Что тут думать? Мы-то знаем, что значит привести самолет в какую-то точку, нисколько не уклонясь от расчета. Даже и при спокойной погоде. А если «мессеры»?

— Главное тут…

— Не накаркать.

— Ага, и не сглазить.

На том и сошлись.

О ходе боя узнали потом из рассказов вернувшихся товарищей.

Штурман Дуплий точно и своевременно вывел группы торпедоносцев на цель. Буркин подал сигнал — атакуем с ходу. Обе группы под разными курсовыми углами устремились на конвой. Низкие торпедоносцы — с резким снижением.

На кораблях заработали зенитки. Средние полуавтоматические, автоматические, спаренные и счетверенные пулеметы… Ближе — гуще. Сплошная метель…

Торпедоносцы Ольхового едва не задевают своими «сигарами» воду. Боевой курс! Пятнадцать-восемнадцать секунд всего-то…

И в этот момент нападают два Me-110. Первая очередь, с дальней дистанции. Не сманеврируешь, не свернешь. А наши ястребки уже перескочили конвой, ждут по ту сторону…

Чтобы не попасть под огонь своих зениток, «мессеры» круто взмывают в высоту. Затем кидаются на чуть отставший самолет Синицына. Снопы огня из пушек и пулеметов. Сраженный торпедоносец проносится над палубами вражеских кораблей, втыкается в море…

Штурманы Касаткин, Ляпин и Тихомиров успели прицельно сбросить торпеды.

"Мессеры" насели на Ольхового. Два наших истребителя, развернувшись, устремились наперерез. Пара очередей, и ведущий фашист камнем падает вниз…

Группа Буркина отцепила все пять торпед. Они приводнились по носу головного транспорта и начали «оплетать» его паутиной своих кругов…

Взрывы. Один транспорт и три баржи получили торпеды в борт.

Пока наши истребители выручали Ольхового, к ним сзади пристроились четыре «мессера» — очевидно, спешили на выручку к своей паре, но опоздали. Набросились на ведущего. Прикрывавший его напарник моментально вернулся и ударил из всего бортового оружия по ведущему фашистской четверки. «Мессер» вспыхнул и развалился в воздухе. Оставшиеся без командира гитлеровцы поспешили выйти из атаки.

От зенитного огня самолет Ольхового получил повреждение мотора, в стабилизаторе и плоскости зияли огромные дыры. Скорость еле позволяла удерживать высоту. Тем временем наши истребители распылили свои силы: прикрывали группу Буркина, пару Вальцева. И только двое сопровождали Ольхового. Озлобленные неудачами гитлеровцы решили отыграться за его счет.

Два «мессера» сковали боем прикрывавшую пару ястребков, два других со снижением устремились на торпедоносец. Ольховой перевел самолет в отлогое планирование, намереваясь прижаться к воде и предоставить своим стрелкам наилучшие условия для обороны. Фашисты не открывали огня, надеясь расстрелять поврежденную машину в упор. Стрелки Петр Коношенков и Павел Шевченко также не торопились, чувствуя, что гитлеровцы не ожидают отпора. И вот они приблизились и уже собирались нажать на гашетки…

От метких очередей «мессеры» отпрянули, точно ошпаренные кипятком.

— Ага, гады! — кричал, торжествуя, Шевченко.

Фашисты снова заходят в атаку, и вновь пулеметы стрелков окатывают их огнем. Но силы неравны. В кабине летчика запахло бензином, разбита приборная доска, самолет с трудом держится в воздухе.

Тяжело раненный в грудь Коношенков сполз с верхней турели на пол. Шевченко занял его место у крупнокалиберного пулемета, а Петр подполз к люковой установке. Снова атака. У стрелков на исходе боеприпасы…

За израненным торпедоносцем следует клубок вьющихся истребителей. Шевченко видит, как пара наших ястребков отбивается от обложивших ее четырех фашистов. Два Me-110 отделяются от клубка…

— Держаться, держаться! — кричит в микрофон Ольховой.

"Мессеры" атакуют сбоку. Шевченко поворачивает пулемет до отказа, но достать их не может. Ведущий фашист палит из всего оружия, трассы сливаются в огненную плоскость. Она стелется под фюзеляжем торпедоносца. «Мессер» приподымает нос…

Густой пучок трасс, пройдя сквозь кабину воздушного стрелка, обрывается, гаснет. Тяжело раненный Шевченко падает вниз, на пол кабины.

На выручку приходит еще пара наших истребителей. Теперь «мессерам» не до атак. Они спешно выходят из боя и скрываются в стороне Севастополя.

Ольховой дотянул до аэродрома в Евпатории и посадил там свой изрешеченный самолет с истекающими кровью боевыми друзьями.

Штурмовики 13-го полка вышли на цель после удара наших торпедоносцев. Атаковали со стороны солнца. Тарасов перевел машину в пикирование, за ним скользнули ведомые. Прорвав завесу разрывов и трасс, высыпали серии бомб на сторожевой катер. Его тут же поглотило море. Гвардейцы пошли на повторный заход.

После того как четверка Тарасова сбросила на корабли охранения более пятисот мелких бомб и основательно обработала палубы пулеметным огнем, в атаку пошли топмачтовики. В это же время истребители прикрытия завязали бой с шестью Ме-110, прикрывавшими остатки конвоя; к ним вскоре присоединилась еще пара «мессеров».

На долю топмачтовиков остались две быстроходные десантные баржи. Они яростно оборонялись. Перед носом машины комэска Либермана повисли черные шапки, дымные шнуры «эрликонов». Сбоку, снизу, сверху…

Ведущий бесстрашно сближается с целью. Из его носовых пулеметов вырываются огненные струи, несутся навстречу бешено стреляющему кораблю…

— Пора! — подсказывает штурман Яков Мотицын.

Командир нажимает на кнопки. Через несколько секунд мощные взрывы скрывают обе баржи…

Вышедшие из атаки штурмовики и топмачтовики были атакованы четырьмя Ме-110: наши ястребки, увлеченные боем, не заметили, как к гитлеровцам подошло подкрепление.

— Справа "мессеры"! — доложил стрелок-радист Леонтьев своему командиру Тарасову.

Самолет метнулся вправо, огненные трассы прошли рядом. Тарасов развернулся на девяносто градусов, повел свою группу в сторону солнца. На миг ослепленные гитлеровцы прозевали момент. Леонтьев поймал одного в прицел, выпустил длинную очередь. «Мессер» перевернулся на крыло и упал в море.

— Есть один! — доложил стрелок командиру. И тут же пошел вниз еще один: его срезал стрелок-радист Старцев…

В конце дня мне и Александру Жесткову было приказано просмотреть подходы к порту Констанца — здесь был узел коммуникаций, соединяющих вражеские тылы с войсками, осажденными в Севастополе. Ведущим назначили меня.

Отыскать корабли противника в сумерках и поразить их — задача весьма трудная. Этим и объяснялось, что она была поручена нам — наши экипажи считались наиболее опытными и слетанными, штурманы Николай Прилуцкий и Иван Локтюхин пользовались репутацией признанных мастеров торпедных ударов.

Взлетели в девятнадцать, через два с лишним часа были в районе поиска. Южные сумерки быстро сгущались. Надо было торопиться. Расчет поиска строили так, чтобы заметить корабли на фоне светлой стороны горизонта. Вскоре блеклую полоску заката перечеркнули черные столбы, превратили ее в пунктир. Конвой! Вот уже различимы и силуэты. С ходу направляю самолет на большой транспорт. Рядом идет Жестков. И вдруг…

— Командир, взгляни вправо!

Но я уж увидел, секундой раньше, — еще один конвой! И тоже с довольно большим транспортом. Что делать? Приказать Жесткову атаковать второй? Но менять курс в полутьме, притом выдержать высоту…

На решение — считанные секунды. За двумя зайцами…

Выбрал то, что верней — атаковать первый транспорт парой. Бдительность на кораблях охранения из-за наступившей темноты была снижена. Не встретив противодействия, сбрасываем торпеды с дистанции четырехсот метров. Только при выходе из атаки видим взлетающие мячи «эрликонов». Поздно! В транспорт водоизмещением две с половиной тысячи тонн попали обе торпеды. Судьба его была решена.

— Знатно сработали! — сам себя похвалил Прилуцкий. — А я уж подумал, что ты пожадничаешь, командир…

— Вовремя вспомнилась поговорка о двух зайцах.

— Вот видишь, и фольклор помогает.

— Все помогает, когда везет! Эх, была бы еще торпедка…

В тот же вечер четыре экипажа нашего полка выполнили минные постановки у входа в Сулинское гирло. При этом они были обстреляны из автоматических пушек с судов, стоящих в устье Дуная. Видимо, враг изменил тактику: опасаясь минных заграждений, устанавливаемых ночью, заблаговременно выводит свои плавсредства на фарватер.