– Был грех, что теперь тыкать… А вот Мурман у меня – что отчебучил, если уж о Лешке вспоминать…

– Ну-ну-ну, да успеешь встать… И что?… – Ирина Федоровна часами готова была разговаривать о неродном ей внуке-правнуке, любимом Лешеньке. – Ты сиди, смородиновой и я тебе поднесу, не хуже вашей… Теперь такой запас – в год не истребишь.

Она махнула рукой – и на скатерти явился запотелый графинчик, два граненых стакашка-сотки, блюдечко с солеными рыжиками, две вилки.

– Давно бы так! Посуда мелковата…

– В самый раз посуда. Ну так что Мурман?

– Разыскал он где-то в сарае старый Лешкин кед, либо красовок, как он у них называется? Вот, значит, притаранил его в дом, на подстилку к себе положил, туда же яблоко упер, перед кедом поставил, вроде угощает, а сам рядом с подстилкой лежит, охраняет. Я увидел, подхожу: что, мол, дурью маешься, а сам руку к этой Лешкиной детской обувке протягиваю… Как зарычит Мурман, как оскалится! – Старики дружно залились радостным смехом.

– Ну а ты что?

– Ну, вздрогнули!

– На доброе здоровье… рыжичков…

– А что я? Попинал его… фу-ух, хороша-а… но слабенько, сугубо для воспитания, чтобы чувствовал хозяина… скоро, говорю, на каникулы приедет, будете на санках кататься. Так веришь, нет: побежал в сени, шлею приносит, какой его за Лешкины санки цепляли… И поскуливает. Небось думает, что если его запречь, то сразу и Лешка объявится. На ноябрьские приедут, ничего не писали?

– Ничего. Я звала, может, и приедут…

Лешка сошел на полустанке Мосино, в пяти километрах от деревни Черная, походил минут двадцать в ожидании попутки, маршрутного автобуса, частника, черта в табакерке… и не дождавшись двинулся пешком. Десять вечера, но еще светло, хотя в Псковской губернии белых ночей не бывает… С каждым шагом настроение у Лешки падало: все эти похороны, поминки, свечи, причитания… Вот бы баба Ира подольше пожила, бодрейшая ведь старуха!… Дядя Петя, который теперь оказался – папа, тоже был куда как бодр, особенно под банкой, но его не так и жалко… А вот прабабка… Держись, родненькая, живи…

Жив еще или помер уже?… Интересно, почует его бабушка Ира? Специально для нее Лешка расстарался: нашел пирожные «Ленинградский набор», которые она по старой памяти очень любила. Он уже представлял, как постучит, как войдет, как запричитает баба Ира, якобы застигнутая врасплох, а у самой так и баня затоплена…

К дому Ирины Федоровны Леха подошел уже в двенадцатом часу. Еще с улицы были слышны пьяные выкрики и… музыка.

– Екарный бабай! Поминки, что ли, у них под музыку проходят?

Лешка, донельзя изумленный, зашел во двор. Загремела цепью, молча бросилась наперерез лохматая громадина…

– Ряшка, это я, своих не узнаешь? Забыли тебя с цепи снять? На вот тебе кусочек сахару, хоть тебе и нельзя… – Собака и сама увидела, что свой гость, почти хозяин, взятку она мгновенно слизнула, воровато косясь на двери, стала махать хвостом, разевать пасть… В другой случай Лешка непременно остановился бы и приголубил бедное цепное животное, но сейчас его разбирало крайнее любопытство…

– А-а, вот и наш Лешенька приехал, мальчик дорогой! Тихо, прикрутите музыку, дайте внучка приветить!… – Баба Ира заторопилась навстречу, обнимать, целовать, румяная и добрая, уже под хмельком… Вдоль окон был накрыт длинный стол, за которым уместилась компания душ в пятнадцать. Были там супруги Ложкины с дочерью, и Филатовы с дочерью, и три бабки-подружки бабы Иры – Зоя, Уля… третью тоже как-то звали, несколько незнакомых Леше людей… В конце стола в углу сидели… мама и дядя Саша Чет. А уж во главе стола, живой и здоровой глыбой восседал тот, кого Леха приехал хоронить: па… нет, все равно, привычнее: дядя Петя, красномордый и веселый. Засуетились Ложкины, вслед за ними и Филатовы начали подталкивать и охорашивать сразу же застеснявшихся дочерей. Лешка выдержал потные объятия дяди Пети, за руку поздоровался с каждым гостем, а каждой гостье, особенно потенциальным невестам, подарил очаровательнейшую из своих улыбок и стал пробираться в угол, поближе к матери.

Праздник тем временем вступил в такую фазу, когда даже приезд городского внука и завидного жениха не в силах был сбить с рельсов громокипящее веселье.

– Ма, что тут за сатурналии такие идут? А как же…

– Потом объясню, Лешенька. Я несколько ошиблась в сроках.

– В сроках… или фактах…

– Будем надеяться, что и в фактах. Ты правильно приехал. Нам с Четом пришлось тебя обогнать, кое-что обсудить… Но это все завтра. Поешь, голодный ведь. Сам себе накладывай.

– Может, выпьешь, Леша? – Дядя Саша Чет смотрел на него с обычной полуусмешкой, но вместо веселья в глазах его стояла грусть.

– Могу за компанию. – Налили по рюмке дымчато-сиреневой жидкости с запахом черной смородины.

– Ваше здоровье, дядь Саша!

– Аналогично.

Водка обожгла горло, Леха сразу же запил ее пепси и навалился на мясо. Больше в тот вечер он решил не выпивать…

– Так мам, в честь чего этот курултай?

– Праздник Ивана Купала, любимый день твоего… дяди Пети. Ну и в честь твоего приезда… Ешь как следует. – Лена захотела обнять сына, пригладить ему волосы, поцеловать в нос, но Лешка застеснялся, стал уклоняться, выворачиваться… – И поаккуратнее с этим делом…

– Да я вообще больше кирять не буду…

– Вот и правильно.

В это время часы стали бить полночь. Дядя Петя встал на дыбы, рыкнул. Все притихли. Он вывел из-за спины правую руку с веткой папоротника в ней, подошел, перегнулся через стол, сколько пузо позволяло, и вручил Лене, Лешкиной маме. Она приняла ветку, и в ту же секунду лопнул бугорок на ветке и распустился цветок на семи лепестках… Все бешено зааплодировали, засмеялись, и только у дяди Саши Чета хлопки вышли вялые, вежливые…

– Пойдемте клад искать! – выкрикнул кто-то, но народные массы его не поддержали, им все еще хотелось есть, а того больше – пить.

– Ой, мороз, мороз, – затянули бабки, но стол уже рассыпался на группы по интересам, и они допели песню, как и начали – втроем.

Лешка постепенно насыщался, стараясь не попасться взглядом на сверстниц, Юлю и Сашеньку. Деревенский флирт на глазах у предков по определению ничего хорошего не обещал, кроме скорой семейной жизни и крупных неприятностей в ней. Баба Ира то и дело шныряла на кухню, приносила тарелки, блюдца, бутылки, банки, салатницы. Дядя Петя отмерял что-то на руках старшему Филатову, такому же заядлому рыбаку… Мама и дядя Саша Чет сидели молча: левая мамина ладонь – палец в палец – была прижата к правой ладони Чета, они сидели и просто смотрели друг на друга, улыбались…