В то самое время, пока шли эти будоражащие пересуды, а обжоровцы по российской привычке гадали, что да как, да авось и чесали затылки, главный виновник переполоха сидел в тазике с водой. Его жена долго не могла понять, что же такое случилось, и упорно осаждала Якова расспросами. Сначала он только охал и мычал, но, наконец, чуть поуменьшив с помощью водной процедуры свои мучения, мало-помалу сбивчиво рассказал о происшествии. Оказалось, что причиной его странного поведения стал тот самый газетный кулечек, в котором жена принесла с базара молотого жгучего перца и, небрежно пересыпав его в перечницу, оставила на столе. Врагу не пожелаешь того, что испытал несчастный Яков, неосмотрительно использовав коварную бумажку для своей срочной надобности.

Не прошло и дня, как его супруга по секрету поделилась с подружками о злосчастном происшествии, а те тоже по секрету рассказали другим своим подружкам, и скоро эта история, обрастая все новыми смешными деталями, пошла гулять по всей Обжоровке. С тех пор и прилипло к Якову прозвище Перченый Зад. Даже ребятишки и те, когда случалось Мамонтову во главе пожарной команды выезжать на ученье или всамделишный пожар, бежали за автоцистерной, в кабине которой он восседал, и кричали:

- Ура! Перченый Зад едет!

* * *

Через несколько дней, поостыв, Кондрат Григорьевич по здравому размышлению решил не выносить на бюро вопрос об обжоровском бескультурье. Ведь хочешь - не хочешь. а он сам оказался героем этого дурацкого происшествия, и если его еще начать раздувать, то могут за спиной совсем обсмеять. Теперь, чтобы не уронить свой авторитет, оставалось только одно: построить современный городской туалет, а старый ликвидировать и засыпать землей к чертовой матери! Укрепившись в этой мысли, Кондрат Григорьевич вызвал Дворкина. "Ну, началось", - подумал Жора и с тяжелым сердцем отправился на райкомовский ковер. Но вместо накачки получил ответственное поручение возглавить строительство туалета.

- Тебе как дипломированному строителю и карты в руки, - подлил елею в заключение разговора первый секретарь.

Половину средств на проектирование и строительство выделил райисполком, а остальное предстояло покрыть за счет добровольных взносов комсомольцев и сознательной части населения. Однако сборщикам средств, не особенно надеясь на сознательность, Дворкин порекомендовал не рассусоливать и обязать бухгалтерии колхозов и совхозов просто-напросто высчитать из зарплаты по всем ведомостям взносы на культурное благоустройство района.

Вскоре рядом со знаменитым сортиром экскаватор вырыл глубокий котлован, который огородили забором из толстых сосновых досок, и закипела стройка. Впервые в истории Обжоровки появилась канализация. Сделав зигзаг к райкому партии и райисполкому (заодно уж!) она ушла в полевой накопитель, под который приспособили один из карьеров.

Не прошло и полгода как благодаря стараниям Дворкина выросло приземистое здание с плоской крышей. Облицованные плиткой ступени вели вниз, в освещенные лампами дневного света, сверкающие белым кафелем стен и пола, фарфором раковин, бачков и унитазов, два прекрасных зала с чистыми кабинками и никелированными кранами. Все исправно работало и радовало глаз. Объединенная райкомовская и райисполкомовская комиссия приняла работу на отлично. Сам Кондрат Григорьевич по этому случаю удостоил Дворкина приглашением отужинать в райкомовском банкетном зале.

Стол был накрыт с истинно обжоровской щедростью. Когда гости, выпив и по первому кругу откушав, вышли из зала перекурить с устатку, Кондрат Григорьевич рассказал о своих впечатлениях от недавнего визита в Германию в составе партийно-государственной делегации и между прочим затронул тему о туалетах.

- Такие туалеты, как наш, у немцев всюду, - благодушно сказал он. И понизив голос, доверительно добавил, - и, между прочим, в каждой кабинке у них на полочке вместе с вафельной туалетной бумагой имеется по кусочку душистого мыла и по два презерватива. И все бесплатно.

Насчет мыла и бумаги было понятно, а вот слова о презервативах несколько обескуражили присутствующих.

- Так что они там ходят облегчаться на пару с бабами что ли? - не утерпел, чтобы не съехидничать директор конторы "Заготживсырье" Игнат Семенович Волкобоев.

- Эх, темнота, - урезонил Кондрат Григорьевич, - сморозил, не подумавши. Это называется культура - ясно. У нас презервативов днем с огнем не найдешь, а там все продумано, культурно и удобно. Не надо время терять, бегаючи по аптекам.

- Ну, а зачем по две штучки, неужто подряд все расходуют? Выходит, немец крепчее нашего мужика? - не унимался Игнат Семенович.

Тут все вспомнили про колхозного конюха Кузьму Сучкова по прозвищу Сучок и вынесли общее суждение, что наш рядовой мужик все-таки покрепче немца, а что до презервативов, то они нам совсем ни к чему. Так, баловство непотребное, а бабы они на то и бабы, чтоб рожать. Вспомнили про Сучка мужики не случайно. Хоть и был он собой неказист, ростом не вышел, однако ж коренаст, силен и боек. В застольях никто его не переедал и не перепивал. По молодости частенько в драки ввязывался, сам бывал бит, но и сдачи крепко давал. А уж до баб был, ой, как охоч! Когда стал семейным, жена его без перерыву ходила беременной. Коли случалось Кузьме уехать на дальний сенокос, соседки подзуживали Нюру Сучкову:

- Гляди, Нюрка, загуляет твой там.. с чужими бабами на сене.

- Ничё, чай не сточится. Мой Кузьма и своего не упустит и ниоткель у него не убудет, - отшучивалась она.

Была Нюра баба как баба и вдруг наградили ее почетным званием "Мать-героиня". Награду вручали в торжественной обстановке, и Нюра с Кузьмой приоделись как на великий праздник. Нюру поздравляли и фотографировали, а Сучка вдруг завидки взяли. И стал он, непутевый, возмущаться, чем привлек внимание репортеров областных газет. Когда узнали, что он муж награжденной, то подступили с разными вопросами: как так, дескать, у него все здорово получается?

Кузьма приосанился и внушительно молвил:

- Перво-наперво надо любить и в аккурат исполнять свое мужнино дело.

После награждения Нюра родила еще двоих ребятишек. Однако в конце концов, видно, надоело ей рожать каждый год. Решила она сходить к доктору, спросить, что делать, чтобы больше не беременеть. Молодой доктор, похоже еще не опытный, стал объяснять про всякие способы. Мол, есть дни, когда можно в два счета забеременеть, а есть и такие, когда неопасно. Слушая доктора, Нюра вздыхала, удивляясь его непонятливости. "Да разве же Кузьму удержишь, - размышляла она, - ему все дни без разбору хорошие". Потом доктор помянул про какие-то таблетки и срамные штучки, которых Нюра отродясь не видела и название которых сразу запамятовала. Так и ушла, ничего не добившись. А вечером сурово предупредила Кузьму:

- Пока не узнаешь, как поберечься от зачатия, к себе близко не подпущу. Хватит, нарожала ораву, кормить нечем, скоро саму съедят. Иди, и чтоб все хорошенько разузнал!

Делать нечего, пошел Кузьма к тому же доктору. Слушал-слушал и понял, что без этих... как их там, дай бог памяти... презервативов не обойтись. Поскольку в обеих обжоровских аптеках их не было, пришлось отправляться в область (то бишь в областной центр).

По приезде он первым делом отыскал самую большую аптеку в городе и, несколько смущаясь с непривычки, изложил аптекарше свою просьбу. Та ничуть не удивившись, ответила, что искомые изделия у них имеются и велела идти в кассу.

- Сколько вам? - спросила очкастая кассирша. Вопрос застал Кузьму врасплох. Как коренной обжоровец он не любил мелочиться. Обжоровцы испокон веку если что покупали, то пудами и мешками. Малость помешкав, он попросил отбить чек по-перву на килограммчик, а там, коли не хватит, можно еще прикупить.

Лицо кассирши последовательно выразило удивление, подозрительность и некоторый испуг.

- Мы килограммами не продаем, здесь вам не овощная база, - сухо отрезала она, стараясь не повышать голос. - У нас лекарства; отпускаем по-штучно.