Галя уже как-то говорила, что квартира у них большая и уютная, но то, что я увидел, просто ошеломило меня. Привыкший жить в скромных "хрущевках", я впервые в жизни очутился в апартаментах, которые видел только в западных фильмах. Ковры на полу, картины, зеркала, мебель - как в музее! Но больше всего меня поразила грандиозная библиотека. Застекленные, под дуб, шкафы с аккуратно расставленными собраниями сочинений классиков. Шкафы с книгами по искусству, потрясающие альбомы, серии, которых в Москве не найти ни за какие деньги; шкафы - поэзии, прозы, драматургии, кино. Шкафы со специальной литературой: медицина, физика, биология, радиотехника... У меня разбегались глаза. Галя молчаливым гидом подводила меня то к одному шкафу, то к другому, с улыбкой следила за моей восторженной немотой, ей явно нравилось, что я в таком восторге от ее книг. Книги были и у нас дома, но это лишь жалкие три шкафчика - Гюго, Чехов, Стендаль, Толстой, немного классики россыпью, книги по математике, мои специальные и чуть-чуть поэзии. Да и некуда было их ставить, всю жизнь мы жили либо в коммуналках, либо в крохотных квартирках.

Галя выкатила из кухни столик на колесиках, подкатила к двум диванам из бордовой кожи, поставленным под прямым углом друг к другу, и мы сели, разделенные столиком с бутылкой шампанского, двумя бокалами, вазой с белыми розами и блюдом с чем-то воздушным - апельсины, конфеты, пирожные, орешки, вафли. Я храбро открыл шампанское, не пролив ни капли. Галя одобрительно сказала: "Ого!" Мы чокнулись, выпили по бокалу. Я спросил, как удалось собрать такую уникальную библиотеку. Элементарно! Каждую неделю Папе в кабинет приносят каталоги всех книжных новинок всех издательств СССР, он зовет ее, Галю, она изучает каталоги, ставит "птички" напротив тех книг, которые хочет получить, и возвращает список секретарше. В конце недели все отмеченные книги, в коробках, аккуратно запакованные, доставляются на дом. Вот уж сколько радости разбирать новые книги, находить для них место, тут же, на полу, среди книжного развала с ходу врубиться в какой-нибудь супердефицит и читать, читать, пока Папа не рассердится и не подаст голос. Точно так же заказывались и продукты: список, доставка на дом, расчет из Папиной зарплаты. Цены - не магазинные, раза в два ниже... Она смотрела на меня выжидающе - что я скажу на этакие откровения. Но я не рискнул вдаваться в диковинные для меня номенклатурные подробности, лишь заметил, что теперь ясно, откуда появлялись у обезьянок дефицитные бананы и все остальное.

Роскошный дом, редчайшие книги, сама Галя, какая-то домашняя, просто одетая, но ослепительная в этой простоте, - все это настолько сковывало меня, что хотелось побыстрее закончить этот предназначенный не для меня ужин (так мне казалось!) и улизнуть. Галя деликатно пыталась завести разговор про то, про се, как-то растормошить меня, но что-то во мне замкнулось. Мы выпили еще. Галя включила радиолу, и мы стали танцевать... Всякий танец, а танго в особенности, придуман вовсе не для того, чтобы вращаться друг возле друга. В танце есть некая магия, возможно, еще от древних костров. Мы обнимали друг друга, прижимались все теснее и теснее, нам было жарко. Я осмелел. "Не будем торопиться, ладно?" - сказала она, чуть отстраняясь. Мы сели на диван. Я взял ее руку, стал перебирать ее тонкие пальцы, прижимать к губам, целовать ладонь. Галя следила за мной чуть прищурясь, рука ее то напрягалась, пытаясь выскользнуть из моей, то расслаблялась, отдаваясь ласке. Возможно, мы еще не созрели для такого вечера. А может, сказалась моя бедная жизнь, я никак не мог побороть скованность. "Ты - как Клара", - сказала она и решительно высвободила свою руку из моих.

Этот трудный для нас обоих вечер наверняка мог бы стать последним, если бы Галя не догадалась завести разговор о моих делах. И я, дитя системы, стал с жаром рассказывать ей о своих идеях. Галя секла все с полуслова, то одобрительно цокала языком, то перечеркивала решительным жестом. Но когда я добрался до муравьев, пришла в дикий восторг. Дурачась, мы придумали целую серию экспериментов под смешным названием "МУРИК", что означало "Муравей и Компания". Мы придумали сразу трех "МУРИКОВ": "МУРИК-1" - для изучения монархического строя муравьиного сообщества, а заодно дать "научные" советы властям, как успешнее есть друг друга (мы вдоволь порезвились, ощутив полное единодушие); "МУРИК-2" - создание управляемого муравья-Царя (тогда мы еще не знали, что у муравьев матриархат) и "МУРИК-3" - заставить муравьев собрать внутри муравейника ядерный реактор, использовать который мы еще не знали как...

Эта часть вечера как-то сблизила нас, я видел по блестящим Галиным глазам, что ей хорошо, интересно со мной. Мы еще выпили по бокалу и пошли танцевать. Она доверчиво положила руки мне на плечи, ее пальцы взлохматили мне волосы на затылке. Я рывком подхватил ее, понес на диван. Она обняла меня за шею и дала уложить себя на упругую поверхность. Я сел рядом, и мы стали целоваться. Мы целовались, а мои руки, уже неподвластные мне, гладили, изучали ее тело, бродили по груди, опускались ниже, отброшенные Галей, возвращались выше, в зону дозволенную. Но вот они легли на ее живот, Галя подтянула колени, подол скатился, обнажив ноги. Рука моя проникала сквозь ее оборону не грубо, не нахально, а бережно, деликатно, пошевеливая пальцами, зажатыми между шелковистыми округлыми склонами ущелья, щекоча их и лаская. Эти створы то тесно сжимались, то, вздрагивая, чуть расходились, давая моей руке, пальцам продвинуться еще чуть-чуть ближе к желанной цели. Мы оба дышали уже напряженно, отрывисто, глаза наши проникали друг в друга, говорили друг другу "да". И когда пальцы мои коснулись лишь только ткани на дне этого ущелья, Галя внезапно схватила мою руку и с силой отвела прочь. Ее разгоряченное лицо исказилось, словно бы от боли. Она натянула на колени платье, рывком поднялась и молча, не глядя на меня, стала приводить в порядок сбившуюся прическу. Но вдруг порывисто приникла ко мне, поцеловала, оттолкнула, поднялась с дивана, показала на часы... Прощаясь в прихожей, она легонько щелкнула меня по кончику носа.

Сразу после праздников я был вызван к Папе. В кабинете сидела Галя. Папа попросил меня рассказать о "МУРИКах". Я кивнул на Галю, сказал, что это наши общие идеи. Галя решительно отказалась от соавторства, и я, подогреваемый вниманием Папы, рассказал о том, что мы придумали с Галей в наш "исторический" вечер. Папе все три идеи понравились, причем настолько, что он тут же энергично стал развивать их дальше, придавая им не шутливо-ернический характер, а поворачивая дело так, что получалось серьезно, значительно, государственно важно.

Вскоре приказом Папы я был принят в отдел, где работала Галя, на должность старшего инженера, и у меня началась совершенно другая жизнь...)

ТЕТРАДЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Вечером, как обычно, зашел доктор Герштейн, подсел к Францу, тихо поговорил с ним о чем-то, похлопал по плечу, пересел на мою койку.

- О чем вы с ним? - спросил я грубовато.

- Я сказал ему, что говорил с Джильдой, она обещала исправиться. Но вам могу сказать по секрету: деньги, которые она берет у него якобы за определенные услуги, на самом деле отдает мне, а я потом, когда будем выписывать Франца, верну ему все до последней марки. Но сейчас он не должен знать об этом, иначе сорвется весь эксперимент. Вы меня поняли?

Я кивнул. Он положил свою тяжелую теплую ладонь мне на плечо.

- Рассказываю все это вам для того, чтобы вы наконец поняли, что я полностью доверяю вам, как человеку вполне нормальному. Еще раз. Вы абсолютно нормальный человек. Но обременены тяжелыми воспоминаниями, которые отравляют вашу нынешнюю жизнь. Согласны со мной? Говорите "да".

Я покорно сказал "да". Но внутренне что-то противилось этому "да". Доктор уловил это по голосу, по глазам, бог знает, еще по чему. Он сдавил пальцами мое плечо, покачал головой.

- Нет, дорогой товарищ, так не пойдет. Или вы полностью, повторяю, полностью доверяете мне, или... - Он изобразил самую презрительную свою гримасу. - Вас выписывают отсюда на веки вечные. Понимаете, что сие означает? Вы будете продолжать терроризировать вашу прелестную жену, ей это надоест, она разведется с вами, вам придется менять квартиру, уверяю, с вами, таким, жить она не будет! Выбирайте. Вы человек отнюдь не глупый. Да или нет?