Каково же было мое разочарование, когда на следующий день мы узнали, что три связиста из нашего дивизионного батальона связи под командованием гвардии лейтенанта С. Крылова пленили целый батальон. Об этом была даже выпущена листовка. Потом узнаю, что командир стрелкового взвода гвардии лейтенант А. Е. Алелуев из батальона Илюхина один пленил целую роту немцев. Так что о нашей ночной операции по пленению около полусотни солдат противника вскоре забыли. Немцы сдавались целыми гарнизонами. Но это, правда, несколько позже. А тогда мы все же между собой живо обсуждали это событие: как-никак, а наша рота впервые за всю войну взяла в плен без боя целое фашистское подразделение.

Через день наш полк прорвал вражескую оборону у Кетена и, не останавливаясь, с боями шел до Эберсвальде. Нам показалось, что и вокруг этого города, и в самом городе все горело. Едкий дым низко стелился по земле. Да разве это была земля! Ее поверхность, изрытая воронками от бомб и снарядов, перепаханная военной техникой, израненная, глубокими траншеями, казалась чудовищной картиной из какого-то фантастического мира. Чего только не было на этой земле. Разбитые инженерные заграждения, обломки бетонированных дотов, мотки колючей проволоки. Они, как паутина, обвили эту истерзанную землю. Там и тут лежали обломки погибших самолетов, изуродованные остовы танков, пушек, машин, осколки бомб и снарядов, какие-то детали и куски брони - все это было так перемешано, что оставляло впечатление всеобщего хаоса. Вот к чему привели свой "фатерланд" нацисты.

Бои за Эберсвальде не прекращались ни днем ни ночью. Именно в этом городе я вспомнил того погибшего на Одере пожилого солдата, который тайком от товарищей кормил и ласкал немецкого мальчика. Возможно, он просто хотел побыть с ребенком наедине, а может быть, и постеснялся сослуживцев, опасался, что они его жалости, его участливости не поймут. Если и были у него такие опасения, то напрасно. В Эберсвальде произошел такой эпизод, в котором нашли отражение замечательные черты советских воинов, их интернациональные чувства, гуманизм. Многие солдаты нашего полка показали свои лучшие качества бойцов-интернационалистов.

Старшину роты гвардии сержанта Туза я послал с двумя солдатами в тыловые подразделения за провиантом. Получив продукты, они возвращались обратно. Но начался сильный артиллерийско-минометный обстрел. Автоматчики, спасая себя и продукты, бросились в первый попавшийся подвал полуразрушенного дома.

Когда их глаза привыкли к темноте, солдаты вдруг увидели, что в подвале полно детей. Оказалось, что здесь прятались от артобстрелов и бомбежек около тридцати сирот: их вовремя перевели из разрушенного дома через улицу напротив, где размещался приют для детей погибших родителей.

Кое-кто из перепуганных детей начал плакать, но некоторые оказались более доверчивыми, начали отвечать на вопросы наших автоматчиков. В конце концов, хотя и с большим трудом, удалось выяснить кое-какие подробности. Уже три дня дети ничего не ели. Воспитательница, вышедшая за водой, пропала. Скорее всего, погибла. А у нянечки, пожилой женщины, бывшей при детях, оказалась сломанной рука, и она сама нуждалась в помощи.

Сержант Туз и его товарищи начали развязывать вещмешки, вскрыли консервы. Детские руки с жадностью потянулись к пище. А вскоре раздались ребячьи голоса: "Вассер! Вассер!" Дети просили воды.

Воды у автоматчиков оказалось мало: две фляги - каждому хватило едва ли по два глотка. Видя такое дело, сержант Туз сказал солдатам:

- Ладно, оставим ребятишкам продукты. Нашим ребятам объясним, что к чему, - поймут. А воду сейчас принесем.

Но случилось так, что фашисты предприняли после артналета сильную контратаку. Им удалось выбить наших солдат из трех домов и почти вплотную приблизиться к полуразрушенному особняку, в подвале которого сидели дети. Фактически этот дом оказался на нейтральной полосе. Пробраться к детям, чтобы передать им обещанную воду, теперь уже было рискованно. И все же сержант Туз решился. Мы отвлекли огнем внимание гитлеровцев на левый фланг, и он сумел проползти через простреливаемый участок и передал детям канистру с водой.

Когда мы вновь пошли в атаку, у этого полуразрушенного дома, не добежав трех шагов до спасительного укрытия, погиб наш боевой товарищ гвардии рядовой Нартиков.

Лишь 24 апреля полк взял Эберсвальде. В этот же день другие части нашей дивизии овладели городами Финов и Финовфурт. А еще через день мы вышли к каналу Гогенцоллерн. Он был до 20 метров в ширину и глубиной до трех метров. С нашей стороны к нему почти вплотную подходили леса, а с немецкой - его берега были заболоченные, поросшие колючим кустарником.

С ходу форсировать канал не удалось. На той стороне враг создал сильные опорные пункты - по нескольку рядов траншей в каждом. Поняв это, мы начали готовиться к штурму. Форсировать Гогенцоллерн командир дивизии приказал утром 28 апреля.

Нужно сказать, что к тому времени Берлин был полностью окружен нашими войсками. Ожесточенные бои шли уже в городе. И нам была поставлена задача наступать в направлении Ной-Руппина и не позднее 2 мая выйти на Эльбу. Вот это и заставляло командира дивизии спешить с форсированием канала.

В ночь на 28 апреля группа дивизионных разведчиков, которых нам приказали прикрывать, бесшумно спустила на воду лодки и поплыла к противоположному берегу. Когда до него оставалось всего несколько метров, воздух вспороли осветительные ракеты. Фашисты заметили наших воинов и открыли по ним сильный огонь. Ответили дружными очередями и мы, автоматчики, помогли разведчикам успешно высадиться и скрыться в зарослях. Немцы начали стягивать силы, чтобы окружить и уничтожить смельчаков.

Воспользовавшись тем, что гитлеровцы занялись "охотой" на разведчиков, первый батальон нашего полка и первый батальон 37-го полка благополучно переправились на противоположный берег и стремительным броском захватили плацдарм. К утру на нем уже были значительные силы, которые вдвое расширили занятую полосу территории, а также продвинулись вперед на 2 - 3 километра. Еще через несколько часов саперы навели понтонный мост. Вся дивизия переправилась раньше срока и всей своей мощью навалилась на врага.

Путь на Эльбу был открыт.

Последний бой

Конец апреля. Тепло, солнечно. Полк быстро продвигается к Эльбе по асфальтированной дороге, обрамленной с двух сторон фруктовыми деревьями. Они уже покрылись бело-розовыми цветами. Создавалось впечатление, что мы двигаемся по цветочному туннелю...

Самый главный вопрос, который волновал тогда нас всех - от рядового до генерала, - когда наши возьмут Берлин? Мы знали, что город уже окружен и на его улицах идут жестокие бои, многим из нас казалось, что они слишком затянулись, что уже давно пора было взять штурмом столицу третьего рейха. Наиболее горячие головы сокрушались: "Эх, нас туда не послали!" Конечно, все эти разговоры шли от нетерпения, от огромного желания услышать наконец-то о том, что с гитлеровским логовом покончено.

Но вот это нетерпеливое "Эх..." исходило в значительной мере и от слабого представления о масштабах Берлинской операции, о силе немецкой группировки войск, оборонявшей столицу. Надо сказать, что до сих пор нам приходилось брать сравнительно небольшие немецкие города. И хотя бои за них были трудными, стоили немалых жертв, все-таки они не могли идти в сравнение с теми, которые развернулись при штурме германской столицы.

Потом уже мы и сами увидим, побывав в поверженном Берлине, какое упорное сражение разыгралось на огромной площади, где каждый дом был превращен в крепость, где каждый квадратный метр улицы или площади находился под плотным обстрелом. По приказу Гитлера в город были стянуты отборные эсэсовские части, помимо армейских соединений были мобилизованы и прошли специальную подготовку все, кто мог носить оружие. Оборонительные сооружения - доты, заграждения, завалы, баррикады - готовились заранее. В Берлине было огромное количество бронетанковой техники, артиллерии. Какая же исполинская сила потребовалась, чтобы все это или почти все превратить в груды искореженного металла!