Вообще работа по лесоустройству в таежных малообжитых местах требует особой выносливости, способности преодолевать любые трудности и в любых условиях находить выход из создавшегося положения. Конечно, умение ходить пешком (и не евши!), переносить на спине тяжести и т. п.

Всем участникам предстоящей экспедиции еще в марте сделали тройную противоэнцефалитную прививку. Нас специально учили, как оказывать первую медицинскую помощь при несчастном случае, укусе змей, заболевании, как откачивать утопленника, что применять при ожогах.

Лесовод должен уметь плавать, переправляться через реки, находить броды, строить плот, лазить по деревьям, ориентироваться в лесу по звездам и по коре деревьев. Уметь разжечь костер выстрелом из ружья или при помощи лупы, уметь охотиться.

В нашей лесоустроительной экспедиции было человек пятьдесят научных работников. В тайге мы должны были разбиться на отдельные группы, отряды. Геодезисты и помощники таксаторов уехали раньше всех. Они уже проводили геосъемочные работы, прорубали с рабочими визиры и просеки. Таксаторы, лесоводы, ботаники, микологи, фитопатологи, энтомологи должны были приступить к изысканиям с завтрашнего дня.

Одних ученых интересовали ельники, других — кедровники, третьих — лиственницы, как ценная и быстрорастущая порода.

Быстрорастущая!!! С давних пор лесоводов мучает проблема преодоления времени…

Срок от посева древесного семени до «жатвы» — одно, два, несколько человеческих поколений. Тот, кто сумеет вырастить за короткий срок дерево, принесет человечеству самый щедрый и чудесный дар. Одно время Василий очень увлекался этой мечтой. Это была та же поэзия… Вот тогда он перешел работать в научно-исследовательский институт. Там эту проблему начали решать как селекционную. В сравнительно короткий срок вывели ряд ценных древесных пород, которые отличались устойчивостью против морозов, засух, грибных заболеваний, вредных насекомых, высокими качествами древесины. Мне лично кажется, что они уклонились в сторону от первоначальной задачи. Я сказала об этом Василию. Он усмехнулся.

— Какой интерес вести исследование, которое может закончить только твой внук? А мне что от этого будет?

Для докторской диссертации он, несомненно, поищет что-нибудь столь же эффектное, но не требующее столько времени. Результатом своего труда он хочет пользоваться сам… Кажется, я отклонилась в сторону. При чем здесь Василий?

Мы сидели на деревянном крылечке (кто-то недавно вымыл ступени, даже выскоблил их), а Даня мыл посуду на кухне. Михаил Герасимович заговорил о моей работе в экспедиции. Не знаю почему, недаром я долго колебалась между лесным институтом и всякими «логиями», но уже после первой практики я так увлеклась лесной гидрологией и климатологией, что ходила стажироваться в метеорологический институт. Я была на третьем курсе, когда мои небольшие исследования стали печататься в «Лесном журнале».

На эту тему была и моя дипломная работа, получившая высшую оценку комиссии. Увлекающийся Брачко-Яворский даже предложил дать мне звание кандидата наук, что было сдержанно, но решительно отклонено комиссией.

Так вот, маршрут нашей группы в этой экспедиции проходил по Ыйдыге, реке несудоходной из-за порогов. Ни гидролога, ни климатолога в составе экспедиции не было.

Мне предстояло отправиться вниз по течению Ыйдыги на плоту вместе с Кузей и двумя рабочими. Профессору хотелось, чтоб Мария Кирилловна взяла на себя руководство нашей группой.

— Ты ведь, Машенька, уже проделала однажды этот маршрут, — сказал он, — твой опыт очень бы пригодился.

— Да. Однажды я проделала на плотах и на моторных лодках этот маршрут, — вздохнула Мария Кирилловна, — когда погиб мой учитель и друг Сергей Иванович Петров.

Я уже слышала об этой первой экспедиции на Ыйдыгу, окончившейся трагически. Начальник экспедиции гидрограф Петров и его заместитель Прокопенко погибли в самый разгар работ. Петров был крупный ученый, опытный исследователь рек северо-востока Сибири. Евгений Прокопенко — совсем еще молодой человек, веселый и общительный. Он, страстный путешественник, глубоко любил свою Украину, свой Чернигов. Он часто повторял: «Все Прокопенки из Чернигова». И так рассказывал о разных Прокопенко из Чернигова, что Мария Кирилловна сначала думала, что это все его родня и предки.

Оба ученых погибли, утонув во время осмотра Вечного Порога. Мария Кирилловна приняла на себя обязанности начальника отряда и довела экспедицию до конца. Это было еще до рождения Дани. Пятнадцать лет назад. Теперешний маршрут доходил только до Вечного Порога, где шло строительство большой гидростанции.

— И все-таки я всегда мечтала проделать этот путь снова, — застенчиво произнесла Пинегина.

— Ты мне писала- об этом, — с довольным видом подтвердил профессор. — Тебе, как лесничему, это принесло бы только пользу. Ыйдыга ведь на две трети проходит через территорию вашего лесхоза.

Ефрем Георгиевич, кажется, не был в восторге от этого плана.

— Опасное путешествие, — заметил он, кашлянув.

— Ты могла бы уточнить кое-что для своей работы по изучению малоизвестных перспективных пород! — лукаво добавил профессор. Как будто для этого нужно было сплавляться на плоту по реке!

— Ефрем, я поеду… ладно? — спросила Пинегина.

— Как хочешь, — серьезно ответил Пинегин, — если это надо для твоей работы… Только уж я сам сделаю плот.

— Он ведь парнем работал на сплаве плотов по Ангаре, — сообщила Мария Кирилловна.

— Когда Маруся училась в институте, я уже водил буксиры, как третий штурман, — тихо добавил Ефрем Георгиевич.

— Вы любили ту свою работу? — полюбопытствовала я.

— А как же!!! Дело, конечно, трудное… пороги, шиверы, перекаты, но — хорошо! Я ведь на Ангаре каждую сопочку, каждый мысок знал…

Невольное сожаление прозвучало в его голосе. Мария Кирилловна посмотрела на мужа. Он слегка смутился. Огромного роста, мощный торс, большие тяжелые руки, русые волосы подстрижены по-боксерски ершом, силач и богатырь, а смущается и краснеет, словно красная девица. Глаза у Ефрема Георгиевича синие, прямые, доверчивые и добрые. Я не спросила, почему он, речник, бросил любимую профессию. И без того ясно. А теперь он простой лесник. Жена — лесничий, с высшим образованием, пишет какую-то научную работу о дикорастущих. С осени главный лесничий идет на пенсию. На его место назначили Марию Кирилловну. Это уже известно.

— Я и лес полюбил. Разве можно не любить лес? — сказал мне, именно мне, будто отвечая на мои мысли, Ефрем Георгиевич.

— А я, когда вырасту, буду летчиком, — объявил подсевший к нам Даня. — В лесной авиации буду работать, как Марк Александрович. Пожары тушить.

— Молодец, Даня! — одобрил Михаил Георгиевич и ласково потрепал мальчугана за вихры.

— А кто это Марк Александрович? — спросила я.

— О! Это же Лосев! — в полном восторге закричал мальчик. — Такой хороший человек! — подтвердил Пинегин и даже почмокал губами.

— Лосев… Он — удивительный! — задумчиво улыбнулась Мария Кирилловна. — Если кто у нас попадет в беду, он идет к Лосеву, как к другу. Он любит людей.

Вечером вся наша компания была приглашена на ужин к директору лесхоза Андрею Филипповичу Жарову. Я представляла его пожилым человеком, похожим на Владимира Афанасьевича, и была очень поражена, увидев совсем молодого человека, насмешливого, острого на словцо. На вид ему не дашь более двадцати шести лет. (Оказалось, впрочем, тридцать два.)

Мамаша его была довольно эксцентричная, в прошлом акробатка, теперь растолстевшая, отяжелевшая, с тройным подбородком и необыкновенно живыми черными глазами, имела привычку употреблять совершенно некстати некоторые восклицания вроде: але, пли, гоп!

Ее звали Франсуаза Гастоновна. Она была француженка, но по-русски говорила хорошо. Кулинарка изумительная! В жизни я не ела такой вкусноты, как на этом ужине. В двух комнатах было очень уютно. На стенах висели фотографии цирковых артистов, снимки лошадей, ученых тигров и крокодилов и большой портрет самой Франсуазы Гастоновны, еще тоненькой и красивой, в трико и плаще, осыпанном блестками. Рядом висел портрет старшего Жарова, тоже акробата, весьма известного в свое время.