Когда задумаешься над тем, что история бластофаги — только одна из множества удивительных вещей, происходящих в тропическом лесу, начинаешь осознавать сколь сложен мир, в котором мы живем, и как подчас наше наплевательское отношение может нарушить хрупкий природный баланс.

Тропические леса — щедрый дар природы; мы же обращаемся с ними так, будто они представляют для нас какую-то опасность, тогда как в действительности являются колоссальным самовосполняющимся складом лекарств, продовольствия, древесины, красителей, пряностей и массы других полезных вещей. Мы даже до конца не осознаем всей пользы, приносимой человечеству тропическим лесом, но уже уничтожаем его с такой быстротой, что многие виды растений и животных исчезают до того, как ученые успевают их описать. Подсчитано, что дикое, самоубийственное наступление на тропические леса планеты выражается ежегодно страшной цифрой в сорок три тысячи квадратных миль (сто десять тысяч квадратных километров) вырубленных и сожженных лесов. Бесстрастный прогноз сообщает нам, что при таких темпах через восемьдесят пять лет тропический лес полностью исчезнет с лица Земли. Если это случится

— а пока не видно никаких признаков, свидетельствующих о том, что человечество вдруг опомнилось и взялось за ум, — могут произойти необратимые катастрофические изменения климата, так как леса влияют на погоду. Без лесов богатейшие уголки планеты за короткое время превратятся в пустыни. Не буду говорить о всем известной приносимой лесами пользе и о той, которую они еще могут принести. Мы лишь слегка коснулись неисчерпаемой области знаний, относящихся к огромной экосистеме, именуемой влажным тропическим лесом, или джунглями. Мы пока не знаем, какие неоценимые блага скрываются в лесной чаще, но уже с маниакальной расточительностью губим то, что никогда не может быть воссоздано, что составляет огромную ценность для всех, живущих на Земле, и более того, что при бережном и разумном отношении способно самовосстанавливаться. Однако если мы будем продолжать двигаться теми же темпами, что сейчас, то, возможно, менее чем через сто лет, с миллионами новых жителей, которых нужно будет кормить, нам придется выращивать хлеб в пустынях. А произойдет все это лишь потому, что все мы, независимо от цвета кожи, религиозных и политических убеждений, ведем себя одинаково алчно, преступно и эгоистично, и, если мы не переменимся, причем в самое ближайшее время, у наших детей никогда не будет возможности ни увидеть этот на редкость чарующий, биологически важный регион планеты — тропический лес, ни тем более воспользоваться его благами.

ФИЛЬМ ПЯТЫЙ

Пожалуй, это только к лучшему, что мы не сразу попали из почти сорокаградусной жары острова Барро-Колорадо в место наших следующих съемок — таежный зимний лес у горы Райдинг-Маунтин в Канаде, где мороз достигал

—17C. Сказать, что было холодно, значило бы ввести читателей в заблуждение. Как только мы вышли из машины, мои борода и усы примерзли друг к другу, а длинные, с полдюйма, ресницы Паулы покрылись таким толстым слоем инея, что она с трудом открывала глаза.

— Г-господи, — сказала она, озирая утонувшие в снегу окрестности, серое замерзшее небо и необъятных размеров бревенчатую хижину, к порогу которой нас привезли. — А что, мальчики, отличное местечко. Никто не хочет здесь поселиться?

— Так… снег, я надеюсь… хотя света не много. И как только звери живут в снегу? — склонив голову набок, вопрошал Аластер, пытаясь повернуться на месте, но глубокий снег помешал ему совершить маневр. В этот момент Ли бросила в него снежком, но, к сожалению, промахнулась.

Хозяевами хижины были Боб и Луиза Сопак, удивительно приятная пара, предложившая нам не только жилье, но и вместе со своими соседями — Черил и Доном Макдональдами — всяческую помощь. Говоря о том, что дом представлял собой бревенчатую хижину; я ни в коей мере не хочу сравнить его с одним из тех узких и длинных, наподобие коробки из-под ботинок, строений, которые так часто встречаются в фильмах о Диком Западе. Единственное, что их роднило, — это материал, из которого они были построены, — громадные сосновые бревна. Войдя внутрь, вы попадали в огромное единое помещение, практически лишенное перегородок. Где-то на высоте тридцати футов виднелась крыша. На первом этаже располагались гостиная, столовая и кухня. Одна лестница вела наверх, где под крышей находились спальни, а другая — вниз, где были другие спальни и погреба. Это одно из самых необычных жилищ, в котором мне когда-либо доводилось бывать. Чтобы отогреть нас, насквозь промерзших после четырехчасовой езды из Виннипега, Боб и Луиза, превосходные кулинары, приготовили королевский обед: умопомрачительный суп, домашней выпечки хлеб и столько оленины, что я поинтересовался, не истребили ли они в честь нашего приезда все поголовье оленей Канады. Но это, конечно, была всего лишь шутка. Боб — прекрасный хозяин, и каждый год заготавливает впрок ровно столько оленины, сколько требуется на зиму (обычно двух животных). Такая охота, наряду с обеспечением семьи вкусным мясом, является одновременно лучшим способом благодетельной отбраковки слабых особей.

Обильная пища, сопровождаемая некоторым количеством предусмотрительно захваченного с собой с медицинскими целями виски, способствовала постепенному размораживанию моих бороды и усов, а также ресниц Паулы. Тут же за столом было решено, что Паула вместе с Родни (нашим канадским оператором) и Аластером отправятся на разведку, в то время как нас с Ли будут посвящать в таинства катания на лыжах и хождения в снегоступах.

Очень скоро я обнаружил, что мое телосложение, моя, как очаровательно выражаются французы, en bon point*, для катания на лыжах отнюдь не приспособлена. Стоило мне наклониться вперед, и я падал вниз лицом; если же наклонялся назад, то падал на спину, а когда старался держаться прямо, то все равно падал вперед или назад в зависимости от направления ветра. Хождение в снегоступах — это, как говорится, совсем другое дело, и я освоил его вполне успешно. Есть что-то волшебное в том, когда ты ходишь по глубокому снегу и не проваливаешься в него. Мысленно начинаешь даже сравнивать себя с чудесной птицей — яканой, которая, не отличаясь большой хрупкостью, бегает по листьям водяных лилий, словно по асфальту. В ботинках, напоминающих теннисные ракетки, вы плавно передвигаетесь по такому глубокому снегу, в котором без снегоступов увязли бы по уши через пару шагов. Единственную сложность представляет поворот на месте, и если вы действуете не по правилам, то ваши башмаки непременно запутываются и вы падаете в снег, подняться с которого довольно трудно. Но стоит только овладеть техникой поворота, и вы начинаете чувствовать себя бравым гвардейцем, безупречно выполняющим на параде команду «кругом».

En bon point — здесь конституция (фр.).

Немного потренировавшись в снегоступах, мы с Ли отправились осматривать ближайшие окрестности. Небо было беспросветно серым и казалось до того твердым, что если бросить в него снежком, то тот отскочит от него со звоном, словно от чего-то металлического. Сверху сыпались тучи снежинок размером с пенсовую марку, невесомые и мягкие, точно промокательная бумага. Снег скрипел и урчал под ногами, но больше не было слышно ни звука — весь мир словно утонул в снегу. Сосны выглядели так, будто какой-то великан-кондитер облил их сверху глазурью, а их темно-зеленые ветви клонились вниз под ее тяжестью. Местами огромные деревья настолько сгибались от белого груза, что, надо думать, жить им оставалось только до следующего снегопада. Мы подошли к небольшому озеру, круглому и ровному под покровом снега и льда, словно блюдце с молоком. По краям виднелись покрытые снегом холмики с торчащими в разные стороны черными, будто древесный уголь, ветвями, пробивавшимися сквозь ледяную корку. Это были бобровые хатки; в их уютной глубине животные спали до прихода весны, которая должна была растопить пятифутовый слой снега и льда, освободив бобрам их жизненное пространство.