- Где ж вы сейчас баньку найдете? - недоверчиво покачал головой Копырин.

- А вот знаю одно местечко, могу рассекретить. Вы как, парную уважаете?

- Уважаю, Василь Петрович. И русскую, и сауну.

- Так вот, - Ямщиков понизил голос, словно опасался, что кто-то подслушает его секрет, - в тепловозном депо круглосуточно работает шикарная баня. Меня туда пускают. Могу и вас устроить. Может, составите компанию? Время ещё детское, часу ночи нет. Вот только веника нет. Придется у мужиков охвостки выпрашивать.

- Ну, веник не проблема. - Копырин размял новую сигарету. - У меня на антресолях целый склад веников.

- Да вы что! - Ямщиков так и подпрыгнул. - Прямо на антресолях? Целый склад? Венички березовы!

- Ладно уж, Василий Петрович, - рассмеялся Копырин, - понимаю родную душу и без таких намеков. Сейчас достану. А вот временем не располагаю. Да и желания, честно говоря, нет. Вы уж там за меня попарьтесь.

- Это можно, - легко согласился Ямщиков. - В полное ваше удовольствие. Ну, Игорь Сергеевич, выручили, можно сказать, спасли. Никогда не забуду, честное милицейское.

Он благоговейно принял приплюснутый веник, жестяно задребезжавший сухой листвой. Закрыв глаза, втянул ноздрями воздух.

- Эх, букет цветущих прерий! Спасибо, Игорь Сергеевич, преогромнейшее!

- Не стоит благодарности, какие пустяки.

Ямщиков остановился у дверей. Лицо его уже не было веселым. Оно сделалось печальным и усталым. И тихим усталым голосом он сказал:

- А этих мы разыщем, из-под земли выроем, будьте спокойны.

Он вышел из подъезда, обогнул дом. Такси ждало в переулке. Сквозь темные стекла рдел огонек чьей-то сигареты. Ямщиков распахнул дверцу.

- Ага, дождались таки! А накурили! Хоть окорока копти. - Он протянул внутрь веник. - Видали, каким лаврами венчает народ своих героев.

Рогожкин взял сухо зашуршавший пучок березовых веток. Спросил с усмешкой:

- Небось, последнюю метелку у дворника разбомбил, герой?

- Герой, не герой, а медаль за сегодняшнее вполне заработал, самодовольно отозвался Ямщиков. - Так что заслуживаю всестороннего уважения.

Он с кряхтеньем втиснулся на заднее сиденье, почти целиком занятое Женей Лестовкиным и его радиоаппаратурой. Капитан развернулся на переднем сиденье, протянул веник и сказал:

- Тогда заполучи свою лаврушку, уважаемый. Кстати, не ты один сегодня медаль заработал.

- Один, медаль - один, - не согласился Ямщиков. - Вам, товарищ капитан, орден положен в соответствии со званием и должностью. да и стреляли вы метко.

- А мне? - подал голос водитель. - Мне что-нибудь положено?

- А ты, Володя, что у нас делал? - спросил Ямщиков с самой невинной интонацией.

- Варежку в рот пихал.

- А-а, - разочарованно протянул Ямщиков, - тогда тебе двойной продовольственный паек выдадут. Вот если бы ты его за грудки подержал.

- А я держал. Второй-то рукой. Забыли?

Ямщиков аккуратно уложил веник к заднему стеклу, потрепал шофера по плечу:

- Тогда - порядок. Без значка на груди не останешься. Кстати, известно ли вам, джентльмены, что знак "Отличный сантехник" имеет три степени: золотой, серебряный и бронзовый унитазы?

Никто не засмеялся. А Женя Лестовкин вдруг встрепенулся:

- Э, мужики, а что случилось-то? Я там в эфире помехи гонял, а у вас что-то было?

* * *

Ямщиков спал сидя за служебным столом, нежно обняв сухой березовый веник и положив на него щеку. Затылок его грела включенная настольная лампа. Рядом на столе стояла пол-литровая фаянсовая пиала, украшенная в стиле владельца. Ее глянцевые борта расцвечивали уже изрядно залапанные этикетки "жигулевского", цейлонского чая и корвалола. Еще там была покрытая толстым слоем прозрачного лака розовая наклейка с английским текстом. Однажды появился таки человек, сумевший с ходу перевести эту надпись: "Не бросайте окурки в писсуар, пожалуйста!"

Рогожкин убрал в шкаф свою меховую куртку, включил электрочайник и положил перед уютно посапывающим оперуполномоченным пару бутербродов с колбасой. Заглянул в пиалу - на три пальца влажной кофейной гущи. Покачал головой.

- Думаешь, поверю, что спишь? Чайник ещё не остыл и гуща в чашке не схватилась.

Ямщиков поднял голову, отлепил от щеки березовый листок.

- Не для тебя спал, для более высокого начальства.

- Хотел изобразить служебное рвение? - усмехнулся Рогожкин. - Ну, брат, слишком ты гладко выбрит, и глаза недостаточно красные.

- Так я же не белый кролик, я зверь плотоядный. Ага! - и Ямщиков впился зубами в бутерброд.

Рогожкин меж тем заварил чай, достал первую сигарету и произнес ритуальную фразу:

- Работа начинается с большого перекура. Слушай, Петрович, а что ты с этой метелкой носишься? Он тем веникам из гаража троюродный плетень.

- Верно, - Ямщиков пошуршал сухими листочками, - те срезаны наискось ножом, а этот ровненько обработан садовым секатором и завязан бельевым шнуром. А те каким-то драным проводом, подобранным там же. Но дело в другом. Просто хочу именно эти веником отлупить себя в парилке, когда закончим с хитрым Шефом. А закончим как раз к субботе.

- За что ж тогда лупить? - удивился Рогожкин.

Он уже наливал в термос кипяток из чайника, пытаясь заглянуть в зеркальное горлышко, и в лицо ему пыхало паром.

- А чтоб не трепался о том, в чем ни черта не смыслю, - объяснил Ямщиков. - Надеюсь, впрочем, что я не один такой балбес.

- Ну хорошо, балбес, - Рогожкин завернул крышку термоса и уселся на скрипучий казенный стул, - а как насчет второго мотоцикла в гараже?

- Скоро получишь все данные и по мотоциклу, и по этой дамочке.

- Послушайте, Холмс, - сарказма в голосе капитана хватило бы на полдюжины замшелых скептиков, - а с чего вы решили, что он - дамочка?

Ямщиков замедленно отнял от губ остаток бутерброда, не спеша прожевал, наслаждаясь нетерпением начальника, затем состроил высокомерную мину и скрипуче выдавил:

- Это элементарно, Ватсон, - больше выдержать столь не свойственный ему тембр голоса не смог и продолжил уже нормальным голосом. - Ну, во-первых, Мослев-младший так отозвался о мотоциклисте: пацан, парнишка, хотя лица не видел и голоса не слышал. А самому Мослеву всего двадцать три года. То есть, действительно, пацан был слишком щуплый и мотоцикл для него тяжеловат.

- Положим, права на мотоцикл дают с шестнадцати, - скептически поморщился Рогожкин.

- Дают, и слава богу, надо и автомобильные с шестнадцати давать. А вот сам подумай, кто пацана в такое серьезное дело впутает? Подростки неуправляемы и хвастливы. Но это так, лирика. Главное - макраме!

- Постой, постой, - Рогожкин озадаченно почесал затылок. - Это, что ж, я, выходит, назвал ответ и сам не понял?

- Точнее, не поверил, - поправил начальника Ямщиков. - Но ведь не потащит Шеф специалистку по макраме из веников борону вязать, верно? Значит, мотоциклист это сам делал, причем мастерски. Мода на макраме была лет восемь-десять тому назад, так?

- Пожалуй, - согласился Рогожкин, - мои девки сейчас какие-то дурацкие фенечки из бисера плетут.

- Я тоже в последние годы что-то не вижу ни объявлений о наборе в кружки макраме, ни брошюр на эту тему. А тут человек творчески работал, на ходу импровизировал, причем чисто машинально. Так что это дамочка лет под тридцать, с опытом и крепкими нервами. Далее. На ферме в Чупахино работать начинают в четыре утра, поэтому сведения оттуда Саня Ерошин уже привез. Ямщиков раскрыл картонную папку, взял в руки лист бумаги. - Пару раз художник, который снимает дом, приезжал с женой, а, точнее, с женщиной, на стареньком "москвиче". За рулем сидела женщина, на это особо обратили внимание работницы фермы. Еще несколько раз приезжали на мотоцикле. Но кто управлял, точно сказать не могут. Оба в шлемах, да и кому управлять, как не мужику? Та доярка, что видела художника достаточно близко, считает, что он бородат. Женщину видело больше людей, поскольку она как-то заходила на ферму, купила молока. При этом рассказала, что они с мужем сняли дом у тети Таи на всю зиму. Все отмечают её маленький рост и хриплый голос, "прокуренный", и сама она курила. Но самое интересное - в гараже после нас побывала следственная группа, они там все исследовали и обнаружили на полу, на краске отпечаток обуви тридцать пятого размера. А такой мизерной ноги ни у одного пацана не найдешь. Кстати, на батарейке в часах найден отпечаток маленького пальчика, явно женского.