За годы войны было возвращено в боевой строй 95,2 процента раненых летчиков полка. Это значительно выше аналогичных данных в целом по Красной Армии.

 

О летной утомляемости

Повседневные наблюдения за летчиками полка убеждали меня в том, что утомление принципиально не похоже на обычную усталость. Человек уставший, как правило, засыпает быстро и глубоко. Выспался - и усталости как не бывало. Снова бодрость, прежняя работоспособность. И неудивительно. Ведь усталость это физиологическая реакция здорового организма на рабочую нагрузку. Траты организма в этом случае не превышают индивидуальных компенсаторных возможностей и потому сравнительно легко восполняются: достаточно поспать.

Иное дело утомление и переутомление. Это - болезнь. При ней сон приходит трудно. Становится, как было у К. Ф. Ковалева, поверхностным, часто и легко прерывается. Отягощается тревожными, нередко кошмарными сновидениями. Ночь тянется медленно. Она не приносит утренней свежести, необходимого заряда энергии для нового трудового дня. Если представить себе систему таких ночей, нетрудно понять, что станет с работоспособностью летчика, его выносливостью.

Как и любую другую болезнь, утомляемость надо было предупреждать, вовремя распознавать, надежно лечить. Достигалось все это, надо сказать, нелегко, ценой немалых разносторонних коллективных усилий. Они вытекали из самой сущности утомляемости как проблемы соотношения труда и отдыха. Именно в трудностях достижения в боевых условиях (особенно блокадных) равновесия в этом соотношении и заключалась основная загвоздка. Боевой летный труд был крайне напряженным. Организм летчика подвергался предельным моральным и физическим испытаниям на прочность, а для отдыха и восстановления сил - минимум возможностей. В итоге траты организма не всегда компенсировались, и постепенно формировался сложный и коварный комплекс симптомов. Возникало не только расстройство сна, как признак нарушения нервных процессов, но и изменялась деятельность сердечно-сосудистой системы и сторону низкого кровяного давления (гипотонии) и учащения пульса, с удлинением времени возвращения частоты сердечных сокращений к исходному состоянию после нагрузки (например, нескольких приседаний). Наблюдались снижение аппетита и веса тела, изменения кислотности желудочного сока. Отклонение от нормы функции пищеварительной системы угрожало (при полноценном рационе) снижением усвоения организмом питательных веществ. Встречались и другие нарушения. Вестибулярные расстройства, найденные у Я. 3. Слепенкова, тоже явились следствием утомления, проявившегося в наиболее слабом звене, каким оказался вестибулярный аппарат летчика.

Любые проявления утомления вели к одному - снижению боевой активности летчика. При прочих равных условиях он оказывался менее выносливым в полете, более уязвимым в воздушном бою. Вот почему профилактику утомляемости мы считали одной из важнейших мер поддержания боевого состояния авиаполка, своего рода борьбой за жизнь каждого летчика, способом предупреждения летных происшествий, ранений, неоправданных безвозвратных потерь.

Утомление не способствовало адекватным действиям в аварийной ситуации, мешало летчику довести возникавшие осложнения в полете до наилучшего исхода.

Вот один из примеров.

С разрешения командира полка я направил лейтенанта П. С. Макеева в ЛАМ с ходатайством о внеочередном переосвидетельствовании состояния его здоровья. Мой диагноз на комиссии подтвердился. Утомление, выявленное у Макеева, выражалось характерными функциональными расстройствами нервной и сердечно-сосудистой систем. Летчик был признан временно негодным к летной работе. Ему предписывались отпуск на тридцать суток и лечение в доме отдыха ВВС КБФ. Вышло так, что, прежде чем доложить о результатах комиссии, Макеев, вернувшись из ЛАМа в эскадрилью, сумел отправиться в составе группы на задание: настолько не хотелось ему покидать строй.

Вскоре после взлета возникла необходимость срочной вынужденной посадки из-за отказа детали Р-7. Произошла так называемая раскрутка винта. Мотор давал большие обороты, а винт почти не тянул, вращался вхолостую. Пришлось садиться с вынужденным большим "промазом" на аэродром, с которого только что взлетел. По правилам следовало садиться на фюзеляж, чтобы не врезаться в препятствие за границей аэродрома. Но летчик поступил иначе: сел на колеса. А чтобы погасить скорость на пробеге и не встретиться с препятствием впереди (насыпь железной дороги), задел левой плоскостью за землю. В результате аварийная ситуация не упростилась, к чему стремился летчик, а усложнилась. Самолет, коснувшись левым крылом земли, стал на нос, резко развернулся влево на девяносто градусов и, продолжая неудержимо двигаться по инерции, встретился-таки с препятствием.

Аварийная ситуация, разумеется, возникла не по вине опытного боевого летчика. Однако справился он с нею не лучшим образом. Свою отрицательную роль при этом сыграло утомление. Оно обусловило небезупречную реакцию функционально измененной нервной системы. К счастью, обошлось довольно благополучно. Летчик отделался ушибами. Правда, для возвращения в строй потребовалось больше времени, чем предполагалось планом оздоровительного отпуска. (П. С. Макеев живет и трудится в Москве.)

Роль утомляемости среди причин летных происшествий военных лет можно проследить из следующих сравнительных данных. Из общего количества летных происшествий за 18 месяцев - с 1 января 1945 года по июнь 1946 года включительно - 75 процентов падают на пять неполных последних месяцев войны и только 25 процентов - на остальные тринадцать послевоенных месяцев. И это при многих равных условиях: та же группа летчиков, тот же обслуживающий технический персонал, тот же налет в часах по месяцам и тот же тип самолета "яки". Только одно условие стало совершенно иным: война кончилась. Полеты стали не боевыми, а учебно-тренировочными, "прогулочными" - по выражению летчиков, прошедших сквозь огонь войны. С окончанием войны не только исчезли ранения и повреждения самолетов в воздухе, как наиболее частые причины аварийных ситуаций. Исчезло боевое нервное напряжение и связанная с ним утомляемость. В итоге летные происшествия резко сократились. Мало того, они стали легче. Ни одно из них не привело к выходу летчика из строя. Даже временному!

И еще одно. Сравнительные данные научных исследований профессора В. М. Васюточкина, выполненных в истребительном и пикировочном полках во время войны (1944 год) и после (1946 год), показывают негативное влияние боевого нервного напряжения на биохимические процессы в организме летчика. Выяснилось, что количество так называемого антиневритического витамина В1 обеспечивающего, в частности, функцию центральной и периферической нервной системы, в организме подавляющего большинства летчиков после войны заметно повысилось, по сравнению с нижней границей нормы, при том же содержании его в пище. Причина ясна: с окончанием войны резко уменьшилась нагрузка на нервно-психическую сферу летчика. Соответственно уменьшился расход витамина В1 в организме. Отсюда его возросший резерв при том же поступлении извне.

20 декабря 1984 года научная общественность отметила восьмидесятилетие со дня рождения видного ученого, биохимика, витаминолога, специалиста науки о питании В. М. Васюточкина. Он - автор свыше ста научных работ. Под его руководством выполнено 15 докторских и 45 кандидатских диссертаций. Его всегда отличали личная организованность, трудолюбие, целеустремленность, богатство идей, ясность и глубина суждений, умение проникать в суть изучаемых проблем, скромность и исключительная доброжелательность. Он и теперь энергичен, полон творческих замыслов.

Проблема летной утомляемости в блокированном Ленинграде была для нас особенно актуальной летом 1943 года. Напряженность боевой работы наших летчиков в этот период определялась не только частыми боевыми вылетами (по четыре - шесть раз в день), но и возросшей сложностью и ответственностью многих из них. Полк все чаще стал действовать над Финским заливом, обеспечивая удары штурмовиков и бомбардировщиков по немецко-фашистским конвоям, отдельным кораблям и военно-морским базам. Насколько это были тяжелые полеты, я мог судить по рассказам летчиков и по врачебным наблюдениям. За один такой полет летчик, обильно потея, терял до килограмма веса тела. Снижалась мышечная сила в руках, определяемая по отклонениям стрелки динамометра. Пульс частил, кровяное давление повышалось. Не ускользала от моего внимания и такая "мелочь", как дрожание пальцев рук, особенно заметное, когда летчик, с мокрым от пота и раскрасневшимся лицом, закуривал.