Пауза. Хор.

Сейчас я буду готова.

ВЕРНЕР. Мама, тебе совсем не нужно переодеваться.

МАТЬ. Позволь это решать мне. Я уже достаточно взрослая. (Закрывает дверцу шкафа и становится в позу.) Ну как?

Вернер бросает взгляд и продолжает читать.

Что ты там читаешь?

ВЕРНЕР. Этот журнал издает наше объединение.

МАТЬ. И что там написано?

ВЕРНЕР. Ничего для тебя интересного.

МАТЬ. Я сорок лет простояла в лавке.

ВЕРНЕР. Вот именно - в лавке...

МАТЬ. Мои очки в чемодане. Прочти мне, пожалуйста, дитя мое.

ВЕРНЕР. Ну что тебе прочитать. Осенью на меня обрушится потоп свиней из Дании, а в июле мой оборот будет зависеть от рыночной ситуации с голландской говядиной.

МАТЬ. Да-да-да, рыночная ситуация с говядиной... (Поправляет костюм.) Ведь я еще могу носить такие вещи? А? Недавно купила, вместе с подарками. Все для вас стараюсь. Первый костюм в моей жизни. И совсем недорого. На распродаже. Лемке меня просто не узнал. Угадай, как он меня назвал.

ВЕРНЕР. Ах, мама...

МАТЬ. Нет, ты угадай.

ВЕРНЕР. Откуда я могу знать?

МАТЬ. Милостивая государыня.

ВЕРНЕР. Что, что, что?

МАТЬ. Лемке сказал мне: "милостивая государыня". (Смеется.) Да, да, Вернер, - милостивая государыня. Мы ездили на рождественскую экскурсию. Я тогда надела его в первый раз. В субботу. До Швирсдорфа. Три часа езды автобусом. И там опять - только кофе с пирожными. Я заказала рогалики. И еще осмотр собора, так как раз заканчивалось венчание. Я потом всю обратную дорогу думала об отце.

Пауза. Хор.

Да-а-а...

ВЕРНЕР. А ты, оказывается, еще весьма энергична.

МАТЬ. Еще бы. Я и в самом деле еще очень энергична. Мне, в сущности, рано идти в приют. Вот только волосы меня старят. Ведь шестьдесят восемь не так уж много.

ВЕРНЕР. Шестьдесят восемь?

МАТЬ. Он не знает, сколько лет его матери.

ВЕРНЕР. Я думал, ты моложе.

МАТЬ. Моложе? (Подходит к окну, смотрит в него и плачет.)

ВЕРНЕР. Что с тобой?

МАТЬ. В твоей новой машине тоже есть радио?

ВЕРНЕР. Разумеется.

МАТЬ. Мы опять по дороге будем слушать музыку?

Вернер молчит, Мать начинает хихикать.

ВЕРНЕР. Что такое?

МАТЬ. Не пугайся, я не помешалась. Клянусь, я пока что в своем уме. Там идет Кэте Гебель. В шубе фрау Нойман. Изображает из себя невесть что. Чтобы такая и напяливала норку. У нее же нет никого, кто бы хоть немного ей подбрасывал. Да, да, ради этого я посвятила вам всю свою жизнь... И как ты думаешь, Вернер, куда она сейчас идет? К трамваю. В норке фрау Нойман. И поедет на восьмом до конца. А на следующем отправится обратно. И так целыми днями. Чтобы на нее поглазели. В чужой норке. В той, что она берет у фрау Нойман. Которая была замужем за кем-то приличным. Он, кажется, был в правительстве. Или в городском управлении водоснабжения. Надо же - кататься на трамвае в норке фрау Нойман. Да, вот тебе - Кэте Гебель. Во всей красе. Уж она-то действительно свихнулась. Да-да, Кэте Гебель совсем выжила из ума. Окончательно спятила. (Хихикает.)

Вернер незаметно подходит к окну.

Однажды он ее с кем-то спутал. Сказал ей - милостивая государыня. Так она целый вечер не могла успокоиться. Всю ночь глаз не сомкнула. Да, Кэте Гебель стареет. Вот так берет и просто удирает, а Лемке ничего не может поделать.

ВЕРНЕР. Мама, там же никого нет.

МАТЬ. Ой, как ты меня напугал. Что ты сказал, Вернер?

ВЕРНЕР. Там никого нет.

МАТЬ. Уже ушла... Да, мой мальчик, так мы здесь и живем.

Смотрят друг на друга.

Дети уже нарядили елку?

Вернер хватается за сердце и массирует его.

Тебе нехорошо?

ВЕРНЕР. Ты, мама, любого можешь вывести из себя.

МАТЬ. Это все сигареты. Приляг ненадолго на кровать Хельги. Постой. (Снимает с него пиджак.) Не то помнется.

ВЕРНЕР. Я не хочу там лежать.

МАТЬ. Тогда на мою.

ВЕРНЕР. Я вообще не хочу ложиться.

МАТЬ. Но тебе это необходимо. Приляг, отдохни, не спорь!

Она подталкивает его к кровати покойной, он падает на кровать, она падает на него. Оба неподвижно лежат. Пауза. Хор.

Почему ты перестал слушаться свою мать?

ВЕРНЕР. Встань.

МАТЬ (садится на край кровати. Тоном светской болтовни). Много приходится работать?

ВЕРНЕР. Да, все больше и больше.

МАТЬ. Бедное дитя.

Пауза. Хор.

И над чем?

ВЕРНЕР. Кровяная колбаса.

МАТЬ. Свиная или говяжья?

ВЕРНЕР. Комбинированная. По самоубийственной цене.

МАТЬ. По самоубийственной цене...

Пауза. Она укрывает его темным одеялом.

Как же часто ты болел. Никто из детей не требовал столько заботы.

ВЕРНЕР (раздраженно). Весьма сожалею.

МАТЬ. Да, да, да...

Пауза.

А как тебе живется?

ВЕРНЕР. А тебе как живется?

МАТЬ. Да, да...

Пауза.

ВЕРНЕР. Да, вот так-то...

МАТЬ. Да-а-а...

Пауза.

ВЕРНЕР. Вам по-прежнему дают... молоко на завтрак?

МАТЬ. Молоко?

ВЕРНЕР. Да.

МАТЬ. Нам никогда не давали молоко.

ВЕРНЕР. Мне так казалось.

Пауза.

МАТЬ. Как бежит время...

Пауза.

Теперь нам всегда дают кофе без кофеина. С цельным молоком. Ты, наверное, это имел в виду.

ВЕРНЕР. Нет.

Мать плачет. Пауза.

Мама... а почему без кофеина?

МАТЬ. Из-за сосудов. Для тебя тоже было-бы полезно. (Со злостью.) Тебе ведь уже скоро сорок пять. (Подтягивает вверх штанину его брюк.)

ВЕРНЕР. Что такое?

МАТЬ. Просто хочу проверить как следит за тобой Ильза.

ВЕРНЕР. Перестань же.

МАТЬ. Нет, я хочу знать... Ну конечно, без кальсон.

ВЕРНЕР. Мама, я сижу в теплом кабинете, машина тоже отапливается.

МАТЬ. Все равно. Зимой это просто необходимо. Иначе семья может остаться без кормильца. Отец всегда носил кальсоны. Шерстяные. До середины мая. Уж я-то всегда за этим следила. Не понимаю, о чем думают эти молодые жены. Она же из приличной семьи. Ее отец был главным... как его там... ну, главным этим самым, в суде. Я каждый год на Рождество дарила отцу две пары шерстяных кальсон, чтобы не простуживался на бойне. У него была большая семья. А ведь именно оттуда, снизу, все и начинается. Именно там, внизу легче всего подхватить простуду. (Короткая пауза.) Пятерых детей произвела я на свет. В страшных муках, дитя мое. На старой бойне. Да-да...

Вернер закуривает сигарету. С улицы доносится высокий, слабый свист.