- Поля...

4

Золотарев проснулся от прерывистой канонады. Казалось, шла длительная артподготовка перед большим наступлением. Комнату трясло мелкой дрожью, запорошенные пеплом стекла тихонько позвякивали, пол под ногами сделался шатким и неустойчивым. "Началось! - наскоро одеваясь, утвердил он про себя. - Теперь только держись!"

В комнату, уже одетая, заглянула Полина и деловито, словно между ними ничего не произошло, сообщила:

- Пожары начались, Илья Никанорыч, надо бы эвакуировать женщин и детей, а наших начальников хоть ложками собирай, никак после вчерашнего не отойдут.

Первая неловкость за себя и за нее, какая было возникла в нем в самом начале, тут же сменилась холодной яростью. Он вдруг ощутил в себе тот восхищающий душу подъем, который всегда предвещал для него риск, дело, власть. В подобные минуты для него не существовало препятствий и не было удержу:

- Перестреляю, как собак! - Его победно несло властолюбивое бешенство. - Будут отвечать по законам военного времени! - И уже выносясь наружу, кивнул ей. - Все остаются на своих местах.

Он ворвался в управление в самый разгар паники. Люди бессмысленно метались по коридо-ру и кабинетам, галдели все разом, не слыша или не понимая друг друга: гвалт стоял, будто на вокзале во время бомбежки. Из радиорубки пробивался сквозь галдеж почти плачущий голос Ярыгина:

- Судна нужны позарез, - он так и произносил "судна", - на чем людей вывозить будем?.. Войдите в наше положение, горит кругом... - Прерванный на полуфразе появлением Золотарева, он тут же стушевался, заблудил заискивающими глазами в сторону начальства. - Тут вот товарищ Золотарев как раз, сейчас дам... - Уступая ему место у селектора, тот даже не скрывал благодарного облегчения: его дело, мол, теперь сторона. - Прошу вас, товарищ Золотарев...

Оказавшись в своей стихии, Золотарев окончательно перестал церемониться: сразу же отключил прием и перешел на беспрерывный вызов:

- Говорит Золотарев. Беру всю полноту ответственности на себя. Остров объявляю на военном положении. Начинаю эвакуацию женщин и детей. Все мужское население считаю мобилизованным. Приказываю: вся судовая наличность ближайшей группы островов должна в течение часа быть у меня на рейде. Выполняйте. - Он отключил связь и, повернувшись к сидевшему сбоку от него однорукому, приказал: - Выставить охрану у складских помещений и магазинов, в случае грабежа стрелять без предупреждения. За тушение пожаров отвечаешь лично. Понятно? - И, не чувствуя в угрюмо похмельном лице управленца должного отклика, схватил того за ворот гимнастерки, поднял, притянул к себе вплотную. - Слушай ты, мысли-тель, я из тебя эту дурь окопную быстро вышибу, тебя еще, видно, жареный петух в задницу не клевал, так я устрою: каждый клевок девять грамм, понял?

Тот, судя по всему, мгновенно протрезвел и, боязливо отодравшись от Золотарева, вытянул-ся по стойке смирно:

- Выполню любое задание партии и правительства, товарищ начальник. Его запойная хрипотца приобрела торжественную тональность. - В огонь и в воду, товарищ Золотарев!

- То-то, - остывая, бросил ему Золотарев и выдвинулся в коридор. Слушай мою команду. Все женщины и дети в течение часа должны быть в безопасной зоне у воды. Назначаю ответственным за эвакуацию начальника политотдела Гражданского управления Ярыгина. - Перехватив затравленный взгляд политотдельца, он еще раз, чуть ли не со сладострастием, подчеркнул: - Товарища Ярыгина. Всё, выполняйте приказ...

Через минуту управление опустело: заработал безотказный механизм запущенной им машины, работающей на инерции страха. Ему теперь оставалось только время от времени корректировать ее ход, чтобы она не уклонялась в сторону и не сбавляла темпа. Науку управлять такими процессами он давно выучил назубок.

В стремительно убывающей суматохе коридора перед ним вдруг определился кадровик:

- Вы отвечаете за жизнь всего контингента, - доверительно подступился тот к нему, - а я отвечаю за вашу жизнь, товарищ Золотарев. Вам необходима надежная страховка. Вот, - горбун вытолкнул впереди себя лобастого парня в военной телогрейке и кепке, заломленной на самый затылок. - Катерок у него небольшой, но крепкий. Даже, - тут кадровик насмешливо осклабился, - с командой. Будет стоять специально для вас, на всякий случай. - И торопливо отметая любые возражения, быстро закончил. - В последнюю минуту может понадобиться.

Кого-то этот парень удивительно напоминал Золотареву: наваждение было так объемно, так явственно, что он не выдержал, спросил:

- Ты откуда сам-то?

- Землячок, товарищ Золотарев, - поспешил ответить за того кадровик, опять землячок! Мало тульский, еще и сычевский, Самохин Федор Тихонович, собственной персоной. Прямо скажу, кадр первостатейный: фронтовик, специалист, работник, с такими до коммунизма - рукой подать. Глядишь, даже помните?

Еще бы Золотареву не помнить Самохиных! Не водилось на деревне мужика злее и привяз-чивее дядьки Тихона, случая, бывало, не пропускал, чтобы не подковырнуть, не подразнить отца. Немало слез по Тихоновой милости выплакала золотаревская мать. Младшего из Самохи-ных, правда, он помнил смутно, сказывалась разница в возрасте, но, даже если бы и помнил, восторга от этой памяти не испытал бы: слишком болезненным оставалось для него всё, связанное с Сычевкой.

- Да, да, помню, - сухо отрезал он, заранее предупреждая любые попытки панибратства со стороны непрошенного земляка. - Ты лучше скажи мне, как ты его, катерок свой, на месте удержишь, волна, видел, какая?

Парень заметно угадал его состояние, но оказался умеy - не обиделся:

- Поставлю носом против волны, запущу на всю катушку, якорек сброшу, устоим как-нибудь, товарищ начальник.

Сдержанная деликатность Федора понравилась Золотареву, но он предпочел всё же держать дистанцию - так оно было надежнее:

- Ладно, отправляйся к себе на борт, держи вахту, только учти, я ухожу последним. - Но на прощанье смягчился, бросил вдогонку. - Держи сычевскую марку!

Кадровик прямо-таки засветился Федору вслед, будто собственное произведение издалека рассматривал:

- Хорош парень, ничего не скажешь! - И, снова увязываясь за выходившим Золотаревым, деловито утвердил: - Я с вами.

- Утрясите лучше возможные недоразумения с японцами. - Золотарев был рад отвязаться от настырного горбуна. - Хотят они эвакуироваться или нет?

- Пусть сами выкручиваются, своих вывезти бы,- отмахнулся было тот, но, перехватив нетерпеливый взгляд Золотарева, ослушаться не посмел. - Как знаете, товарищ Золотарев, как знаете, только к чему бы вам это? Поворачиваясь, чтобы идти, он въедливо прищурился. - Может, уже и там землячки отыскались?

В самой походке уходившего горбуна угадывалась угроза и предупреждение, но Золотареву уже было не до него. Стоя сейчас на площадке перед управлением, он зорко обозревал панораму происходящего: дымное пламя поверх ревущей сопки, каменная шрапнель над поселковыми крышами, людские ручейки, стекающие по дорогам и тропам к берегу вокруг пирса. Но в кажущемся вокруг хаосе уже заметно проглядывался определенный порядок, механизм власти срабатывал медленно, но неуклонно: пожары становились кратковременней, разноголосица умеренней, людское передвижение строже. "Только попусти, - удовлетворенно успокаивался он, - сами не заметят, как передушат друг друга".

Полина появилась рядом с ним неожиданно, с медицинской сумкой через плечо, застегнутая на все пуговицы демисезонного пальто, из-под которого торчал белый воротничок ее халата.

- Иду вот, зовут, там у одной, - Полина кивнула вниз, по направлению к берегу, - схватки начались. Вот уж не ко времени! - В ожидании ответа она искоса взглянула на него, но он отвел глаза. - Вам бы тоже пора туда, всего не усторожишь.

- До погрузки нельзя, Полина, на ваших здешних вахлаков, сама знаешь, надежды мало, самому надо до конца проследить. - Он легонько и ласково подтолкнул ее под локоть к дороге. - Иди, там тебя ждут, скоро увидимся.