Дасаев улыбнулся, поднял руку, приветствуя и принимая приглашение. Приближаясь, он заметил за столом напротив Роберта девушку, сидевшую к нему спиной. Высокая лебединая белая шея ее казалась хрупкой, незащищенной, тяжелые жгуче-черные волосы собраны в тугой, изящный узел на затылке.

-- Вы незнакомы? -- спросил удивленно Джумбер, перехватив заинтересованный взгляд Рушана. -- Глория, извини, познакомься, пожалуйста, Рушан -- наш друг и начальник в одном лице, что бывает крайне редко в жизни, -- отрекомендовал он.

-- Глория...

Девушка, привстав, не без кокетства протянула ему через узкий стол руку, и Рушан, наклонившись, поцеловал ее у тонкого запястья, не смея оторвать глаз от ее лица, в котором проглядывало что-то неуловимо знакомое. Он сразу понял, что она удивительно походила на Тамару, словно природа решила подшутить над ним, возвращая, казалось бы, потерянное навсегда.

-- Так, значит, вы, футбольный тренер, зашли посмотреть, как ваши подопечные проводят досуг? Доложу: у Тамаза уже пятая сигарета, вот они все в пепельнице лежат. Может, ваше присутствие остановит его, иначе он выкурит всю пачку "БТ"...

-- Такая красивая, говорят -- умная, а оказывается, обыкновенная ябеда, -- перебил ее, улыбаясь, Тамаз и достал из пачки еще одну сигарету.

-- Я не тренер, Глория...

-- Джумбер, опять твои штучки? Ты ведь ясно сказал: Рушан -- ваш начальник.

-- Он и есть, дорогая, наш главный начальник. Кормилец ты наш... -- и Джумбер с Тамазом, не сговариваясь, как в игре, разом обняли Рушана.

Видя растерянность девушки, которой показалось, что ее разыгрывают уже втроем, Рушан поспешил объяснить, чтобы не обиделась:

-- В каком-то роде я их начальник. Хоть и вижу их нечасто, обычно здесь, по вечерам, или у "Космоса", и, конечно, на поле в игре. Но наряды на зарплату нападающим ежемесячно закрываю я, эти трое орлов числятся на моем стройучастке. Джумбер -- плотник шестого разряда, он капитан, лидер. Тамаз с Робертом проходят по пятому, рангом ниже, забивают маловато... -- И, продолжая шутить, подлаживаясь под общее настроение, сказал, обращаясь только к Глории: -- Если они сегодня ведут себя недостойно и не оказывают должного внимания единственной девушке за столом, я их непременно понижу в разряде. Удар по карману -- самый эффектный удар, так считает мой начальник. А как считаете вы, капитан, мастер коварных штрафных ударов?

-- Глория, я вижу, у вас на глазах слезы, остановитесь, не жалейте нас прежде времени. Рушан добрый и слишком любит футбол, чтобы пойти на этот бесчеловечный шаг...

За столом дружно рассмеялись шутке Джумбера.

Неразговорчивый Роберт за спиной Джумбера подавал официантке какие-то знаки, и она явилась к столу, неся бокал для Рушана и большую вазу с влажно блестевшей горкой темно-бордовой черешни.

-- Так вы строитель? -- спросила почему-то обрадованно девушка.

-- Да, старший прораб.

-- А мы с вами отчасти коллеги, я ведь архитектор. Но я всегда воюю со строителями, мирно не получается. Они говорят, что меня в тридцать лет хватит инфаркт...

Она вдруг попросила Тамаза поменяться местами и, оказавшись рядом с Рушаном, мечтательно продолжала:

-- Как было бы здорово, если бы я создала что-то необычное, выдающееся для нашего города, а вы построили. Мне кажется, вы бы не доводили меня до инфаркта, понимали меня, -- закончила она вроде бы шутливо, положив руку ему на плечо, но в глазах ее Рушан почему-то уловил печаль.

"Странная девушка, -- подумал он. - Странная и такая... родная..."

Недалеко от них, в соседнем секторе, за несколькими столами сидели гонщики и технический персонал, сопровождавший именитых спортсменов.

-- Покажите мне Кадырова, -- неожиданно попросила Глория.

-- Вон, посмотри, "киты" сидят отдельно -- за столом рядом с оркестром, -- подсказал молчавший до сих пор Роберт.

Большой банкетный стол занимали человек семь. Те, что постарше, -- в костюмах, при галстуках, а помоложе -- в джинсах и пуловерах с яркими эмблемами известных спортивных фирм, в однотонных рубашках от Кардена, лет на пятнадцать опережая грядущую моду. Чувствовалось, что свет они повидали. Держались не шумно, с достоинством.

Оркестр заиграл что-то лирическое... Тамаз, извинившись, пошел приглашать девушку за соседним столиком, куда его усиленно зазывали весь вечер.

-- Я бы хотела потанцевать с Кадыровым. Я суеверная и когда-то слышала: общение со знаменитыми приносит удачу, -- сказала вдруг Глория. Видимо, мыслями она была не за столом и даже не в "Жемчужине".

-- Если хочешь потанцевать, пригласи, -- спокойно сказал Джумбер, не обратив особого внимания на ее слова.

-- А вдруг откажет? - с опаской спросила Глория, и это еще больше удивило Рушана.

-- Тебе? -- на этот раз с недоверием и удивлением спросил Джумбер и заулыбался. -- - Хотел бы я видеть парня, который тебе откажет!

-- Ах, была не была! -- сказала девушка, вставая и направляясь к столику, за которым сидел Кадыров, и не верилось, что минуту назад она робела, сомневалась...

Через минуту Джумбер кивнул Дасаеву:

-- Посмотри, Рушан, как они танцуют, беседуют, словно старые друзья. Разве скажешь, что Глория ростом выше Габдурахмана? Удивительный такт, женственность, умение не принижать партнера, даже физически. И как ей это удается? А красивая... Смотри, Рушан, не влюбись, такая девушка -- и счастье, и погибель для нашего брата. При всем обаянии она и человек необычайно талантливый, но в этом ты еще убедишься, ведь вы коллеги...

Закончили они вечер вместе с гонщиками, и Глория оставалась единственной девушкой за столом. Провожали гостей до гостиницы всей компанией, и гонщики по дороге допытывались у Глории, за кого же она завтра будет болеть. Она, не задумываясь, улыбаясь, отвечала, что, как и все в Заркенте, -- за Габдурахмана, ответом своим смущая и без того стеснительного Кадырова, растерявшегося от обаяния и внимания очаровательной девушки.

У гостиницы нехотя распрощались -- гонщиков ждал трудный день. Джумбер, обращаясь к Рушану, попросил:

-- Рушан, пожалуйста, проводи Глорию, я сегодня за тренера, негоже самому опаздывать на отбой, да и завтра у нас ранняя тренировка. Если не проспишь -- приходи, постучим вместе.

Рушан при случае проводил время на тренировках, принимал участие в двухсторонней игре...

Они шли по обезлюдевшим тихим улицам, и Глория вдруг спросила:

-- Тебе нравится "Жемчужина"? Я имею в виду архитектуру, интерьер.

-- Слов нет, замечательное кафе, я думаю -- молодежи повезло.

-- Почему же ты за весь вечер не поздравил меня? -- спросила она вдруг с вызовом.

-- С чем? -- растерялся ничего не понимающий Рушан.

-- Разве месяц назад ты не был на открытии "Жемчужины"? - удивилась Глория. - Мне показалось, ты там стал завсегдатаем.

-- Мне как раз выпала вторая смена, потому и не получилось, хоть я и знал об этом, -- признался Дасаев.

-- Ах, вот оно что, -- сказала она неопределенно. -- А кто архитектор, слышал?

-- Только краем уха, какая-то армянская фамилия.

-- Караян? - уточнила девушка.

-- Точно! Солидная фамилия, звучная, наверное -- известный архитектор.

Девушка остановилась и, шутливо раскланявшись, протянула руку:

-- Разрешите представиться: я -- Глория Караян.

-- Значит, ты дочь архитектора? Пожалуйста, поздравь отца от души --достойная восхищения работа.

-- Рушан, еще одно оскорбление -- и я уйду навсегда, и тебе никогда не вымолить у меня прощения. - Сказано было шутливо, но в голосе все же слышалась обида.

-- Ты архитектор "Жемчужины"?! Такая... -- Рушан даже сбился с шага от неожиданности.

-- Продолжай, продолжай... - подбодрила попутчица. -- Хотел сказать --несолидная? Ох уж эти мужчины, вдобавок строители... -- продолжила она нарочито капризно, но все же довольная, что смогла так ошеломить Рушана. --Добавлю к сведению: Караян, может, и напоминает армянскую фамилию, но во мне нет армянской крови, хотя и намешано всякой: венгерской, русской, но больше всего немецкой. Мои далекие предки -- известные в Европе зодчие, в Россию приехали полтора столетия назад, и вот теперь, через несколько поколений, во мне, наверное, проявились их гены, хотя в этом веке, точно известно, в нашем роду архитекторов не было.