К Вадику Шеншину я все-таки поехал. Взял две бутылки водки и поехал. Если уж ударился в воспоминания, то лучше найти для этого более подходящую компанию, чем молчащий телефон. В одиночку нельзя ни пить, ни вспоминать затягивает. Не знаю, как сейчас, а прежде в таких случаях Вадик был незаменим.

* * *

Около года латали мы с Митькой дыры: возвращали долги, платили неустойки, договаривались и передоговаривались с кредиторами. Мы лезли во все проекты, которые сулили хоть что-то, пытались посредничать на поставках шерсти, хлопка, зерна и, кажется, соды. Это то, что я кое-как помню. За год мы заработали на этом десять килограммов мороженой рыбы... Ума не приложу, откуда она взялась. Но раз была рыба, значит, мы и на рыбе пытались посредничать.

Деньги нам приносили нехитрые операции по обналичиванию. Знакомые дядьки из Минэнерго сбрасывали на нашу фирму небольшие договора по пять-шесть тысяч долларов, а мы им эти деньги возвращали. Десять процентов оставляли себе. Еще со времен Кузьмина нас знали как людей порядочных и аккуратных. За счет репутации мы и выплыли. Как только расплатились со всеми (Махмуд и его взятки не в счет) - обналичивать бросили. Это было непростое решение - от легких денег нелегко отказываться. Но я точно знал, что нам нужна своя тема. Стабильная и законная.

Несколько раз казалось, что мы ее нашли. Сперва мы подписали контракт с немцами на поставку хлопка из Узбекистана. Контракт вполне приличный - на два миллиона долларов. Это теперь мне кажется, что с самого начала я в этот контракт не верил. И немцы были не немцы - югославы, недавно перебравшиеся в Германию. И хлопка у нас не было. Но тогда я не сомневался, что все сложится. А дальше будет легче. За хлопком в Самарканд отправился Митька. В Самарканд, потому что у него там были знакомые.

Митька хлопок привез. То есть не сам хлопок, а договор. Предупредил только, что поставщики люди горячие, если платежи станем задерживать - не поймут. Но от нас что зависело? Платили все равно немцы. Они должны были выставить аккредитив. Вскоре пришла телеграмма из Самарканда: отправляем первую партию, платите. Что-то в этом роде...

Никакой первой партии они не отправили. Не было у них хлопка. А немцы неправильно открыли аккредитив. Ошиблись, наверное. Хотя, как можно так ошибиться, чтобы дать название нашей фирмы, а реквизиты самаркандских поставщиков? Одним словом, хлопка на два миллиона долларов мы не продали. В Самарканде после этого еще долго бушевали, доказывая, что во всем виноваты мы. В подтверждение своей правоты нам обещали встречу с группой автоматчиков, которые уже чистили автоматы и готовились вылететь в Киев. Немецкая сторона грозила арбитражем.

В разгар этих немецко-узбекских страстей я зашел в контору к знакомым американским юристам. Показал бумаги, посоветовался.

- Как быть с узбеками, мы вам посоветовать не можем - никогда не работали в их стране, - сказали мне знакомые американские юристы, - а немецкая фирма не выполнила договорных обязательств, и это очевидно. В Германии отлично работает судебная система. Если все так, как вы говорите, мы готовы отсудить понесенные вами убытки.

Меня попросили принести английский перевод договора с немцами.

Когда я в следующий раз пришел к ним в офис, входная дверь чернела копотью и ажурными лохмотьями обгорелой краски. Дверь была закрыта, а к косяку прибита гвоздем записка угрожающего содержания. Больше знакомых американских юристов я не видел, как не видел, впрочем, ни немцев, ни узбеков.

Был у нас с Митькой еще один похожий проект. Разрезать на металлолом крейсер "Варяг". Тот, который потом продали китайцам. Он ведь долго стоял раскуроченный, несколько лет. Огромное бронированное корыто. Никто не знал, что с ним делать. У нас даже покупатель на броню был - итальянцы. Проект закончился тем же - никто ничего не продал, никто ничего не купил. А мы ничего не порезали на металлолом.

Вообще это был самый тяжелый год. Бессмысленный и тяжелый.

...Я опять разговариваю с телефоном. Я говорю, он молчит. Оказалось, что с ним говорить лучше, чем с Вадиком. Прежде Вадик Шеншин был веселой сволочью. За столом, по вечерам, его импровиз хотелось слушать, не отрываясь, - не надоедало. А днем слушали, как он нашептывал, стравливая: "Ты же знаешь, я с тобой, я тебя всегда поддержу, я ж тебе друг, а он наличкой взял с заказчика штуку и зажал - ни тебе, ни Кузьмину ни звука, слышишь, говорит, что договор целиком его, что ты к этому договору никаким боком не относишься и нечего с тобой делиться..." Теперь Вадик и за столом такой. Ничего от былой живости - резкие складки у рта, тяжелый взгляд человека, ненавидящего все вокруг. Впрочем, стал он чуть проще.

- А ты, Сашка, лох, - сказал мне Вадик, прощаясь. - Типичный. Хрес-то-ма-тийный, - выговорил он по слогам и засмеялся. - Всегда им был и останешься. Не видел я твоего приятеля с тех пор, как ушел из конторы, но уверен, что он тебя кинул. Тебя всегда кидали. А когда не хотели кинуть, так ты сам под кидок лез. И здесь тот же случай. Я это чувствую. Вот увидишь.

Прежде он бы сказал то же, но якобы с чужих слов. Теперь не стал прятаться. Уже хорошо.

Почему я решил, что Лену надо повезти к нему? Чтобы время потянуть, пока не отыщется Митька? Не знаю. Наверное. Но хорошо, что не повез.

Плохо другое. Плохо то, что я один сижу в конторе, что тихо и уже неделю никто не звонит. Плохо то, что все хреново. Плохо, что, кроме телефона, мне поговорить не с кем. О чем угодно. Да хоть о том, как мы бассейны-барботеры на третьем блоке Чернобыльской станции клеили. Нет, об этом, положим, говорить нечего. Скучная была работа. А вот как по конструкциям четвертого блока лазили, и сейчас вспоминать жутко. Но интересно. Прежде об этом можно было вспомнить с Митькой. И с Лерой, и с Митькой было можно. Для них все это что-то значило. А теперь с кем? С Леной? Похоже, Митька не рассказывал ей ничего. Во всяком случае, многого не рассказывал. Ей не интересно. Остается только телефон. С ним, хоть он и молчит, все-таки лучше, чем с Вадиком...

Наконец я сделал то, что давно собирался и никак не мог решиться. Я снял трубку и набрал номер Митьки. Нельзя же оттягивать до бесконечности. Если надо звонить, то надо звонить. Ответила Лена.

- Здравствуйте, Лена, - вежливо начал я. Начало у меня хорошо получилось. Хоть я и волновался, но получилось неплохо. - Это Саша. У вас ничего нового нет? То есть о Митьке... Я хотел спросить, может, вам что-то... ну, знаете, вдруг кто-то... Еще я хотел извиниться за прошлый раз. Я тогда глупость сказал...

Опять я все испортил. Вот вечно так.

- Здравствуйте, - ответила мне Лена. - Есть новое. Но это не для телефона. Надо встретиться. Я сама собиралась вам звонить.

- Я могу к вам приехать. Хотите, сейчас?

Это был заговор. Я ничего такого не собирался говорить. Мои органы речи, предатели из гортани и надгортанных полостей, обманом захватили власть, отключили на время центральную нервную систему и произнесли эти три слова. А потом вернули главный рубильник в прежнее положение, включили центральную нервную систему и затаились, оставив меня наедине с телефоном.

- Приезжайте, - согласилась Лена. - Адрес знаете?

Адрес я знал.

Перед выходом я зачем-то набрал номер Дружинина. По привычке. Я делал это уже несколько дней подряд. Сделал еще раз. Разве сложно?

- Слушаю, Дружинин.

Телефон с ума сошел. Где он Дружинина-то взял? А может, мне раньше надо было поговорить с телефоном?..

- Владимир Дмитриевич, это Александр Давыдов. Добрый день.

- А-а! Здравствуйте, Саша. Я как раз собирался вас набрать. Посоветоваться хотел и встретиться. Но сегодня не могу. Найдите меня завтра. Хорошо?

- Хорошо, - сказал я и положил трубку.

Вон сколько людей, оказывается, хотели поговорить со мной. А я не знал. Может, еще кто-то хочет? Митька, например.

Когда-нибудь я хитрым образом узнаю его секретный телефон и позвоню: "Привет, Митька! Как ты?" А он обрадуется моему звонку и скажет: "Я сегодня целый день о тебе думал, позвонить хотел. Но совсем времени не было. Надо встретиться. Набери меня завтра..."