Последние сбросил, теперь-то вывернется, — вздыхает Прилуцкий. — До цели пять минут, командир!

Подходим к берегу. Сам берег почти не виден, мы его больше определяем по вспышкам зениток и частоколу гигантских свечей.

— Снижайся еще, командир. Так… Разворот… Доворот…

Под нами Камышовая.

— На боевом!

Через минуту машина «вспухает». Еще через полминуты — опять.

— Мины сбросил!

Разворачиваюсь вправо. Облегченный самолет охотно набирает высоту, попутный ветер увеличивает скорость.

— Домой придем на двадцать минут раньше расчетного, — весело оповещает экипаж штурман.

— Как, Коля, после каникул?

— Все как по нотам, командир! Три месяца перерыва, не шутка. Замена обоих моторов на самолете…

У капонира нас ждет весь технический экипаж.

— Спасибо, Миша! — жму крепкую, приятно скользкую от въевшихся масел ладонь Белякова.

В ответ та улыбка, значение которой я понял по-настоящему, кажется, только сегодня.

Задание выполнили успешно все экипажи. Главная заслуга тут — штурманов. Ну и, конечно, Корнилова. Пострадала одна его машина, и то незначительно, если учесть, в каком побывала аду…

Утро 11 апреля. Наша эскадрилья вновь на дежурстве — пять бомбардировщиков, два торпедоносца. Готовность к вылету — тридцать минут. Ведущий всей группы — комэск капитан Чупров, пару торпедоносцев приказано возглавить мне. Задача — комбинированный удар по кораблям: их должны обнаружить экипажи самолетов-разведчиков 30-го разведывательного авиаполка.

Потянулось время. Погода сложная, с утра по низинам залегал туман. Днем он поднялся, но высота нижней кромки оставалась не более двадцати — тридцати метров.

К вечеру на стоянку прибыл замполит майор Шевченко. Радостная весть: войска 4-го Украинского фронта прорвали оборону противника на всю глубину, овладели станцией Джанкой.

Экипажи ответили дружным «ура».

— Еще не все, — переждал шум Иван Григорьевич. — Только что стало известно: перешли в наступление войска Отдельной Приморской армии. Сегодня они освободили Керчь!

Не успело затихнуть второе «ура», появился посыльный из штаба: Минакова и Ковтуна со штурманами срочно вызывает командир полка.

— Ну вот, и работка подвалила, — улыбчиво прищурился Иван Григорьевич. Бегите, хлопцы, я тут проверю, все ли готово к ночному вылету.

В штабной землянке, кроме нас, собрались Корнилов, Чупров, Пресич, Федор Федоров, Алфимов. Все — со штурманами.

— Погода сложная, — несколько необычно начал постановку задачи командир полка. — Полетите во второй половине ночи. Приказано поставить минные заграждения в Сулинском гирле. Сейчас уясните задание и отправляйтесь на отдых.

На аэродром вернулись в час ночи. Здесь все уже было готово. Под фюзеляжем — новые, еще не испытанные нами мины. В лучах фонарей они выглядят особенно внушительно.

В два сорок пять взлетел первый. Жду своей очереди. Как назло начинает моросить дождь, мгла сгущается в мутный кисель. Выруливаю на старт, набираю скорость. Машина нехотя отрывается от земли, с трудом взбирается вверх. Осторожно, с небольшим креном — «блинчиком» — разворачиваюсь, ложусь на заданный курс. Лечу вслепую, ни земли, ни неба. Трудно будет штурману выйти в заданный район, если и дальше не прояснится. На всякий случай стараюсь предельно точно держать курс и режим.

Час полета над сушей, затем море. Облачность стала рваной, улучшилась видимость. А еще через тридцать минут открылось все звездное небо.

Прилуцкий подает команду на снижение. Затем начинается обычное:

— Командир, вправо пять. Еще пять вправо. Высоту так держать!

Увеличиваю обороты, перехожу в горизонтальный полет.

— Пошли! Легкий рывок. Самолет становится послушней.

— Парашюты раскрылись! — докладывает Должиков. О точности не спрашиваю: в такой обстановке мой штурман промазать не может. Один из лучших минеров, в первых полетах участвовал, к устью Дуная, еще в тридцать шестом полку, с замкомэском Осиповым…

Ложимся на обратный курс. Экипаж молчит, убаюканный гулом моторов. Все заботы позади, мысли обращаются к дому. Сначала к ближнему — аэродрому, нашей кают-компании, где обитаем теперь чаще днем, чем ночами. Потом к дальнему, к родным Минводам. Как там мать, отец? Что-то долго нет писем. И от Тамары, моей милой невесты. Сколько времени уже нет? А сколько прошло, как побывали там в отпуске вместе с Прилуцким? Но считать лень, начинает клонить в сон…

— Штурман, сколько времени мы в полете?

— Три часа двадцать минут.

— А Минводы помнишь?

— Помню, как же! Держись, командир; Не хватало воткнуться в море… Как думаешь, освободят наши Крым к 1 Мая? И Севастополь?

Тут вмешивается Жуковец. О Севастополе он равнодушно слышать не может.

— Главное, оборону внешнего обвода прорвать, а там пойдет!

— Тебя бы командующим назначить, Сашок! — подает голос Должиков.

— Я и на зама, пожалуй, согласен. Ты там доложи…

— Ладно, поговорили, ребятки! Про воздух не забывайте, а то что-то больно уж нам везет.

— Возим подарочки, как невесте…

Угадал штурман слово. Или я сам машинально шепнул его в ларингофон? Может быть, мысль отзывается незаметно в колебаниях голосовых связок? Устарелое слово. Вслух я Тамару так не зову, даже с Прилуцким, когда вспоминаем свой отпуск в Минводах. А про себя — только так. А что — девушка? С девушками гуляют, девушки пишут, девушкам обещают… У нас — уговор. Уже и родители, ее и мои, как родные. От них, верно, слово-то и пошло…

— Светает, командир.

Светает. Внизу проглядывается лента шоссе Мелитополь — Геническ. Ориентир тебе, Коля!

— Не заблудимся, не в лесу!

Снова лишь гул моторов. Удачно сменили их, работают как часы. Сто раз, верно, проверил Миша. Опять как новенькая наша старушка «пятерка». Дотянет и до конца войны. Если, конечено…

— Сколько до дома, штурман?

— До которого, командир?

Опять угадал. Скоро, видно, и вовсе без слов обходиться будем…

12 апреля. Наши войска стремительно наступают, враг поспешно отходит к Симферополю. Почти полностью освобожден Керченский полуостров.

Рассаживаемся в штабной землянке. Лампочка от движка освещает сосредоточенные лица, планшеты с картами на коленях. Начальник штаба докладывает командиру полка: все экипажи, идущие ночью на задание, собраны.

Михаил Иванович Буркин в приподнятом настроении.

— Прежде чем ставить задачу, доведу до вас сводку по действиям ВВС ЧФ за прошедший день. 11 апреля тридцать четыре самолета-штурмовика под прикрытием сорока восьми истребителей нанесли ряд последовательных ударов по скоплению плавсредств противника в Феодосийском порту. При этом потоплены один тральщик, две десантные баржи, три катера…

С минуту в землянке стоит одобрительный шум.

— Нам предстоит поставить мины у порта Сулина и в Сулинском гирле. Трем экипажам обеспечить связью торпедные катера, совершающие переход с Кавказа в Скадовск, подсветить отдельные отрезки пути светящими авиабомбами. Экипажу Киценко перед тем сбросить груз партизанам. Значит, у вас две задачи, старший лейтенант.

Майор отыскивает взглядом Киценко, выдерживает значительную паузу. Продолжает, как будто обращаясь к нему одному:

— Метеоусловия ожидаются довольно сложные: видимость ограничена дымкой, к утру возможен туман.

Киценко смущенно кивает. На лицах летчиков появляются улыбка.

Дело в том, что Киценко недавно "отчудил номер", как выразился комэск. В ту ночь на маршруте встал грозовой фронт, всем экипажам был дан приказ вернуться. Все и вернулись. Кроме Киценко. Киценко прождали до утра. Утром садится, докладывает: "Задание выполнил". Комэск только плюнул, пошел к командиру полка. Михаил Иванович вызывает: "Где вы были до утра, Киценко?" "Как где? Задание выполнял. Отбомбились точно по цели". — "В такую погоду?" "Погода нормальная. Фрицы как раз не ждали". — "Значит, радист у вас никуда не годится!" — "Радист зверь!" — "Зверь, а радиограмму о возвращении не принял".