Сыпал редкий снег. В просветах темного неба мерцали звезды. На душе у Мити было празднично, хотя он и не понимал причины приподнятого настроения. Неужели все дело в девчонке? Но разве он не встречал подобных ей раньше, не дергал их за косы и не швырял в них снежки? Отчего же сегодня хорошо и приятно?
Ненароком, поправляя шапку, он поднес руку к лицу. От нее шел чуть уловимый запах духов. Митя замурлыкал вальс, который играли кантонисты... Дома оказалось, что Паша еще не вернулся, и пришлось самому рассказать Лизе о своем успехе. Сестра вышивала в гостиной салфетку и похвалила брата. Но похвалила, как ему показалось, из вежливости. И Мите больше не захотелось распространяться на эту тему. Он пошел к себе в мезонин и пока поднимался по лестнице, у неговозникла утешающая мысль: сочинить стихотворение. Мальчик уединился в своей комнате и сел за стол...
Горели свечи, белел лист бумаги. Перо то двигалось, то замирало, рождая неровные строки. Наконец, сочинитель скомкал бумагу и хотел было бросить ее в стоявшую подле стола корзинку, но передумал: пошел в коридор и сунул неудавшееся творение в печку. Сочиненные стихи явно ему не понравились: они не передавали его мыслей и чувств.
Он извлек из ящика стола тетрадь и в синей клетчатой обложке, в которую записывал понравившиеся стихи, афоризмы, пословицы. Вот стихотворение, которое ему дал переписать Ершов:
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке
Сердце запрыгает;
Встречу глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится.
И как-то весело,
И хочется плакать...
"Какие простые и волнующие слова! - подумал Митя. - В них бездна чувств. Их сочинил гений! А ведь это стихотворение, по словам Петра Павловича, Лермонтов написал в юности!"
Восковые сосульки на канделябре образовали причудливую бахрому. После полночи обгоревшие свечи были погашены, но мальчик лег спать не сразу. Он стоял у окна и всматривался во тьму ночи, с грустью размышляя о собственной бездарности:
"Наверно, Лермонтов тоже встретил на балу девушку, такую же прелестную, как Фелицата, и так же думал о ней и мечтал увидеть снова. Он, скорее всего, при следующей встрече преподнес барышне свои стихи, аккуратно переписанными - и она посмотрела на него уже с гораздо большим интересом, чем тогда, на балу. А он, Митя, сочинять не может. И белокурая девочка в голубом платье, необыкновенная Тата, увидев его в толпе гимназистов, не отличит от прочих мальчишек.
С подобными мыслями Митя и уснул.
26. У Семи Отроков
Миновало Крещение. Ярче светило солнце, и в полдень начиналась дружная капель. Однажды, воскресным днем, Марья Дмитриевна объявила о намерении ехать с детьми в церковь Семи Отроков к обеденному богослужению. В назначенный час у крыльца стояла кибитка. Возле нее топтался Ларион.
Марья Дмитриевна, Поля, Лиза и мальчики забрались в кибитку. Кучер тронул лошадей, когда появилась Прасковья. Запыхавшаяся кухарка возгласами остановила отъезжающих. Оказалось, она вернулась из верхнего города, куда ходила навестить куму, и теперь решительно заявила, что ехать туда просто опасно.
- Ахти, милая! - возразила Марья Дмитриевна. - Но мы давно собирались побывать на Завальном кладбище...
- Вольному воля. Только потом на меня не пеняйте, дескать, не предупредила, - не сдавалась кухарка, - езжайте! Однако сегодня там стреляли, а может и сейчас палят...
На лицах мальчиков отразилось крайнее любопытство. А стряпуха продолжала:
- В верхнем посаде многие в погребах спрятались. А как не испугаешься, коли на улице - бах-бабах! Кума Фестинья с Аннушкой в подполье забились. У бабки Анфисы собака со страху с цепи сорвалась и убегла невесть куда: еще покусает кого.
- Полно тебе, Параша, языком молоть. Кто в кого стрелял? - спросила хозяйка.
- Бой был у кладбища и на нем самом, - охотливо отвечала кухарка. Знакомый городовой сказал куме, будто разбойники из леса нагрянули. Там арестантики дорожки от снега очищали. А лесные злодеи, видать, замыслили отбить их у стражи. Ох, родимые, кажись, опять выстрелы слышу!
Прасковья юркнула в калитку. Все прислушались: ничего тревожного не доносилось. Мальчики улыбнулись, мол, кухарка просто трусиха. Однако Марья Дмитриевна сказала:
- Береженого бог бережет. Поедем к обедне, но не к Семи Отрокам, а в наш, Михайло-Архангельский собор.
Решение маменьки удивило Пашу и Митю. Но потом они поняли, что она не зря отменила поездку в верхний город. От соседей и прохожих братья узнали: возле кладбища произошло что-то серьезное...
Обыватели, между тем, встревожились. Поползли невероятные слухи...
Вечером, после ужина, под окнами дома Менделеевых раздался короткий свист. Так сигналил братьям только Фешка. Они, немедля, выскочили на улицу. Кто-кто, а сын кузнеца должен был знать все верховские новости. Фешка повел приятелей на ближайший пустырь и там рассказал необыкновенную историю. Еще он предложил разжечь костерок и испечь картошку, которую принес с собой.
Развести костер зимой оказалось не просто. Собранные щепки не разгорались, пришлось сломать валявшийся поблизости ящик, сухие доски которого быстро занялись желтым пламенем. Когда накопилась горячая зола, в нее закопали десяток картофелин. В ожидании, пока те испекутся, братья и выслушали Фешкин рассказ. По словам приятеля, нынче утром Северьян попросил его отнести вдове стряпчего Собакина две заказанные ею дверные скобы. Фешка завернул их в холстину, положил в сумку и пошел.
Собакина обитает недалеко, близ вала. Ворота у ее дома оказались запертыми. На стук никто не отозвался. "Спит или ушла куда-нибудь? А домашние где?", - недоумевал Фешка и собрался спросить у соседей, однако не успел. Неподалеку раздался громкий хлопок, похожий на выстрел. Затем словно горсть щебня швырнули на дно пустого жестяного таза: это был залп из ружей...
За первым залпом последовал второй. Доносились и одиночные выстрелы, крики. Похоже, где-то возле кладбища шел настоящий бой... И тут Фешка догадался: люди Галкина отбивают у конвоя Орлика! Ноги сами понесли его к кладбищу...
А по Большой Спасской уже бежали к центру города испуганные люди. Забросив за спину лоток, спешил убраться подальше молодой разносчик. Промчались наемные сани... Сидевший в них чиновник торопил кучера:
- Быстрее, родимый! На водку получишь!
"Испугался барин", - подумал Фешка и пошагал в сторону кладбища, но вынужден был остановиться: возле большого и нарядного дома купца Тверитинова улицу перегородила цепочка городовых. Фешка попытался прошмыгнуть между двумя крайними. Однако один из полицейских успел ухватить его за ворот шубенки:
- Нельзя дальше, малый. Или жить надоело?
Фешка вырвался из цепкой руки городового, но тот поймал его вновь и пригрозил крупным, не сулящим ничего хорошего кулаком. Пришлось перелезть через забор.
В чужом дворе к Фешке устремился рычащий пес. К счастью, он оказался на цепи, длина которой не позволила огромной собаке вцепиться в мальчишку. Торжествующий Фешка метко бросил в пса ледышку и, не искушая далее судьбу, перебрался через плетень в соседний огород. Затем он преодолел еще три-четыре изгороди и так, задами, выбрался к кладбищу.
В душе Фешки гнездился страх, подогреваемый все еще раздававшимися впереди выстрелами. Он, наверняка, повернул бы обратно, если бы его не подталкивала надежда каким-либо образом помочь атаману Галкину. Вот и кладбищенская ограда. У главных ворот толпились жандармы. Приняв левее, Фешка пошел по Рощинской улице и снова приблизился к кладбищенской ограде. Он без труда нашел подкоп под нее, сделанный окраинной детворой, и оказался на кладбище.
Здесь было по-обычному тихо. Стрельба прекратилась. Белые снежные шапки покрывали могильные памятники и кресты. Фешка осмотрелся и различил за деревьями и надгробиями несколько темных фигур, но прежде чем он отчетливо осознал опасность, из-за ближайшего выдвинулся усатый жандарм: