Вторник, 23 апреля 1991 года

В указанное время я позвонил и провел почти двадцать минут у телефона. В конце я уже точно смог объяснить полицейскому, что в бюро вломится пара людей, которым там, по моему мнению, совершенно нечего было делать.

На полицейского сперва это вроде бы не произвело особого впечатления, но после того, как он проверил, что находится по данному адресу, и узнал, что три верхних этажа дома снимает иранское посольство, он все же подумал, что это дело надо остановить. Выяснилось, что команда «Йарид» из четырех мужчин и двух женщин не рассчитывала на неожиданности. Они поселились как туристы в двух разных отелях, чтобы не вызывать подозрений. Двое мужчин уже устроили в квартире соседнего с посольством дома станцию подслушивания, чтобы получать информацию от «жучков», которые «монтеры» должны были установить в нужном месте.

Два человека должны были войти в здание и поставить «жучки» на телефонные линии, а два других должны были стоять внизу «на стреме». Но они были слишком небрежны; в конце концов, они ведь принадлежали к великолепному Моссад. Что могло пойти не так?

Оба «постовых» чувствовали себя на улице, где они не могли хорошо спрятаться, неуютно и решили поэтому подняться вверх и помочь своим коллегам. Ведь чем быстрее они справились бы, тем скорее смогли бы воспользоваться удовольствиями своего пребывания на Кипре, конечно, за счет Моссад.

Но наверху они ничем не могли помочь, потому что только один из «монтеров» был специалистом, делавшим саму работу. Остальные толпились вокруг и только нервировали его.

Он как раз разделил провода по принесенной с собой схеме и попытался найти кабеля иранского посольства, как появился полицейский. Все четверо сидели на корточках у открытого телефонного щита с «жучками» в руках, чтобы подавать их специалисту, как только он найдет нужные провода.

Полицейский был так же ошарашен, как и застигнутые им. «Что вы здесь делаете?» – спросил он сперва по-гречески, а потом, не получив ответа, повторил по-английски.

Все четверо выронили все, что было у них в руках, смотрели по сторонам и не знали, что им говорить и что делать.

Ран Софе[48], руководитель группы, заговорил первым. Он был тридцатитрехлетним ветераном «Йарид». Софе должен был стоять на страже снаружи вместе с Амит Литвин, которая была одета так провоцирующе, что должна была привлечь к себе внимание, если кто-то появится. (Трюк, который сработал бы, наверное, если бы они оставались на своих местах.) «Мы ищем туалет. Девочкам нужно кое-куда, Вы понимаете?»

Остальные закивали, как школьники, которых поймали, когда они засунули руки в варенье, не веря своим собственным пустым отговоркам.

Полиция, естественно, тоже не поверила. Их всех привезли в полицейский участок Никосии.

Среда, 24 апреля 1991 года

Четверку привели к судье, который за незаконную попытку подключения к телефонным кабелям отправил их на восемь дней в следственную тюрьму. Вскоре скандал попал в прессу и тут пошла кутерьма! Моссад тянул за все нити, чтобы афера поскорее закончилась.

Четверг, 9 мая 1991 года

Последовали многие дни интенсивных торгов и попыток держать репортеров подальше. Наконец, власти отпустили всех четверых, после того, как их признали виновным в том, что они незаконно вторглись в чужое помещение для совершения преступления. Их приговорили к штрафу в 800 долларов и затем передали израильтянам. Они в тот же день улетели в Израиль, причем пытались прятать лица и уклоняться от журналистов.

Примерно через неделю после этого события на меня вышел репортер израильской газеты «Йедиот Ахронот», который хотел знать мое мнение. Он позвонил мне из-за того, что я был единственный бывший сотрудник Моссад, который был готов говорить с прессой и который действительно был в Моссад, в отличие от многих, которые уже в прошлом утверждали подобное, лишь чтобы привлечь к себе внимание.

Я рассказал ему, что, по-моему, произошло шаг за шагом, причем я настаивал на том, что это лишь мое предположение. Он написал статью, которую, однако, запретила военная цензура. Газета решила подать в суд, но друзья в разведке отговорили от этого. Газета сдалась, потому что не хотела терять доступа к «внутренней информации», чтобы быть в состоянии и дальше «информировать» читателей.

Казалось, что нам этим совсем маловажным вмешательством удалось дать Моссад такого пинка, через который пробился ручеек критики действий оперативного уровня Моссад, что несколько потрясло его почву. Но этот ручеек был все еще очень далек от того шторма, который был нужен, чтобы смыть Моссад в море.

Глава 30

Среда, 30 октября 1991 года. Мадрид

«Боинг» президента Соединенных Штатов, зарегистрированный в ВВС страны под номером «Air Force One», заходил на посадку, за ним следовал однотипный «Air Force One». Оба «Джамбо» (они похожи друг на друга как близнецы, вплоть до одинаковых номеров на фюзеляже; в одном самолете летит президент, а в другом, используемом также как резервный для экстренных случаев, его окружение) везли в Мадрид американского президента в сопровождении огромного количества журналистов на мирные переговоры, которые должны были состояться между Израилем и всеми его арабскими соседями, включая сирийцев и палестинцев, как частью иорданской делегации.

Месяцами перед этим театральным представлением американский президент действительно верил, что он может поспособствовать перемене того окостеневшего порядка, который десятилетиями царил в регионе. Чтобы привести правое правительство Ицхака Шамира к столу переговоров международной мирной конференции президент США использовал свое особое средство давления. До того времени ни одному американскому президенту не хватало мужества на использование этого средства. Против желаний возмущенной еврейской общины Джордж Герберт Буш заморозил все гарантии кредитов Израилю, которые на следующие пять лет составляли 10 миллиардов долларов. И это было не наказанием за создание поселений в оккупированных Западной Иордании и Секторе Газа (эти поселения США считали незаконными), но средством, чтобы принудить завязшее в финансовых трудностях правительство Израиля сесть за стол переговоров.

Этим своим решением президент поставил себя у всех еврейских организаций Соединенных Штатов в черный список и стал рассматриваться как злейший враг Израиля. По всему Израилю были развешаны плакаты, изображавшие Буша в головном уборе фараонов. Под изображением можно было прочесть: «Мы пережили фараонов, мы переживем и Буша». Шамир назвал поведение президента США словом Ам-Буш (непереводимая игра слов: «ambush» значит «засада», «удар в спину»). Израильские посланцы в ускоренном темпе посещали все еврейские общины в США и готовили там нападки на Буша. Они неустанно питали средства массовой информации всяческой критикой любых его шагов. Одновременно они пытались убедить его вице-президента Дэна Куэйла в том, что он все равно остается их любимцем, и что действия президента никак не влияют на их хорошее мнение о Куэйле.

Эта «любовная афера» с вице-президентом была не нова; это стало почти правилом с самой даты основания Израиля. Каждый раз, когда президент не был с Израилем на дружеской ноге, еврейским организациям предписывалось подлизываться к вице-президенту. Так было при Эйзенхауэре, которого Израиль воспринимал как худшего американского президента в истории (хотя, по иронии судьбы, вице-президент Никсон, которого рассматривали как друга, сразу стал врагом, стоило ему самому стать президентом). Это стояло и за мощной поддержкой Джонсона, который в первый год своего правления почти удвоил американскую помощь Израилю, после того, как Кеннеди подверг очень жесткой критике ядерную программу Израиля, считая ее первым и самым опасным шагом к распространению атомного оружия в регионе, – не говоря уже о том факте, что семью Кеннеди всегда воспринимали как антисемитскую, начиная с Джозефа Кеннеди, отца Дж. Ф.К., которого считали сочувствующим нацистам. Эта политика стояла и за ненавистью к Никсону и любовью к Форду. Потом пришел Картер, чье правление вообще рассматривалось как сплошная ошибка во всем, что касалось Израиля, ошибка, которая стоила Израилю Синайского полуострова в обмен на прохладный мир с Египтом.