Фекла накрыла стол белой скатертью, поставила тарелки, фарфоровые чашки, красивые и зеленые хрустальные рюмки. Затем открыла, большой сундук, стоявший в углу у стены, накрытый цветным покрывалом, и вытащила из него небольшой сверток, завернутый в полотенце. Подержала, его немного в руке, как бы взвешивая что-то в уме. Потом развернула полотенце, и на столе звякнули серебряные ложки и вилки. На дне сундука лежал блестящий шелковый талес. (талес - еврейская молитвенная накидка -ldn-knigi) Фекла, взяла его в руки.

- Из этого я сошью себе праздничную блузку, буду в ней ходить в церковь. Я сама накрою на стол, - оттолкнула она в сторону помогавшего ей Шмулика.

Но мальчик замер на месте, переводя взгляд с талеса на ложки. На каждой ложке были выгравированы две еврейские буквы.

- Чего зенки вылупил? - заорала на него Фекла. - Украсть собираешься? Знай, если хоть одной штуки не хватит, шкуру с тебя сдеру!

Вдруг у нее возникло иное подозрение: глаза мальчика были прикованы к еврейским буквам. Помолчав немного, спросила:

- Чего ты так испугался жидовских букв, а?

Лишь теперь Шмулик очнулся и почувствовал, что он находится на краю пропасти.

Усмехнувшись, он сказал:

- В жизни я никогда не видел таких шелковых скатертей и серебряной посуды. У нас в России таких нету. Они действительно серебряные?

На лице Феклы разлилась широкая самодовольная улыбка, и она с гордостью ответила:

- А что у вас там есть в России? Одни колхозы и больше ничего.

- И все это ваше? Ни в одном доме не видел таких красивых вещей.

Явное восхищение мальчика польстило Фекле. Ее подозрение улетучилось.

- У кого есть голова на плечах, тот все получит. У немцев можно достать самые дорогие вещи, которые раньше бывали только в жидовских домах. Нужно только знать, как с немцем обращаться.

- Должно быть, хозяин ваш молодец и умный человек, если сумел достать все это, - показал Шмулик на накрытый стол.

Фекла презрительно скривилась:

- Хозяин! Приличного головного платка и то не купил жене за всю жизнь. Это все сын мой, Федька. У него-то, у Федьки моего, голова воеводы. Удачливый он у меня. А смел он - как сам черт.

- А что он делает, Федька-то? - продолжал спрашивать Шмулик, видя что ее внимание переключилось с него на сына.

- А ты разве еще не знаешь ? В полиции служит мой Федька, полицейским в уездном городе. С большими людьми знакомство водит. Сами немцы его уважают, моего Федьку. Но уже две недели как дома не был. Сегодня увидишь его. Пригласил на обед нескольких своих друзей. Ну, что рот разинул? вдруг закричала она. - Ступай, дров наколи! Печь топить надо !

Под вечер послышалось гудение автомашины. Шмулик весь задрожал. Машина остановилась у ворот, и из нее вылез мужчина в форме полицая. Три немца в светло-зеленой форме важно шагали за ним. Шмулик шмыгнул за угол дома и спрятался в конюшне.

Весь вечер просидел Шмулик, забившись в угол конюшни и подглядывал в щель в стене; его непрестанно бросало в дрожь. Из ярко освещенного дома доносились пьяные голоса. Время от времени дверь открывалась, на пороге появлялся, покачиваясь, кто - либо из гостей, блевал в снег и возвращался в дом.

Шмулик сидел в своем укрытии и не вышел даже на зов хозяйки. Перед его глазами плыл шелковый талес, и руки Феклы резали и резали его большими ножницами.

Шли дни. Шмулик таскал окоченевшими руками ведра с водой, бегал по льду и снегу, обмотав ноги грязными портянками. Выполнял любую работу, и все же никак не мог угодить Фекле. Она постоянно ворчала и ругала за столом и его, и своего незадачливого мужа,

- Каков хозяин, таков и работник. Жрать-то могут целый день. Быка готовы проглотить, а насчет работы - чурбаны, да и только. А ты знай, вертись вокруг них, корми их да пои.

Федька, привычный к ворчанью жены, продолжал спокойно есть, обращая на нее не больше внимания, чем на жужжание надоедливой мухи. У Шмулика же кусок застревал в горле, глаза наливались слезами, и он вставал из-за стола не доев. С его тарелки доедала Феофила.

В доме готовились к большому приему гостей: сын должен был получить повышение. На этот раз Фекла и мужу не давала покоя: гоняла его из кладовой в погреб, из погреба на птичник, оттуда на чердак, на котором еще с Рождества висели толстые колбасы и свиные окорока.

Хозяйка вынула из печи пирог, наполнивший дом вкусным запахом. У Шмулика потекли слюнки, и он уставился на это чудо из белой муки, яиц и изюма.

- Ты чего глаза вылупил, как кот на сметану? - услышал он сердитый окрик Феклы. - Не про тебя он, жиденок!..

"Жиденок" - так она его называла. Просто ли это презрительная кличка в ее устах по отношению к русскому, восточнику, или, может быть, она намекает на его еврейское происхождение ? "Все - таки меня здесь держат, - не раз думал он, - хотя сын полицай и немцы бывают в доме. Может, как раз поэтому и, не боятся меня держать" - пытался он догадаться.

Все время, пока в доме пекли, варили, скребли и прибирали, Феофила лежала за печкой и таращила слезящиеся глаза на происходящее. При виде каждого кушанья, которое ее мать доставала из печи, она издавала утробное кошачье урчанье, заканчивавшееся разными вскриками. Особенно она заволновалась при виде пирога с изюмом. Соскочив с печи, Феофила подбежала к столу и хотела уже погрузить пальцы в мягкий теплый пирог, однако резкий окрик матери загнал ее назад на лежанку.

Запах вкусной еды, приготовленной на вечер, возбудил аппетит и у Шмулика, который в тот день вообще мало ел. Голодный, бегал он по двору, делал одну работу за другой, и на душе у него было тоскливо. Вернувшись в дом после колки дров, он нашел на плите несколько мисок с остатками завтрака и корки хлеба, которые хозяйка отодвинула в угол. Шмулик взял, что подвернулось под руку, сел в сенях на порог и стал есть. Вошла Фекла, поглядела на мальчика, который весь съежился под ее взглядом, и, ворча себе под нос, зашла в комнату. Вдруг раздались ее вопли.

- Ой, Иисус-Мария! Разбойники, воры!

Шмулик торопливо отворил .дверь в комнату, и вошел.

Фекла стоит у стола; платок сполз с головы на плечи, она ломает руки и горько стонет. Перед ней на тарелке лежит пирог - раздробленный, будто мыши его обгрызли, не хватает доброй трети.

Лицо Феклы покраснело, глаза блестят от гнева.

- Убью, задушу, как собаку!

- Наверно, Феофила, - тихо промолвил Шмулик.

Фекла повернула к нему искаженное злостью лицо. Вдруг она схватила его за чуб, и удары кулаков обрушились на его лицо и плечи. - Вот тебе Феофила, вот тебе, жиденок проклятый! - кипела она от злости и не переставая колотила мальчика.

- Это не я.. . Я не тронул даже. .. Я дрова колол во дворе! - Шмулик пытался вырваться из ее рук.

- Не ты, нет... А кто же сидел в сенях и набивал брюхо? Феофила?

Шмулик почувствовал, будто все погружается в темноту, и стены дома зашатались над ним. Из последних сил он оттолкнул Феклу, и она ударилась головой о стену. Мальчик выскочил во двор, за калитку и побежал в поле...

Остановился... Мороз проникал сквозь его ветхую одежонку. Огляделся вокруг: ток, несколько обнаженных деревьев, и ни живой души. Шатаясь, он подошел к току - ворота не заперты. Ток полупустой, только в одном углу сложена скирда соломы.

Уже стемнело, а Шмулик все еще в пустом току. В окнах изб засветились слабые огни. Мальчика начал мучить голод. Мороз становился все крепче и будто иголками колол его тело. Шмулик залез на скирду, забрался поглубже в солому и свернулся клубком. Стало немного теплее. Он попытался заснуть, но страх перед завтрашним днем отгонял сон.

Что будет дальше? Ведь он уже не вернется в дом Федьки. Куда идти? Кто из крестьян возьмет его к себе?

Голод и грустные мысли утомили его, и он заснул. На рассвете он поплелся обратно к деревне.

Теперь для Шмулика наступили совсем тяжелые времена. Не нашлось крестьянина, который бы согласился принять его к себе в дом. Мальчик скитался по дворам; за кусок хлеба или стакан молока таскал воду, колол дрова, ходил за скотиной, выполнял всякую работу по хозяйству. Ночи он проводил в холодных сараях и на току. Не раз грубым окриком или сильным пинком его выгоняли из конюшни или амбара, куда он тайком забирался на ночь. Давно уже не менял он белья, и тело его заедали вши.