Глава девятнадцатая

Надя уже почти сутки находилась дома. Одна. Евгений исчез. Записочка, что приболел, и более ничего. Напрасно она прождала, что он приедет за ней в клинику доктора Семуньи. Любезному доктору пришлось самому позаботиться о своей пациентке. Швейцар по его указанию нанял экипаж, и больную, на всякий случай, сопровождала сиделка. Дома Верховского не было. Не сразу, но она поняла, что Евгения в квартире нет уже не первый день. В голову полезли тревожные мысли. Жив ли, здоров ли ее любимый? Почти все вещи его оказались на месте. Тогда Надя принялась изучать состояние своего имущества, и тут ее ожидал удар. Не нашлась шкатулка с драгоценностями! Она не поверила своим глазам, когда не обнаружила ее на месте. Пришлось перерыть весь дом. Драгоценности пропали! Господи! С Евгением приключилась беда! Его ограбили! Но тогда почему пропала только шкатулка? Она находилась в потайном месте, не знаешь – не найдешь!

Надя спустилась к консьержке, и та поведала странную историю о появлении «матери его сиятельства, княгини Верховской». Приходящая прислуга тоже толком ничего не могла сказать, кроме того, что князя уже почти неделю никто не видел. Ни записки, ничегошеньки.

Надя расхаживала по гостиной, держась рукой за спину. Она так разволновалась, что все тело ее ныло, тревожно тянуло в животе. Надо взять себя в руки и попытаться понять, что произошло. С Евгением случилась беда, он заболел? Куда делись драгоценности? Что это за женщина? Жена, тетка? Почему не оставил письма? Бежать в полицию? И тут она явственно представила себе свою несчастную обманутую мать, которая вот так же мечется после ее побега, не зная, что предпринять. Побега? Ну да, конечно! Все слишком просто, поэтому сразу и не пришло в голову. Ее обманули, ограбили и бросили! Ну нет, не может быть! Ведь это Евгений, ненаглядный, любимый, прекрасный, благородный! Но откуда это известно? Да ниоткуда, она просто его видела таким и любила то, что видела. Значит, она была наивна и слепа, значит, она оказалась одной из глупых обманутых барышень, про которых пишут в слезливых дамских романах! Нет, Господи, помоги, нет!!!

Еще несколько дней несчастная пыталась утешить себя надеждой. Но с каждым прошедшим днем она все больше и больше убеждалась в своей правоте. Она осталась одна, в «интересном положении», без средств к существованию, да еще на чужой земле! В пору руки на себя наложить. Надя думала о таком исходе, но мысль о том, что она убьет и другое живое существо, остановила молодую женщину от рокового шага. Вернуться домой, дать знать родителям и просить о помощи? После оскорбительного побега? Невозможно! Значит, надо как-то жить, но как? Что она умеет и как поступить с младенцем, какое имя дать несчастному?

Все эти мысли просто изводили Надю. А тело между тем изнемогало. С каждым днем становилось все тяжелее и тяжелее. Денег оставались какие-то крохи. И вот однажды в передней раздался звонок. Надя не поверила своим ушам. Прислуге еще рано. Это он, Евгений! Он вернулся, слава Богу! Она верила, что все так и будет! Распахнув дверь, Надя с трудом подавила крик разочарования. Перед ней стоял доктор Семуньи.

– Позволите войти, мадам? – Доктор внимательно посмотрел на женщину, потом обвел глазами пространство вокруг себя. – Как ваш доктор, я счел своим долгом навестить пациентку, тем более что сама она что-то не показывается. Хотя мы договаривались, что вы ко мне зайдете.

Доктор замолчал.

– Мсье, я благодарна вам за ваше внимание, но я принуждена отказаться от ваших услуг. Теперь они мне не по карману, – едва сдерживая слезы, но пытаясь сохранить достоинство, произнесла Надежда.

– Могу я высказать свои предположения о случившемся? – Доктор легонько дотронулся до руки собеседницы и продолжил: – Ваш, с позволения сказать, супруг, исчез и оставил вас на произвол судьбы?

– Вы угадали, – едва прошептала бедняжка, уже готовая разрыдаться.

– Да… – протянул Семуньи. – Вас не утешит то, что я вам скажу, но ваша история слишком банальна. Поэтому плакать не стоит, а стоит попытаться выкарабкаться из неблагоприятных обстоятельств. К родне, по-видимому, вы не можете обратиться?

Надя замотала головой.

– Нет! Во всяком случае не сейчас! Ужасно, все ужасно стыдно и унизительно!

И, давясь слезами, она рассказала доктору свою историю.

Выслушав печальный рассказ своей пациентки, мсье Семуньи решительно заявил:

– Мадам, то есть теперь мадемуазель Надин, я испытываю к вам симпатию. Принять или не принять мою помощь – это ваше дело. Я пришлю к вам двух женщин, они помогут найти вам дешевое жилье и перебраться туда. Я по-прежнему буду вашим доктором, пока не появится ребенок. А дальше вы решите, вернетесь вы к родителям или будете пытаться строить жизнь самостоятельно. Возможно, для вас найдется работа в клинике, нелегкая, но она позволит вам жить и кормить ребенка. Если вы не сможете его растить, я распоряжусь, и его определят в приличный приют. Решайте!

– Да, конечно, да! Я пропала бы без вас! Она бросилась на шею лекарю, он легонько потрепал ее по русой голове и вздохнул. Ну почему его опасения насчет князя оправдались!

Через несколько дней Надя жила уже совсем в другом месте, в малюсенькой дешевой квартирке. Две присланные доктором женщины помогли устроиться на новом месте. Надя крепилась, но слезы обиды и отчаяния то и дело подступали к горлу. С горечью, устраиваясь на новом месте, она вспоминала, как начиналась их совместная, кажущаяся райской, жизнь с Верховским. Воспоминания терзали душу. Никогда не могла она себе представить, что память способна приносить столько мучений. Вот тут гуляли… Тогда стояли и целовались… а этот взгляд… прикосновения, от которых пробирает дрожь… А просыпаться одной, по привычке ища любимого рядом! И больше не будет ничего, да и то, что было, обман, игра! Нет, гнать прочь прошлое, запретить себе возвращаться туда! Надо жить настоящим!

В один из дней Надя зашла к доктору. Он встретил ее со странным выражением лица.

– Мадемуазель, прошу вас быть как можно спокойней! Вам нельзя волноваться! На адрес клиники из России пришло вот это. – И доктор протянул ей телеграмму. Она пришла от Верховского. Он искал Надю и просил доктора сообщить в Петербург, если ему известно что-либо.

Надя прочитала телеграмму и хотела что-то сказать доктору, но не успела. Лицо ее позеленело, и она упала замертво.

Глава двадцатая

После исчезновения дочери супруги Ковалевские замкнулись в своем мирке, не принимали гостей и сами не делали визитов. В свете посудачили по поводу странных событий, но так как ничего ровным счетом известно не было, то история сия вскоре перестала интересовать любителей жареного. Роев теперь почти не появлялся в доме, что чрезвычайно огорчало Катерину Андреевну. Несмотря на перенесенные переживания, она по-прежнему продолжала оставаться красавицей, правда, красота ее стала иной, может быть не столь чувственной. Зато ее муж резко постарел, его мучили постоянные хвори, частенько, охая и держась за грудь, он лежал на диване, позволяя жене подносить очередную порцию пилюль и капель. О дочери они старались не говорить, не потому, что прокляли или возненавидели ее за обман и побег. Наоборот, их любовь к своей единственной девочке стала еще сильней. Ничего бы не пожалели несчастные родители за то, чтобы она вернулась под крышу родного дома, что бы с ней ни стряслось. Ужасная боль терзала обоих. Каждый мучился про себя, боясь собственными стенаниями усугубить страдания другого. Семейная драма их очень сблизила. На закате жизни потеплели чувства, затрепетала нежность. Катерина Андреевна вдруг как будто очнулась от дурного сна, но милый Вася был уже не тот, увы, годы брали свое!

Иногда Василий Никанорович выходил из дому, пройтись, если стояла хорошая погода. Иной раз на Троицкой улице Ковалевские сталкивались с Роевым, и всякий раз эти встречи неприятно и болезненно переживались обеими сторонами. И отчего он до сих пор не переменит квартиру?