Причина здесь, разумеется, не в том, будто израильские цари были самыми негодными из всех монархов мира, и даже не в том, что религиозные вожди вообще относились к самодержавию подозрительно Эта оценка царей вытекала из особого библейского понимания истории.

С самых первых дней своего существования, со времен Авраама, Израиль жил предчувствием необычайной судьбы, уготованной ему. Великие деяния Божий-освобождение из рабства и водворение в Стране Обетованной-мыслились как ступени к чему-то неизмеримо большему и значительному: Историю спасения должно было увенчать последнее и самое полное Богоявление, когда Создатель окончательно воцарится среди людей. Этому конечному Богоявлению, по мысли пророков, должно было предшествовать объединение Израиля в некое идеальное общество, целиком подчиненное воле Господней. Подобная "теократия" рисовалась сначала в виде свободного союза колен, ведомых боговдохновенными вождями, а потом, после некоторых колебаний, пророки признали, что народ Божий может идти к своей цели, ведомый монархами, принявшими священное помазание. Но требования, которые они предъявили обществу и его царям, были исключительно высокими.

Пророки старого поколения, такие, как Самуил, Нафан, Ахия, Илия, хотели видеть в жизни народа осуществление нравственных идеалов Синайского Десятисловия. Поэтому они подходили к "помазанникам" с совсем иными мерками, нежели Светоний к Нерону или Калигуле. Пророки верили в возможность создания подлинно теократического общества, но действительность постоянно обманывала их ожидания. Нужны были многие потрясения и разочарования, прежде чем эта идея "земного града" отступила перед более возвышенным пониманием Царства Божия. Пока же не утихала упорная борьба царей и пророков: Самуил порвал с Саулом и помазал на царство Давида, Нафан обличал Давида, Ахия подстрекал Иеровоама отделиться от Иерусалима, Илия предсказал конец династии Ахава.

Как мы уже говорили, главное, в чем Илия обвинял Ахава,- это пренебрежение правами народа и склонность к чужеземным культам. После смерти Ахава борьба последователей Илии против царского двора лишь усилилась.

Правда, сын Ахава Иорам приказал удалить статую Ваала-Мелькарта, воздвигнутую отцом в Самарии, но дальше этой уступки не пошел. В капище Мелькарта продолжали звучать гимны, на алтарях Астарты курились благовония, а ее служительницы-гетеры зазывали прохожих в свои вертепы. Оплотом язычества оставалась вдовствующая царица Иезавель. Она оказывала на сыновей такое же сильное влияние, как в свое время на мужа, и не оставляла тайной мечты сделать культ Ваала если не господствующей, то по крайней мере второй по значению религией Израиля.

Противники идолопоклонства в свою очередь не собирались мириться с половинчатой политикой Иорама. Ненависть к Ваалу они перенесли на весь дом Ахава, постоянно напоминая всем, что над ним тяготеет проклятие пророка Илии. На юге, в Иудее, царей могли осуждать, поносить, отказывать им в повиновении, но при всем том оставались верными династии "ради Давида, отца их". Верили, что настанет день, когда над одним из потомков псалмопевца исполнится пророчество Нафана и Он будет вечным царем над вечным мессианским царством. Цари же Самарии были лишены этого эсхатологического ореола. Народ по-прежнему смотрел на них как на временно поставленных "начальников" и в наследственные права их верил мало. Поэтому положение северных царей всегда отличалось неустойчивостью за двести лет в Эфраиме сменилось четыре династии (1).

Пророк Илия, выступив против Ахава, обличал его словом; но так как положение с тех пор мало изменилось, некоторые ревнители Ягве решили, что пора от слов перейти к делу. Они возродили старинную идею священной войны, популярную во дни Деборы и Самуила, и им казалось, что насильственными мерами они смогут обратить общество на верный путь.

Душой заговора был Элиша, или Елисей, сын богатого землевладельца из северных областей. Ученик Илии, он сопровождал пророка в последние годы его земного странствия, и, по преданию, тот оставил Елисею свою власяницу в знак того, что назначает его себе преемником.

Елисей, каким его изображает Библия, был человеком огромной силы воли, с характером властным и резким. В противоположность своему учителю он никогда не был гонимым одиночкой; его постоянно окружала большая группа учеников, принявших старое наименование "Сынов Пророческих". Повсюду, даже у чужеземцев, Елисей пользовался авторитетом, его почитали и как чудотворца и как предсказателя. Пророк не только приходил к царю ходатайствовать за обиженных, но, не колеблясь, вмешивался в политические дела, ходил в походы вместе с войсками, участвовал в переворотах. Елисея, как Илию, народ называл "колесницей Израиля и конницей его"(2).

Целиком принадлежа к пророкам старого типа, Елисей, как и прежние "наби", верил в необходимость употребить оружие для полного торжества Ягве.

Ввиду языческой опасности и возрастающего самоуправства властей этот новый Самуил усмотрел свой долг в том, чтобы окончательно устранить династию Ахава как источник соблазна. Эту мысль Елисей постоянно внушал Сынам Пророческим, жившим общиной в небольшом поселке близ Иерихона. Они должны были стать исполнителями его воли. Кроме них, Елисей рассчитывал и на поддержку израильтян, строго соблюдавших старые обычаи. Среди них наиболее известны были рехавиты, которые в знак протеста против разлагающего влияния цивилизации давал клятву жить только в палатках, не обрабатывать земли и не пить вина. В их глазах Ягве был Богом пустыни, Богом свободных кочевников-пастухов, а все, связанное с оседлостью и земледелием, они презирали. Понятно, что семейство Ахава они считали гнездом пороков. Были недовольные и среди военных, которых возмущали долгие и бесплодные войны с Дамаском. Таким образом, замыслы воинствующих ягвистов, настроения среди Рфсавитов, крестьян и в армии подготовили почву для восстания.

Фрагмент включенной в Библию летописи дает яркую картину "Варфоломеевской ночи" Израиля и показывает, к чему ведет подмена духовной борьбы внешним насилием (3).