- Документов о полете нет, как вам известно, - отвечал Ширер. - Сами они ссылаются на потерю памяти. Это самая большая загадка, которую пока мы не можем отгадать. Вот тут вам дается полная свобода... Фантазируйте сколько угодно!
Благодаря доктора уже на ходу, Мэтью поспешил к телефонному аппарату в приемной. Ширер проводил его насмешливым взглядом. Как только за репортером закрылась дверь, Ширер набрал номер помощника премьер-министра.
ТУР ОЧНУЛСЯ, КАК ОТ ТОЛЧКА. КАЮТУ ЗАЛИВАЛ МЯГКИЙ, УСПОКАИВАЮЩИЙ СВЕТ. ОН ЛЕЖАЛ НА ПОЛУ, НО ЕМУ НЕ БЫЛО ЖЕСТКО. СТЕНА ПРИ ПРИКОСНОВЕНИИ ОКАЗАЛАСЬ МЯГКОЙ И ТЕПЛОЙ. БОКОВЫМ ЗРЕНИЕМ ОН УВИДЕЛ КЛАРЕНС, РАСПРОСТЕРТУЮ РЯДОМ, С ЗАКРЫТЫМИ ГЛАЗАМИ. НА БЕДРЕ У НЕЕ БЕЛЕЛ ШИРОКИЙ БАНДАЖ.
- Какой одинокой, какой сирой я себя чувствую! - воскликнула Кларенс, когда Ширер ушел. Похоже, она готова была расплакаться.
Тур ничего не ответил. Для него разговор с психиатром был нелегким: лишь со стороны могло показаться, будто они обменивались малозначительными репликами. От командира "Клиффорда Саймака" он потребовал немалого напряжения.
- Я тебя понимаю, - сказал наконец Тур, стремясь положить конец гнетущему молчанию. - Тебе хочется рассказать им все, чтобы облегчить душу, вновь обрести взаимный контакт...
- У меня такое чувство, будто мы вовсе не возвращались! - взорвалась Кларенс. - Я часто повторяю: "На Земле прекрасно!" Но это не приближает меня к людям, пока... мы не...
На глазах у нее показались слезы.
- Люди могут превратно понять то, что с нами произошло, - возразил Тур. - Потому-то мы и пошли на эти странные игры с доктором Ширером.
Он сделал ударение на двух последних словах.
- Мы и сами многого не знаем, - дрожащим от слез голосом проговорила Кларенс. - Что было с нами и кораблем после неожиданного падения на Европу? Наша память сохранила лишь отрывочные воспоминания. Вероятно, мы были близки к гибели.
- Вероятно... А может, даже погибли, но они нас... воскресили? - почти шепотом произнес Тур. У него был такой вид, будто он удивился своей догадке. - Мы помним только те моменты, когда у нас были проблески сознания. Во всяком случае, я вскоре заподозрил, что их вмешательство в функции моего организма было основательным... Нет, я чувствовал себя необыкновенно хорошо. Голова была ясная, настроение приподнятое, даже чуть восторженное, как в юности. Я давно уже не испытывал ощущения такой легкости во всем теле...
- Ты мне ничего об этом не рассказывал.
- В условиях Хоуп мне трудно было прийти к окончательному выводу: на искусственной планете многое происходит не так, как на Земле. В конце концов я разобрался в их способе отсчета времени. Их хитроумные хронометры требуют специальных навыков. Но это не главное: для человека время всегда субъективно. К счастью, на "Саймаке" были квантовые часы, и только там, уже на обратном пути, я убедился, какая разительная перемена во мне произошла.
- Ты имеешь в виду мироощущение?
- Я начал думать по-другому.
- Как это?
- У тебя хорошо развито чувство времени? - спросил Тур. - То есть ты можешь, не пользуясь часами, приблизительно сказать, сколько минут они отсчитали?
- Приблизительно - да.
- Когда-то на Земле проводились эксперименты с участием большой группы людей, которые должны были без приборов определить, сколько времени прошло в произвольно выбранный промежуток.
- И они с этим справились?
- Абсолютным чувством времени никто не обладает. Разброс в определении прошедшего временного отрезка в целом велик, но не слишком.
- Почему ты думаешь, что произошедшее с тобой - аномально?
- Мое чувство времени после пребывания на Хоуп изменилось... на несколько порядков!
- В чем это выразилось?
- В определенной ситуации, например, мне казалось, что прошло минут пятнадцать, а часы показывали, что они ушли вперед всего на три минуты!
- Это значит...
- ...что мои мыслительные процессы протекают теперь с необыкновенной скоростью.
- О себе я не могу такое сказать, - тихо проговорила Кларенс. - Но мне кажется, что я стала намного эмоциональнее.
- Вот видишь... Если на Хоуп решили поставить на нас эксперимент, то они не обязательно должны были наделять нас одинаковыми новыми качествами. Главное в том, как к такому эксперименту отнесутся на Земле...
- И потому ты решил скрыть все, что с нами произошло?
- Давай порассуждаем спокойно. Сейчас пока неясно, какими последствиями для нас самих может обернуться их вмешательство. Ширер сказал, что наши показатели умственного развития необыкновенно возросли после возвращения. Это может кое-кого навести на мысль, что Хоуп каким-то образом продолжает держать нас под контролем. В миролюбивых целях гуманоидов тоже могут сомневаться. Следовательно, не исполнители ли мы чьей-то злой воли?
- Эта подозрительность на Земле уже обернулась реками крови ни в чем не повинных людей! Неужели и к контактам в космосе мы будем подходить с теми же мерками?
- Я вижу, ты понимаешь, что меня волнует... Название искусственной панеты странным образом созвучно английскому слову "надежда", - продолжал Тур.- Я сделал все это - уничтожил документы экспедиции и уговорил тебя молчать - в надежде, что благодаря этому ничто не поставит под угрозу контакт с Хоуп.
- Я восхищена тобой, Тур, - задумчиво проговорила Кларенс. - Ты продумал все на несколько ходов вперед!
- У выдающегося английского ученого и фантаста Дэвида Лэнгфорда есть девиз: "Мыслите масштабно!" Я стараюсь ему следовать...
ЦЕЛЬЮ СООБЩЕСТВА ПЛАНЕТЫ ХОУП ЯВЛЯЕТСЯ БЛАГОДЕНСТВИЕ ВСЕХ И КАЖДОГО В ОТДЕЛЬНОСТИ. ЖИЗНЬ НА ПЛАНЕТЕ НЕ МОЖЕТ ПРОДОЛЖАТЬСЯ НОРМАЛЬНО, ЕСЛИ КТО-ЛИБО ИЗ ГУМАНОИДОВ ПОЧУВСТВУЕТ СЕБЯ НЕСЧАСТНЫМ...
(Из конституционной хартии планеты Хоуп)
Высокий большеголовый человек в ладно скроенном костюме поднялся навстречу Хартфелту.
- Рад с вами познакомиться, сэр Джон, - сказал премьер-министр, пожимая астрофизику руку.
Хартфелт про себя отметил, что вид у главы правительства озабоченный. "Скоро парламентские выборы, - вспомнил Хартфелт. Ему хотелось найти правильный тон разговора. - Да и годы уже немолодые: можно было устать от жизни".
Премьер тем не менее изобразил на лице дружескую улыбку и предложил ученому сесть.
- Я просил вас приехать, - начал он, - так как хочу разобраться в истории с экипажем "Клиффорда Саймака". Здесь, как вы знаете, собрались представители и эксперты ООН, специалисты из многих стран по космической медицине, особенно много психиатров, астронавты и космонавты, кибернетики, психологи, ракетчики, политологи, социологи и даже экологи... Не знаю, зачем здесь нужны некоторые из них. Словом, если еще прибавить армию газетчиков, то имя им будет легион. Они присутствуют на заседаниях и пресс-конференциях, высказывают тысячи предположений, обмениваются мнениями, спорят, порой яростно... Но ни один из них, на мой взгляд, не подал мало-мальски здравой идеи относительно поведения экипажа "Саймака".
Премьер сделал паузу, как бы приглашая гостя к диалогу.
- Я немало об этом размышлял, - отозвался Хартфелт, - старался поставить себя на место этих скитальцев космоса...
- Есть ли у вас какие-либо предположения, сэр Джон?
- Члены экипажа наверняка попали в обстоятельства, потрясшие их воображение.
- Причина - физические явления?
- Судить трудно, - сказал астрофизик, - но ведь из-за пустяков не уничтожают бортовой журнал. За такой проступок "Устав космоплавания" предусматривает суровое дисциплинарное взыскание, вплоть до отстранения от космических полетов.
- Но тут явно пострадала их психика, а это извиняющее обстоятельство, - возразил премьер-министр.
- И они еще не скоро выйдут из этого состояния, - заметил Хартфелт, так что наказание, которое мог бы применить Международный центр космических исследований, просто не достигло бы цели... Да они и не собираются это делать... Хочу высказать одно предположение, - продолжал астрофизик. - Как это ни парадоксально звучит, но по-моему, экипаж столкнулся в космосе с тем, что вызвало у него не отрицательные, а... положительные эмоции. Если бы им хоть что-то угрожало, вселяло ужас или отвращение, они непременно поделились бы этим с нами. И уж тем более не помышляли об уничтожении документов на борту.