Всего предстояло сыграть пятнадцать партий. Победителем признавался выигравший не менее восьми из них.

В первой партии на кону было по 50 долларов от каждого игрока. Победа осталась за Будьздоровенко, и он на радостях согласился удвоить ставку. Во второй партии ему снова повезло. И снова удвоили ставку.

В третьей и четвертой партиях Недогонов отыгрался.

К седьмой партии ставка увеличилась до пяти тысяч. Кондрат Григорьевич исчерпал свою наличность и попросил писать в долг.

Четырнадцатую партию они закончили на равных. А на кону было уже сто тысяч долларов.

У Дворского от напряжения вспотели ладони. Заметно волновался и Будьздоровенко. А Недогонов был спокоен и собран. В зале воцарилась мертвая тишина.

Первый удар был за Кондратом Григорьевичем. Звонкий щелчок разогнал шары по полю, и один, миллиметр не дотянув до лузы, замер у ее края. Это было недоброе начало. Иван Иванович легонько добил его, а потом один за другим загнал еще три шара. Кондрат Григорьевич отквитал только один. Недогонов увеличил разрыв еще на два шара. Бильярдное счастье под конец отвернулось от Кондрата Григорьевича. Он проиграл и был разорен. В оплату долга предстояло продать и дом, и машину, и все ценные вещи.

Георгий Натанович бросился поздравлять победителя и когда оглянулся, Будьздоровенко в зале уже не было...

Как только кончаются военные действия, настает черед дипломатии. Противника мало разбить, надо принудить к выгодным для победителя условиям капитуляции. За это трудное дело взялся сам Георгий Натанович. Прощупав намерения впавшего в депрессию неудачника, он намекнул, что долг может быть прощен в обмен на лояльность в предвыборной борьбе и помощь в завоевании двух депутатских кресел в областной думе представителями партии Дворского.

Кондрат Григорьевич понял, откуда дует ветер, и оценил высокое искусство проведенной против него операции. Положение его было безвыходным, пришлось согласиться с условиями капитуляции.

Однако борьба на том не окончилась. Пример победителя разбудил творческую мысль побежденного, и он с таким же коварством начал партизанские действия в тылу врага.

Через своих людей Кондрат Григорьевич дознался, что сиятельный граф систематически недоплачивает налоги, скрывая большие доходы от казино, ресторана, магазина и прочей своей недвижимости.

Нашлись свидетели, готовые подписаться под этими сведениями, и полетело письмишко в областную налоговую полицию.

К тому времени у Дворского был большой опыт общения с почтенной налоговой службой. Особенно оживлялись его контакты с ней, когда наступало время подачи годовых отчетов и проведения налоговых проверок. Составив вместе с главбухом отчет, Георгий Натанович звонил начальнику районной налоговой службы и с радостным благорасположением в голосе справлялся о его драгоценном здоровье.

- Спасибо тебе за заботу, дорогой ты мой, - с такой же сердечной приятностью отвечал начальственный басок. - Пока креплюсь, но в последнее время сердчишко с нервишками стали пошаливать. Врачи рекомендуют полечиться на курорте. Уж и не знаю, как быть.

- А что такое?

- Да ведь нынче ездить по курортам, сам знаешь, шибко накладно стало...

- Какой разговор, Андрей Ильич, поможем!

- Благодарю, благодарю. Признаться, я уже сам хотел позвонить тебе. У меня тут еще кое-какие непредвиденные расходы намечаются, так ты имей в виду. И сам забегай в случае чего. Жизнь надо строить так, чтобы, как говорится, ноу проблемз.

Расположение начальника налоговой службы влетало в кругленькую сумму. Но еще дороже обходились налоговые проверки. Каждой такой проверке предшествовало личное посещение офиса Дворского налоговым куратором. Георгий Натанович со своими ближайшими сотрудниками принимал гостя за богато накрытым столом и блестяще выполнял роль тамады. Когда приходил черед кофе и сигарам, застолье плавно переходило в серьезный деловой разговор. Куратор доставал из кейса заранее составленный акт проверки и, с удовольствием щурясь от затяжек ароматным сигарным дымом, просил Георгия Натановича указать по собственному усмотрению такие недочеты, штрафные санкции за которые весьма необременительны. Ну, и разумеется, не забыть о комиссионных за услуги.

Потом куратор доверительно сообщал, что район не дотягивает до плана налоговых поступлений, в связи с чем просил перечислить в бюджет некоторую сумму. Если она кажется слишком большой, то можно уменьшить, при этом желательно какую-то толику отдать наличкой.

Георгий Натанович в душе проклинал мздоимцев, но терпел, как терпят плохую погоду. Он и сам ведь не был чист перед законом, ухитряясь утаивать от налогообложения большую часть своей прибыли. Дружба с районной налоговой службой была своего рода выгодным инвестированием средств, гарантировала спокойствие в делах. Дворский настолько уверился в несокрушимости поддержки налоговиков, что перестал оглядываться и опасаться. Внезапный приход вооруженных людей из налоговой полиции, не склонных к компромиссам, юмору и шуткам, был для него как гром среди ясного неба. Они вывернули все наизнанку и, похоже, запахло арестом. Георгий Натанович не стал ждать его. "Пора когти рвать" - сказал он совсем не по-графски и, сняв с банковских счетов в областном центре приличную сумму в долларах, умчался в Москву, а там присоединился к первой попавшейся туристической группе и вместе с ней улетел в Израиль.

Георгий Натанович очень скоро убедился, что и на земле обетованной не любят тех, кто не платит налоги. Его лавочку накрыли налоговые инспекторы и жестоко оштрафовали. Пришлось закрыть дело, а лавочку продать. И тут же следом случилась другая история - такая нелепая и странная, что даже трудно себе представить. В одном из кибуцев, в котором Георгий Натанович временно обосновался, проходила пышная свадьба. Брачная церемония, как водится, была запечатлена на многочисленных фотографиях, которые поместили в фойе ресторана, где проводилось торжество. Вот на них-то и обратил внимание господин Дворский, направляясь в бар ресторана, чтобы перекусить. Подойдя поближе к стенду, он начал рассматривать снимки и вдруг услышал за спиной голос не то с одесским, не то с житомирским местечковым окрасом, принадлежавший полнотелой нарумяненной даме.

- И шо ви там висматриваете? - подозрительно спросила она.

- Да вот себя не нахожу, - не удержался Дворский, чтобы не схохмить как в былые годы.

- Шо ви говорите? А вы рази ж должны туточки бить?

- А то как же! И непременно рядом с невестой! - весело отозвался Георгий Натанович. Дама враждебно глянула на него и быстро ушла в зал. Успей Дворский ретироваться, все бы кончилось для него благополучно. Но он еще стоял у стенда, когда из зала выскочили решительные молодые люди и окружили его.

- Вот тот лайдак, шо чепляется до нашей Розочки - объявила дама, указывая пальцем на Дворского и продолжила, все более распаляясь:

- Дивитесь, люди добрие! Вин сэбэ нэ побачив, га? Шоб тэбэ вже повылазило!

Парни повели себя круто - двинули Георгия Натановича несколько раз по физиономии так, что он в момент лишился двух передних зубов и приобрел огромный фонарь под глазом. Затем дружно выбросили его за порог ресторана.

- Не понял юмора, - сказал Дворский, поднимаясь с земли, и отправился в полицию.

Там кое-что прояснилось. Оказалось, что его заподозрили в причастности к широкому кругу старых дружков Розочки, с которыми она в годы учебы в столичном университете прошла, как говорится, и Крым, и Рим, и медные трубы. Встреча с ними, понятно, никак не входила в планы близких невесты, белой фатой искупавшей грехи бурной молодости. Кстати, один из дружков звонил Розочке накануне свадьбы и обещал приехать с "пацанами". Вот и приняли Дворского за этого наглеца.

- Родители и родственники жениха и невесты люди почтенные и вам лучше не связываться с ними, - посоветовали Георгию Натановичу в полиции.

И тогда, отправляясь вставлять выбитые зубы, он уныло изрек свою сакраментальную фразу: "Я вполне допускаю, что отдельные евреи могут быть нектаром в цветах общества. Но когда они собираются вместе, то из этого получается, скажу я вам, совсем не мед".