Ф. В. Ростопчин скажет великой княгине Екатерине Павловне, что "отец ее был равен Петру Великому по своим делам, если бы не умер так рано".

"Изучение военного и гражданского управления России при Павле I заставляет признать, что этот государь имел трезвый и практический ум и способности к системе, - пишет беспристрастный историк. - Что мероприятия его направлены были против глубоких язв и злоупотреблений и в значительной мере ему удалось исцелить от них империю, внеся больший порядок в гвардию и армию, сократив роскошь и беспутство, облегчив тяготы народа, упорядочив финансы, улучшив правосудие. Несомненно, что все мероприятия Павла источником имели благороднейшие побуждения, и что если он и возбуждал недовольство и ненависть, то, главным образом, в худших элементах гвардии и дворянства, развращенных долгим женским правлением. Это царствование органически связано, как протест с прошлым, а как первый неудачный опыт новой политики - с будущим. Заложенные Павлом I основы политической, военной и гражданской систем нашли свое продолжение и развитие в двух последующих царствованиях".

* * *

...И о Петре I множество

сохранилось анекдотов, из которых можно

было бы заключить, что он был изверг

или сумасшедший; однако он весьма

хорошо знал, что делал...

А. Коцебу

И Павел I "хорошо знал, что делал...". Именно поэтому "все, т. е. высшие, классы общества, - пишет Чарторыйский, - правящие сферы, генералы, офицеры, значительное чиновничество, словом, все, что в России составляло мыслящую и правящую часть нации, было более или менее уверено, что император не совсем нормален и подвержен безумным припадкам". Очевидно, первым, кто произнес слово "безумец", был английский посол Уитворт, который, узнав о сближении России с Францией, писал в Лондон: "Император в полном смысле слова не в своем уме..." И тотчас слух "о безумии" царя распространяется его друзьями. Н. П. Панин: "Тирания и безумие"; Бальбо, сардинский посол: "Настоящее сумасшествие царя"; С. Р. Воронцов: "Правление варвара, тирана, маньяка".

Основываясь на двух-трех анекдотах, мысль о "безумии" царя подхватывают и потомки. Ссылал в Сибирь целыми полками, считают они, накладывал нелепые резолюции и послал казаков "покорять" Индию.

"Полк, в Сибирь марш!" - этот знаменитый рассказ о воинской части, шагавшей в ссылку до известия о гибели императора, вероятно, соединяет две разные истории, - предполагает Н. Я. Эйдельман, - прежде всего это опала, которой по разным причинам подвергся конногвардейский полк: "Дух нашего полка постарались представить в глазах государя как искривление опасное, как дух крамольный, пагубно влияющий на другие полки. Наиболее суровой репрессивной мерой был арест командира полка и шести полковников за "безрассудные их поступки во время маневров". В этот период полк был "изгнан в Царское Село".

Как утверждает Д. Н. Логинов, "во время этой расправы было произнесено (Павлом. - Авт.) среди неистовых криков слово "Сибирь". В тот же день полк выступил из Петербурга, но еще недоумевали и не знали, куда идут, пока не расположились в Царском Селе". Таким образом, произнесено слово "Сибирь", но шагать только до Царского Села; возможно, что оскорбительная угроза отложилась в памяти очевидцев и в будущем заострила описание события. С этим рассказом, вероятно, соединился другой: о казаках, отправленных на завоевание Индии и возвращенных с Востока сразу же после смерти Павла. И вот из одной поздней работы в другую проходит "Полк, в Сибирь!". ...Но не было такого полка! Другая знаменитая история, - продолжает Эйдельман, - на бумагу, содержащую три разноречивых мнения по одному вопросу, Павел будто бы наложил бессмысленную резолюцию "Быть по сему", т. е. как бы одобрил все три мнения сразу. Однако М. В. Клочков, исследовавший этот вопрос в начале XX века, нашел этот документ. Там действительно было три мнения: низшей инстанции, средней и высшей Сената. Резолюция Павла, естественно, означала согласие с последней".

В качестве доказательства "безумия" царя некоторые историки используют его "бредовый" план покорения Индии и посылку туда войска Донского. Этот ошибочный взгляд подробно рассматривается дальше, здесь же необходимо заметить, что франко-русский план покорения Индии был рассмотрен и одобрен самим Наполеоном, а уж его-то никак не заподозрить в безумии.

"В начале нашего столетия, - пишет Н. Эйдельман, - вопрос о душевной болезни Павла стал предметом исследования двух видных психиатров. В 1901 1909 гг. выдержала восемь изданий книга П. И. Ковалевского, где автор (в основном ссылаясь на известные по литературе "павловские анекдоты") делал вывод, что царь принадлежал к дегенератам второй степени с наклонностями к переходу в душевную болезнь в форме бреда преследования". Однако профессор В. Ф. Чиж, основываясь на более широком круге опубликованных материалов, заметил, что Павла нельзя считать маньяком, что он "не страдал душевной болезнью и был психически здоровым человеком". Уже в ту пору, когда обнаружилось расхождение у психиатров, было ясно, что чисто медицинский подход к личности Павла без должного исторического анализа явно недостаточен.

Признаемся сразу же, что к Павлу и его политической системе мы готовы приложить различные отрицательные эпитеты, но при том видим в его действиях определенную программу, идею, логику и решительно отказываем в сумасшествии. Не все знавшие Павла признавали его безумие; горячий, экзальтированный, вспыльчивый, нервный, но не более того. Такой объективный наблюдатель, как Н. А. Саблуков, видит немало "предосудительных и смешных" сторон павловской системы, но нигде не ссылается на сумасшествие царя как на их причину. Заметим, что среди лиц, наиболее заинтересованных в распространении слухов о душевной болезни Павла, была его матушка, но и она никогда об этом не говорила. Изыскивая разные аргументы для передачи престола внуку, а не сыну, Екатерина II в своем узком кругу много и откровенно толковала о плохом характере, жестокости и других дурных качествах "тяжелого багажа" - так царица иногда именовала Павла, а порою и сына с невесткой вместе. В сердцах Екатерина могла бросить сыну: "Ты жестокая тварь", но о безумии ни слова.