Шуле были противны все эти уловки. Сначала девочки насмехались над ней, звали ее послушницей, но в глубине души уважали ее, и в конце концов оставили в покое.

После долгих месяцев мучений, Шуля все же обрела покой и чувствовала себя в безопасности. Кроме матери - игуменьи и Терезы, ее тайна была известна, казалось, только ответственной за ее воспитание - сестре Фелиции. Та время от времени приглашала Шулю к себе в комнату, старалась втянуть ее в разговор, расспрашивала о планах на будущее.

Шуля не скрывала от монашки, что она хотела бы стать медсестрой. Она все еще надеялась встретить когда-нибудь свою мать и работать вместе с ней.

Сестра Фелиция одобрила ее желание и даже обещала, что монастырь поможет ей. Многие монахини работают в больницах, и Шуля сможет стать медсестрой, но для этого ей нужно будет связать свою судьбу с монастырем. Шуля промолчала. Это рассердило монашку. Она привыкла слышать от воспитанниц клятвы и заверения, которые те произносили, преклонив колени и возведя глаза к небу; потом однако, сестра Фелиция не раз уличала девочек в нарушении клятв.

Оните же не клялась, в ее душу не так-то легко было проникнуть. Это был закрытый мир.

Когда по вечерам Шулей овладевало чувство одиночества, она выскальзывала из комнаты и отправлялась бродить одна по темным коридорам и залам монастыря. Коридор со сводчатым потолком выглядит в темноте как древняя пещера, в которой первые христиане укрывались от преследований.

Спокойно и хорошо ей бывало только рядом с Терезой, но лишь изредка Шуле разрешали сопровождать ее старшего друга, когда Тереза отправлялась в город. Сестра Тереза, любительница искусства, водила Шулю по костелам и монастырям, рассказывала об их архитектуре и стиле икон и росписей. Шуля любила ходить в красивый костел Святой Анны, смотреть издали на его тянущиеся ввысь башни.

Два-три раза в неделю девочек возили на групповую прогулку. Построившись парами, они проходили по улицам города, топча подтаявший снег, разглядывали дома и полупустые витрины, чтобы как-то развеять скуку.

Но для Шули и эти прогулки были какой-то разрядкой. Она жадно вглядывалась в лица прохожих: может, встретится кто-нибудь свой? Иногда они видели евреев, подметавших улицу. На их согнутых спинах желтела шестиконечная звезда, бледно - серые лица сливались с цветом растоптанного снега, который эти тени людей из последних сил сгребали к обочине.

Шуля с надеждой вглядывалась в измученные лица: может быть?. . Но напрасно.

БИРУТЕ МАГДАЛЕНА

Прошла суровая зима. Снежные бураны бушевали вовсю; долгие месяцы земля была покрыта снегом. Кровь, впитавшаяся в землю, не заставила его покраснеть. Он оставался белым и блестел под бледными лучами зимнего солнца, пока не серел под ногами прохожих.

В апреле растаявший грязный снег наполнил придорожные канавы. Временами мутная вода переливалась через края канавы и заливала тротуар и мостовую. Прохожие недовольно кривились, поднимали ноги повыше и бормотали :

- Евреев, вроде, уже нет, а порядки еврейские остались.. .

Тереза обещала Шуле взять ее вечером на прогулку. После уроков Шуля вошла в круглый зал перед кабинетом матери - игуменьи. Она хотела пройти в длинный коридор, по обе стороны которого были двери в кельи монахинь, однако в удивлении остановилась: в коридоре возле окна стояла группа девочек. Все были одеты в длинные темные платья, похожие на те, которые носили воспитанницы монастыря, и черные береты на головах. Девочки выглядели испуганными и растерянными. На скамье, заваленной узелками, сидели две незнакомые монашки. Из-за двери кабинета матери Беаты доносились голоса. Шуля подумала было вернуться назад, но любопытство одолело ее. Она прошла по коридору и остановилась перед дверью в келью сестры Терезы. Постучала - ответа нет. Что случилось с сестрой Терезой? Неужели забыла? Впервые Шуля не застала ее в комнате в назначенное время. Она уже собралась вернуться к себе, как в конце коридора увидела высокую тонкую фигуру монашки, торопливо идущей навстречу.

Не сказав ни слова девочке, Тереза открыла дверь и жестом пригласила ее войти,

- Сядь, Оните, - сказала она коротко, указывая на табурет, а сама стала у окна. Несколько минут прошли в молчании. Шуля смотрела на чуть согнувшуюся спину монашки, заслонившей от нее все окно, и ждала. Наконец Тереза повернула к ней лицо. Оно было краснее обычного, веки нервно подрагивали. Шуля почувствовала, что ею тоже овладевает беспокойство.

- Ты видела этих девочек? - заговорила вдруг монахиня, шагая взад и вперед по маленькой комнатке. - Их выгнали сегодня утром из монастыря сестер Урсулинок. Уж и святых мест не уважают антихристы эти, - процедила она сквозь зубы, - а еще католики, язычники проклятые !

Шуля молчала, она не поняла: кто эти язычники ? Немцы ?

- Ох, Господи Боже, не давай свинье рога, а то весь мир забодает, вздохнула монахиня, опустившись на стул. - Всего несколько лет назад они получили Вильно (Вильно было в 1921 году захвачено польским генералом Желиговским. Все годы литовцы напрасно требовали от международных организаций возвращения им их исторической столицы. Только в 1939 году они получили ее от Советского Союза и тут же начали преследовать поляков, проживавших в Вильно и окрестностях.) и уже думают, что они господа над нашими душами, - продолжала она ворчать, поджав губы.

Шуле казалось, что Тереза совсем не смотрит на нее и разговаривает сама с собой. Только теперь ей стало ясно, что речь идет о литовцах. Сестра Тереза была полькой. Шуля давно заметила, что она недолюбливает литовцев. Даже верность христианским заповедям не могла уменьшить эту неприязнь, и временами она прорывалась даже в ее словах. Тереза не могла примириться с поражением Польши и не простила литовцам того, что они стали хозяевами ее родного города.

Несколько успокоившись, она рассказала Щуле, что литовские власти закрыли монастырь Урсулинок, заподозрив, что он поддерживает связи с польским подпольем. Нескольких монахинь арестовали, остальных изгнали. Группу воспитанниц перевели сюда.

- Антихристы! - не могла успокоиться сестра Тереза. Потом она опустилась на колени перед распятием и погрузилась в молитву.

Вечером, войдя в спальню, Шуля увидела, что там стало теснее: добавились две кровати. На соседней кровати из-под одеяла торчала рыжеволосая голова. Новая соседка Шули спала, уткнувшись лицом в подушку.

Шуля проснулась от неприятного ощущения: кто-то смотрел на нее. Открыла глаза, и ее взгляд встретился со взглядом пары уставившихся на нее темно-карих глаз. Шуля вздрогнула, в ней пробудилось смутное воспоминание. "Я знаю эту девочку!"

Новая девочка задрожала, отвернулась и натянула одеяло на голову.

"Кто она, где я ее видела?" - билось в голове Шули. Вдруг выплыло откуда-то из глубин подсознания: "Ведь это же Ривкеле! Ривкеле Виленская с улицы Мапу!"

Ее захлестнула волна радости: Ривкеле Виленская жива и находится рядом с ней. Шуля огляделась по сторонам: все спят. Спальню освещает бледный свет луны и маленькая лампадка, перед иконой Девы Марии. Без колебаний Шуля встала с постели и подошла к кровати соседки. Осторожно стащила одеяло с головы девочки. Как изменилось лицо подруги, как вытянулись и впали щеки, которые когда-то были такими круглыми... И эти синие круги под глазами.. .

- Ривкеле, - прошептала она, - Ривкеле, это ты ?

Но девочка вся сжалась, будто ее ужалила змея. В глазах ее застыл ужас.

- Ривкеле, не бойся, это я, Шуля. - Шуля попыталась взять ее за руку и обнять.

Девочка задрожала всем телом, ее лицо исказилось, губы пробормотали:

- Никакая я не Ривкале. .. И не знаю такой, я Бируте Магдалена. Чего ты пристала ко мне, жидовка?

Она оттолкнула Шулю и откатилась на край кровати :

- Я добрая католичка и скоро стану монашенкой. Вот видишь?! - крикнула она. сдавленным от слез голосом, вытащила из-под рубашки большой и толстый медный крест, висевший у нее на груди, и стала пылко целовать его.