

Я и не предполагал, что этот самый «следующий раз» наступит через пару часов. Пока самолеты моей группы заправлялись горючим, боеприпасами, подвешивали бомбы и торпеды – а последняя процедура занимала особенно много времени, о чем я еще расскажу ниже – группа командира полка вторично в этот день пошла на взлет. Теперь их было пятеро: с торпедами вылетели Ситяков и дополнительно включенный в группу командир 3-й эскадрильи капитан Мещерин. Борисов, Богачев и Пудов взяли по две полутонные бомбы.

Намеренно опускаю здесь подробности повторного вылета обеих наших групп. Все повторялось как в фильме, снятом по скопированному сценарию: и шквал огня в лицо, и дерзкие атаки навстречу смерти. Хорошо еще, что истребительная авиация противника, прикрывавшая свои отступавшие сухопутные войска, не проявляла активности ни на маршруте, ни в районе цели. Обнаружив канвой, майор Ситяков принял смелое решение: по его команде капитан Мещерин в одиночку, без топмачтовиков, с ходу атаковал транспорт водоизмещением в 6000 тонн и потопил его одной торпедой. Сам ведущий, не распуская оставшуюся группу, повел ее в атаку на выделявшийся своими габаритами транспорт водоизмещением в 15000 тонн. Такая добыча встречалась нечасто и майор Ситяков правильно решил, что игра стоит свеч. После попадания нескольких бомб и торпеды гигант быстро погрузился в морскую пучину.

Правда, на этот раз домой возвратились не все. Вражеские зенитчики сумели подбить самолет лейтенанта С.П. Пудова. Объятый пламенем «Бостон» упал в воду. Вместе с летчиком погибли штурман П.М. Быстров и стрелок-радист А.Г. Крамарь. Два прямых попадания было и в самолет капитана Мещерина. Один снаряд пробил бензобак, другой разворотил левую плоскость, тем не менее Мещерин благополучно дотянул до аэродрома.

Обо всем мы узнали, конечно, по возвращении. А вылетев вскоре после группы командира полка, мы настигли вражеский конвой далеко в море. Четыре транспорта шли быстрым ходом на запад под охраной эсминца и тральщика. Это уже солидное прикрытие, с которым нельзя не считаться. Мой ведомый топмачтовик Зубенко и я атаковали головной транспорт водоизмещением в 8000 тонн. Бомбы и торпеда попали в центральную часть судна, которое очень быстро затонуло. Большой успех выпал и на долю второй нашей пары, где подбитого в предыдущем вылете Репина заменил командир 2-й эскадрильи майор Б.Е. Ковалев. Вместе с топмачтовиком Ремизовым он пустил на дно еще один крупный корабль.

И моя группа добралась до Клопиц не полностью, хотя до гибели людей не дошло. Серьезные повреждения получил самолет Зубенко. До ближайшего на маршруте аэродрома Котлы летчик шел на одном моторе и приземлился на полосу с убранными шасси, так как они не выпускались. Сделал он это мастерски, экипаж не пострадал.

Только зарулив на стоянку, я понял, как сильно устал. Выключили моторы, и тишина словно ударила по барабанным перепонкам так, что ушам стало даже больно. Не хотелось двигаться, не хотелось шевелить ни рукой, ни ногой. Я чувствовал себя опустошенным и морально и физически, это была настоящая прострация – вот что значит дважды за один день сходить в торпедную атаку без какого-либо обеспечения! Казалось не осталось сил даже дышать.