Вдоль всей вершины холма в предрассветной темноте лихорадочно плясали радужные вспышки пулеметных очередей.

Глядя на огненный пояс обороны противника, комбриг, не оборачиваясь, позвал начальника штаба.

- Пулеметов у них как будто не прибавилось, - сказал он, напрягая голос. - Гони немедля связного к Криворучко. Прикажи, чтобы без команды на Горынку не кидался. Сейчас нужно все внимание противника приковать к центру его обороны. Ты понял меня?

- Понял, - утвердительно закивал головой начальник штаба и приказал вызвать связного.

Тот внимательно выслушал начальника штаба, вскочил в седло и помчал коня во весь опор к перелеску.

Боевой клич пешего дивизиона между тем стал ослабевать и вскоре заглох. Яростно строчили одни лишь пулеметы противника.

Комбриг встревожился.

- Захлебнулась атака, - сказал он начальнику штаба. - Надо сейчас же поддержать огнем артиллерии...

И еще один связной ускакал в лунную ночь, в сторону небольшой возвышенности, за которой окопалась конная батарея.

Вскоре ночной воздух вздрогнул от оглушительного залпа трехдюймовок, и вся долина застонала, заохала.

Несколько минут горласто бабахали две пушки. Это помощник командира батареи Яков Продан выдвинул по указанию Котовского вперед два орудия и прямой наводкой в считанные минуты разворотил и начисто подавил несколько пулеметных гнезд противника.

- Молодец! - воскликнул Котовский, наблюдая за артистической работой Продана. - Бей их в лоб, Яша, чтоб навечно забыли дорогу на Украину!

Котовский любил, когда в дело вводилась бригадная батарея. Он преображался в такие минуты и внимательно вслушивался в грозный рев своих пушек. Но на этот раз он с волнением наблюдал, как рвались снаряды и бушевал огонь на гребне холма. А волноваться было отчего. Ведь речь шла о жизни обитателей деревни, которые, возможно, остались в окраинных хатах и не успели укрыться.

Загорелось отдельное строение у самого края деревни, и огромный столб багрового дыма заклубился над Горынкой. Комбриг приказал прекратить огонь.

В наступившей тишине было слышно, как в Горынке поднялась паника, как кто-то истошно вопил, как сухо щелкали пистолетные выстрелы.

Комбриг решил воспользоваться сумятицей в деревне. Он быстро подбежал к Орлику, вскочил в седло и поскакал в глубину долины, в расположение первого полка. Конные эскадроны давно уже стояли здесь в боевом порядке и ждали только сигнала.

Не сбавляя аллюра, комбриг сделал полукруг перед центром полка, развернутым в лаву, и подал команду:

- За мной, в атаку, марш, ма-ар-р-ш!!

И ускакал вперед, увлекая полк за собой. Эскадроны изломанной линией устремились за комбригом.

Когда конная лава приблизилась к цепи пеших эскадронов, бойцы поднялись из пшеницы и снова пошли в атаку. Снова раздался боевой клич пешего дивизиона.

Он слился на этот раз с боевым кличем конных эскадронов.

И опять свирепо ударили пулеметы противника.

Встреченная ливнем свинца, конная лава расстроилась и отхлынула. Пеший дивизион не дотянул до оврага, отделяющего Горынку от долины, и снова залег в хлебах.

Было ясно: снова неудачный исход атаки. Комбриг нервничал.

- Начальник штаба, теряем время, - сказал он. - Наступит рассвет, и всей операции крышка!

- Да, время не терпит, - начальник штаба вскочил в седло.

- Играй "атаку", - кивнул комбриг штаб-горнисту и размашисто пошел к коноводу, который стоял с его конем поодаль.

- Не остыл еще Орлик, - сказал коновод и нехотя передал поводья комбригу.

- Не время прохлаждаться, - сердито заметил комбриг, быстро разобрал поводья и тоже вскочил в седло.

Чуяло сердце коновода недоброе, хотелось ему сказать вслед комбригу, чтобы поберег себя, да не решился. Он только покачал головой, вскочил в седло и яростно огрел коня нагайкой.

Орлик как бы почувствовал решимость комбрига. Он сжался под ним как пружина, высоко поднял голову, в несколько стремительных прыжков вынес его вперед и остановился как вкопанный. Комбриг вырвал из ножен клинок, взмахнул им и дал шпоры коню. Орлик от неожиданности вздыбился и, сделав резкий скачок, помчал комбрига в расположение конных эскадронов первого полка.

В это время за Горынкой ударила неприятельская пушка. За нею вторая... третья... и несколько снарядов разорвалось недалеко от комбрига. Взорванная снарядами земля и клочья пшеницы взметнулись вверх и медленно опустились. На гладкой скатерти пшеничного поля образовались три черных пятна...

Небосклон на востоке между тем запылал багрянцем, как развернутый боевой штандарт. Наступал рассвет. Вся долина перед Горынкой и лавина атакующих с каждой минутой становились все виднее, все отчетливее.

Нужно было торопиться, чтобы использовать остатки исчезающей мглы и до восхода солнца ворваться в деревню.

Комбриг примчался в расположение первого полка.

Громовым голосом скомандовал спешиться и сдать лошадей коноводам.

Кавалеристы мигом спешились, сдали коней и рассыпались в стрелковую цепь.

- Вперед!! - вскричал комбриг и помчал коня в сторону пеших эскадронов.

Спешенные кавалеристы с винтовками наперевес легкой побежкой устремились за комбригом.

А он как ветер все мчался вперед, легендарный комбриг Котовский, на своем гигантском огненно-рыжем скакуне.

Вот он достиг цепи пеших эскадронов и, напрягая голос, поднял бойцов в атаку...

Появление комбрига среди атакующих снова вызвало шквальный огонь противника. Его пулеметы на этот раз прямо бесновались. Они пронизывали подступы к Горынке по всем направлениям смертельными трассами свинца.

Комбригу грозила гибель. Начальник штаба помчался ему наперерез.

- Остановись, Григорий! Сойди с коня! Укройся!!! - кричал он ему вслед, то и дело понукая своего дончака, который и без того распластался, как борзая в предельном намете.

Но комбриг не слышал начальника штаба. Он как вихрь носился уже из конца в конец перед фронтом своей пехоты и упорно показывал клинком на Горынку.

За ним как тень неотступно скакали коновод и штабтрубач.

Бесстрашие комбрига воодушевило атакующих.

Бойцы пеших эскадронов и спешенные кавалеристы соединились и двинулись многочисленной лавиной вперед во весь рост. Они шли стойко и неотвратимо, преисполненные решимости во что бы то ни стало добраться до Горынки и свести наконец счеты с упорным врагом.

За Горынкой снова громыхнули пушки. И снова один за другим три снаряда разорвались неподалеку от комбрига.

Раздался еще залп, и три столба земли взлетели вверх почти одновременно, в непосредственной близости от комбрига...

Когда дым и пыль рассеялись, все увидели Орлика, который мчался без всадника. Конь бросался из стороны в сторону, неистово крутил и тряс головой.

- Уби-и-итП - пронзительно закричал кто-то из бойцов, бегущих на помощь комбригу.

Стоустый голос мгновенно разнес эту весть по всей цепи, из края в край. Сотни людей без команды прибавили шагу. Многие стали вырываться вперед.

- За мной, братва!! - зычным голосом призвал своих бойцов взводный Яблочко. - Круши вражескую нечисть!

- Руби белую кость!! Бей панских наймитов! - грозно раздавались в центре лавы могучие голоса Константина Ведрашко, Евдокима Ляхомского, Ионы Сорочана.

Где-то в центре лавы в грохоте боя яростно вскричал гигант Яков Руснак:

- Гранаты к бою! Приготовиться!

Пример удальцов, как натиск ураганного ветра, подхватил и понес вперед многолюдную лаву котовцев. Вот они стремглав преодолели расстояние, отделявшее их от оврага, изломанной лавиной скатились вниз, затем взбежали на косогор и залегли вдоль колючей проволоки перед самой Горынкой...

К месту, где только что упал Котовский, прибежало еще несколько человек. Они увидели комбрига лежащим вниз лицом среди неглубоких воронок, с клинком, зажатым в руке. Он силился встать на ноги, но не мог.

Неподалеку лежал коновод комбрига. Он был ранен в живот и тяжело стонал. К комбригу осторожно подошел совсем еще юный боец из пешего эскадрона.