— Нет, — ответил Джерек, опуская глаза и пытаясь освободиться от непрошенной улыбки. — Простите, Лорд Джеггед.

— О, я тоже прошу прощения. — Губы Монгрова задрожали. — Я ошибся в вас обоих. Простите меня!

— Конечно, несчастный Монгров, — проникновенно ответил Лорд Джеггед. — Конечно! Конечно! Ты вправе быть подозрительным: твоей коллекции завидует вся планета, каждый из экземпляров — драгоценность. Оставайся осторожным! Есть другие, менее щепетильные, чем мы с Джереком Корнелианом, и они могут обмануть вас.

— Каким я оказался плохим! Невеликодушный, с плохими манерами! Слишком черствый! — стонал Монгров. — Какой я гадкий, Лорд Джеггед. Сейчас я ненавижу себя. Теперь вы видите, каков я есть, и будете оба вечно презирать меня!

— Презирать? Никогда! Твоя скромность восхитительна, я просто изумляюсь. Я изумляюсь тебе, дорогой Монгров. А теперь мы должны отправляться. Возможно, я вернусь с экземпляром, который ты желаешь. Через день или два.

— О, ты более чем великодушен. Прощай, Лорд Джеггед. Прощай, Джерек. Приезжай ко мне, когда захочешь. Хотя, понимаю, из меня плохая компания, и, следовательно, ты вряд ли…

— Прощай, неутешный Монгров.

Джерек дернул за свисток, локомотив издал скорбный звук — нечто вроде стона отчаяния, а затем начал медленно подниматься в сыплющее дождем небо.

Лорд Джеггед вновь устроился на диване. Его глаза были закрыты, лицо ничего не выражало. Джерек отвернулся от окна.

— Лорд Джеггед. Вы — образец дьявольской хитрости.

— Ладно, ладно, мой Корнелиан, — пробормотал Лорд Джеггед со все еще закрытыми глазами. — Ты тоже выказываешь талант в этом направлении.

— Бедный Монгров. Как аккуратно было отведено его подозрение! Джерек сел рядом с другом. — Но как мы приобретем миссис Амелию Ундервуд? Миледи Шарлотина, может быть, и не ненавидит Монгрова, но ревнует к его сокровищам. Она не отдаст маленького инопланетянина.

— Тогда мы должны украсть его, верно?

Джеггед широко раскрыл прозрачные глаза, и в них вспыхнул озорной огонек.

— Мы станем ворами, Джерек, ты и я.

Идея была настолько удивительна, что потребовалось некоторое время, чтобы Джерек понял ее суть, а затем восхищенно рассмеялся.

— Как ты изобретателен, Лорд Джеггед! И, главное, в духе моего любимого периода!

— Да, обезумев от любви, идешь на все, чтобы овладеть предметом своей страсти. Все другие обстоятельства — дружба, престиж, достоинство отметаются в сторону. Я вижу, тебе нравится это?

Лорд Джеггед приложил изящный палец к губам, на которых играла легкая улыбка.

— Какую пышную драму мы начинаем сейчас создавать! О Джерек, мой дорогой, ты рожден… для любви!

— Хм, — протянул Джерек задумчиво, — я начинаю подозревать, что рожден для снабжения вас сырым материалом, на котором вы можете поупражняться, чтобы развить и без того значительные литературные таланты, милорд.

— Ты льстишь мне, ты льстишь мне!

Неожиданно в ушах Джерека прозвучало:

— Мой сын, мой алмаз! Это твоя воздушная машина?

Джерек узнал голос Железной Орхидеи.

— Да, мама. А ты где?

— Ниже тебя, дорогой.

Джерек встал и посмотрел вниз. На похожем на шахматную доску поле из голубых, пурпурных и желтых квадратов с несколькими разбросанными тут и там хрупкими хрустальными деревьями можно было различить две фигурки.

— Вы не возражаете, если мы ненадолго остановимся? — обратился он к Джеггеду.

— Совсем нет.

Джерек приказал локомотиву спуститься и встал на подножку в тот момент, когда машина приземлилась на одном из оранжевых квадратов около двенадцати футов длиной, сделанном из плотно упакованных крошечных цветов трилистника. На соседнем, зеленом квадрате сидела Железная Орхидея, а на коленях у нее удобно устроился Ли Пао. Когда Джерек, выйдя из машины, ступил на поле, цвет квадратов изменился.

— Не могу ни на чем остановиться сегодня, — объяснила она. — Не поможешь ли ты мне, Джерек?

Она всегда имела склонность к мехам, вот и сейчас ее тело прикрывала мантия золотого цвета. Лицо она окрасила в цвета Ли Пао, одетого, как обычно, в тот же голубой комбинезон. Ли Пао, выглядевший смущенным, пытался встать с колен Железной Орхидеи, но та твердо держала его, сидя в красивом мерцающем силовом кресле. Над ее головой кружились маленькие синие птички.

Шахматная равнина простиралась на милю в каждую сторону. Джерек задумчиво рассматривал ее, но, занятый другими проблемами, ничего не мог посоветовать. Наконец он сказал:

— По-моему, все сделанное тобой превосходно, самая изысканная из орхидей. Добрый день, Ли Пао.

— Добрый день, — ответил Ли Пао прохладно.

Он, хотя и числился членом зверинца Герцога Королев, предпочитал большую часть времени гулять сам по себе. Джерек считал, что Ли Пао не очень нравится аскетическое окружение, созданное для него Герцогом Королев хотя Ли Пао утверждал, что это единственное, в чем он фактически нуждается. Ли Пао перевел взгляд на Джерека.

— Я вижу, с вами ваш друг-декадент, Лорд Джеггед.

Лорд Джеггед приветствовал Ли Пао поклоном, заставившим затрепетать все линии на его костюме, а ящерицу приподнять голову и щелкнуть клювом, затем взял одну из утопающих в мехах рук Железной Орхидеи и прижал ее к губам.

— Нежнейшая из зверей, — пробормотал он, гладя ее плечо. — Самая красивая из кошек.

Ли Пао встал, помрачнев, отошел в сторону и нарочито заинтересовался хрустальным деревом. Железная Орхидея засмеялась, обвила рукой шею Лорда Джеггеда и притянула его голову вниз, чтобы поцеловать ящерицу в чешуйчатую морду.

Оставив их выполнять ритуал, Джерек присоединился к Ли Пао около дерева.

— Мы только что покинули Монгрова. Ты его друг?

Ли Пао кивнул.

— Что-то вроде. У нас совпадают одна-две идеи, но, подозреваю, взгляды Монгрова не всегда его собственные, не всегда искренние.

— Монгров? Нет никого более искреннего…

— В этом мире, возможно, и нет. Но факт остается… — Ли Пао щелкнул по свисающему с дерева серебристому фрукту, и тот издал чистую приятную ноту, звучащую секунды две. — Я думаю, это относится почти ко всем членам вашего общества.

— Да! — начал Джерек торжественно, фактически почти не слушая. — Я, Ли Пао, столкнулся с любовью, — объявил он. — Я отчаянно влюблен, безумно влюблен в девушку.

— Ты не знаешь смысла любви, — запротестовал Ли Пао. — Любовь включает верность, самоотверженность, благородство характера — все те качества, которыми вы, люди, больше не обладаете. Это опять твоя ужасная подделка? Почему ты так одет? Что за призраки, какие странные фантазии вы преследуете? Вы играете в бездумные игры без цели и смысла, в то время как Вселенная умирает вокруг вас.

— Все правильно, — ответил Джерек вежливо, — но тогда почему, Ли Пао, ты не вернешься в свое собственное время? Это трудно, но не невозможно.

— В том-то и дело, что невозможно. Ты наверняка слышал об эффекте Морфейла. Человек может вернуться назад во Времени, но на несколько минут максимум! Ни один ученый за долгую историю Земли не смог решить эту проблему. Но даже если бы был шанс вернуться, что я сказал бы своим людям? Что вся их работа, все самопожертвование, их идеализм, их борьба за справедливость приведут в конце концов к вашему загнившему миру? Я стану чудовищем, если попытаюсь сказать такое. Могу ли я описать вашу перезрелую технологию, вашу грязную сексуальную практику, ваше дегенеративное времяпрепровождение, на которое вы тратите столетия? Нет!

Глаза Ли Пао сверкали, и он, разгоряченный темой, чувствовал себя настоящим героем.

— Нет! Моя участь — остаться здесь. Это мое добровольное решение. Мое жертвоприношение. Мой долг — предупредить вас о последствиях вашего декадентского поведения. Мой долг — направить вас на более полезный путь, задуматься над более серьезными вещами, прежде чем будет слишком поздно! Он замолчал, тяжело дыша, гордый собой.

— …А между тем, — раздался расслабленный голос Железной Орхидеи, которая приближалась под руку с Лордом Джеггедом, одобрительно кивающим Ли Пао, — является развлекать Железную Орхидею, доставлять ей удовольствие, обожать ее (как ты, не отпирайся) и, самый суровый из критиков, услаждать ее дни яркой игрой своих эмоций.