Изменить стиль страницы

Как раз в это время, собираясь удалиться в мой маленький домик на юге Франции, чтобы заработать на жизнь написанием новой книги, я услышал, что остров Джерси намеревается почтить своим посещением принцесса Анна. Подчиняясь настояниям моих сотрудников, я позвонил в ответственные за организацию визита инстанции и спросил — как бы на всякий случай, — не предусмотрено ли в программе посещение Поместья Огр и осмотр зоопарка. Дескать, меня это интересует только потому, что я собираюсь уехать во Францию, но, конечно, отложу отъезд, если Ее Королевское Высочество намерена осчастливить нас своим присутствием. Инстанции были шокированы. Показать принцессе зоопарк? Ни в коем случае! У нее и без того слишком насыщенное расписание. К тому же для принцессы намечены куда более интересные объекты, например новые очистные сооружения (кажется, мне назвали именно этот объект). Несколько обиженный тем, что очистные сооружения сочли более интересными, чем наш зоопарк, я передал содержание разговора нашему совету. Его члены сказали, что это нелепо, и потребовали, чтобы я снова позвонил в инстанции. Что я и сделал, говоря, что мне желательно получить точный ответ, поскольку я уезжаю во Францию и останусь там до тех пор, пока не закончу книгу. Мне подтвердили, что канализация занимает принцессу больше, чем спасение каких-то там неведомых видов фауны. И я отправился во Францию.

Только я принялся за вторую главу, как мне срочно позвонили с Джерси. Принцесса желает посетить зоопарк. Не могу ли я приехать? Нет, ответил я, никак не могу. Мне было сказано, что зоопарк ее не интересует. Я прибыл во Францию и намерен оставаться здесь, зарабатывая на хлеб с маслом. Разумеется, на самом деле я был готов вернуться, но мое самолюбие было задето — пусть организаторы визита помучаются… Последовали новые звонки. Шантаж, посулы, лесть, умасливание никак не действовали на меня. В конце концов, когда начало казаться, что дело обернется коллективным самоубийством, я ответил, что согласен приехать. Далеко на юге Франции до меня донесся вздох облегчения с острова Джерси.

Мне никогда еще не доводилось принимать подобные визиты. Единственное мое общение с правящей династией носило весьма косвенный характер, когда я в юности, стоя в многотысячной толпе в Лондоне, размахивал маленьким бумажным «Юнион Джеком». Я совершенно не представлял себе всю сложность такого мероприятия; детективы тщательно проверяли все уголки и закоулки (я предложил им обыскать горилл, но они отказались), другие деятели засекали секундомерами, сколько времени уйдет на каждый отрезок экскурсии. На то, чтобы показать принцессе семьсот животных, разбросанных на площади немногим меньше ста тысяч квадратных метров, и рассказать о работе Треста, мне выделили двадцать пять минут. Оберегая свое душевное равновесие, я не стал спрашивать, сколько времени отведено на посещение новых очистных сооружений.

Было очевидно, что процессия станет передвигаться не цивилизованной трусцой, а бодрой рысью; стало быть, необходимо сосредоточить внимание на наиболее интересных для гостьи животных и постараться собрать их в кучу. Я поймал себя на том, что ожидание королевского визита как-то странно действует на меня. Что я буду говорить принцессе?.. Все наши достижения и планы стали вдруг казаться мне такими же интересными, как проповедь приходского священника. Зачем только я согласился на эту затею? Лучше бы оставался во Франции… Ожидая, когда покажется автомобиль с принцессой, я чувствовал себя как дебютант на сцене. Мои руки напрашивались на сравнение с крыльями ветряной мельницы, ноги — с нагруженными клеем баржами на Темзе, в голове было пусто, как у человека, подвергнутого лоботомии. Когда же гостья вышла из машины и я наклонился над ее ручкой, все мои тревоги испарились. Передо мной была красивая, элегантная, очень умная женщина, которая с подлинным интересом задавала неожиданные вопросы. Я желал только, чтобы куда-нибудь исчезла семенящая следом, говорящая без умолку свита, особенно же — чтобы провалились сквозь землю репортеры, приседающие перед нами и щелкающие своими камерами, уподобляясь одуревшим сверчкам. Думаю, именно присутствие всей этой компании погубило меня, заставив совершить одну из величайших оплошностей в моей жизни.

Мы подошли к обезьяньему ряду, где одну из клеток занимал великолепный мандрил Фриски. Он пребывал, как говорится, в полном цвету — определение, весьма подходящее для мандрила. Переносица, нос и губы — красные, будто намазанные губной помадой. По бокам носа — вздутия василькового цвета. Расписанное таким образом лицо обрамляли рыжевато-коричневые хохолки и белая борода, придавая ему сходство с устрашающей маской жужу какого-нибудь древнего племени, обожавшего жаркое из соседей на вертеле. Однако сколь бы яркое впечатление ни производил фасад ворчащего и скалящего зубы Фриски, картина, которая являлась вашему взору, когда он поворачивался спиной, превосходила самое смелое воображение. Покрытый жидкой зеленоватой и белой шерстью зад выглядел так, будто Фриски посидел на свежеокрашенном неким безумным патриотом унитазе. Околохвостовая голая кожа — красновато-фиолетовая в рамке ярко-голубого цвета (и такого же василькового цвета были его гениталии). Я уже успел заметить, что на женщин вид Фриски сзади производит куда более сильное впечатление, чем вид спереди, и у меня была отработана идиотская реплика, которую я сдуру пустил в ход и теперь. При виде нас Фриски рыкнул и повернулся спиной, демонстрируя корму цвета вечерней зари.

— Чудесный зверь, мэм, — сказал я принцессе. — Хотелось бы вам иметь такое седалище?

Услышав за спиной скорбные вздохи и слабый писк, как будто там прощались с жизнью полевые мыши, я понял с тоской, что явно ляпнул что-то не то. Принцесса внимательно обозрела анатомию Фриски.

— Нет, — решительно заключила она, — не хотелось бы.

Экскурсия продолжалась.

Проводив гостью, я выпил несколько стаканчиков, чтобы прийти в себя, и до меня дошло, что я здорово обмишулился. У меня было задумано просить принцессу стать нашей патронессой — что будет теперь? Какая представительница правящей династии, находясь в здравом уме, пожелает рассматривать подобную просьбу после того, как руководитель Треста осведомился, как она отнеслась бы к тому, чтобы поменять часть своего тела на соответствующую часть тела мандрила? Приносить извинения бесполезно, сделанного не воротишь.

Тем не менее несколько недель спустя, подталкиваемый коллегами, я все же написал письмо принцессе, спрашивая, не согласится ли она стать нашей патронессой. И, получив ответ, с радостью прочел, не веря своим глазам, что она не возражает. Не знаю уж, в какой мере это была заслуга Фриски, но я не замедлил отблагодарить нашего мандрила, поднеся ему пакет горошка с шоколадной начинкой, напоминающего разноцветьем его яркую окраску.

Глава вторая. ЗА ПОДАЯНИЕМ ПО СВЕТУ

Добывать деньги на сомнительные для пользы нашей планеты цели — проще простого. Большинство природоохранных организаций роют землю в поисках средств, как голодный пес ищет кость, с похвальным намерением спасти хоть что-то среди обломков разрушающегося мира. А запроси вы денег на покупку атомной подводной лодки, или баллончик нервно-паралитического газа, или две-три ядерные бомбы — и средства явятся как по мановению волшебного жезла.

Подобно многим альтруистическим организациям, мы страдали финансовым малокровием, и в число моих главных задач входило вертеться, наподобие японских танцующих мышей, в поисках денег. Я занимался лично этим неприятным делом (неприятным, ибо оно мне не по душе и я, увы, лишен необходимых для этого данных), и мне удавалось собирать обильный урожай в самых неожиданных местах.

Так, совершенно незнакомый мне человек, канадский член нашего Треста, даровал сто тысяч фунтов на строительство нового Дома рептилий только потому, что я, услышав, как неодобрительно он отозвался о старой конструкции, поклялся, что построю лучший в мире Дом рептилий, если он финансирует этот проект.