Утренняя заря теснила ночь, пламя свечи становилось все бледнее и бледнее. Между занавесками с улицы пробился тонкий луч света; лампадка под иконой начала потрескивать, и в нее подлили масла.

Пришла соседка с детьми, через некоторое время - другая, и скоро гостей набился полный дом. Пришел и дядя Сретен - он еще вечером передавал, что придет проститься. Четыре месяца назад у него умер сын, мой ровесник, который вместе со мной пошел служить в армию, но после одного марша захворал и вскоре скончался на руках отца. С тех пор дядя Сретен забросил торговлю, друзей, и целыми днями, запершись, сидит у себя дома. Лишь по воскресеньям он идет на кладбище и часами сидит у могилы. Сидит и разговаривает с сыном. Иногда приносит книги и читает ему вслух. И он бы тоже сейчас провожал своего сына, да, видно, не было на то божьей воли.

Я собирался. Мать и сестра стояли в углу с заплаканными глазами; брат трогал на мне то одну, то другую вещь и переступал с ноги на ногу; отец сосредоточенно и спокойно курил; соседки громко переговаривались, а дядя Сретен сидел в углу и молчал, молчал как немой.

Когда настало время уходить, у отца вдруг задрожал подбородок. Он хотел мне что-то сказать, но не смог. Я почувствовал, как он прикоснулся холодными губами к моему лбу, к щекам... Это как первый укол ножа, когда его вонзают в тело: сначала больно, а потом режь, сколько хочешь. Дальше я уже не помнил, кто меня целовал и обнимал, кто лил слезы на мои щеки.

И все-таки еще один поцелуй, очень крепкий поцелуй я запомнил. Он ожег мое лицо, словно холодный ветер. Бедный дядя Сретен! Он провожал на войну своего сына! Его руки охватили меня, как руки утопающего, а его поцелуй был долгим, точно последний привет уходящему в могилу. До сих пор чувствую его поцелуй на своем лице. Он поцеловал меня вот сюда, в лоб, и вот сюда, в правую щеку...

...Больше я ничего не помню!.. Знаю только, что брат помог мне надеть ранец. С трудом я вырвался из объятий матери и, не оглядываясь, пошел быстро-быстро...

В ПАЛАТКЕ

Уже в Медошеваце, на широком и просторном поле около Ниша, мы вступили в бой. Сражаться пришлось со многими невзгодами и скверной погодой. Затяжные дожди часто заливали нас по ночам и вынуждали покидать солдатские палатки.

Мне хорошо запомнилась одна из таких ночей. После полудня хлынул сильный дождь, стало темно, словно наступил вечер... Мы, как мыши, забились в низкие палатки и лишь изредка выглядывали наружу через маленькие дырочки в брезенте.

Младший унтер-офицер и солдат, стоящий в строю справа от меня, уселись по-турецки, прилепили к солдатскому ботинку грязную самодельную свечку, положили перед собой ранец, заменивший им стол, и принялись играть в карты. Позади них лежал на спине еще один солдат. Как раз над ним палатка протекала. Он поставил себе на живот котелок и лежал, не двигаясь. Капельки воды, падая сверху, булькали в котелке, а он курил и посмеивался, довольный, что завтра не будет учения. В углу кто-то жаловался, что под него снаружи подтекает вода.

А дождь лил как из ведра. Из соседней палатки слышалась песня: "Мамина Катерина" и "Мама Мару хоп, хоп, хоп!"... Где-то рядом кричали: какой-то капрал возвращался из города и, спасаясь от дождя, в темноте забрался в чужую палатку, а там и своим-то места не хватало, вот его и выпроваживали и по-плохому, и по-хорошему.

Дождь усилился. Стало так темно, хоть глаз выколи. Вышли горнисты, сыграли "вечернюю зорю", но из-за страшного ливня до нас долетали лишь отдельные звуки. Так бывает, когда намокший под дождем петух вдруг начнет кукарекать охрипшим голосом.

Дневальные попрятались в палатки. А каково бедным часовым! Один бог знает!

Чтобы заглушить голод, я курил цигарку за цигаркой, а потом начал потихоньку вытаскивать из ранца соседа колбаски: я приметил их еще днем, и теперь они ввели меня в искушение!.. Рядом лежал наш левофланговый и с тоской поглядывал на мою цигарку.

- Дай-ка, брат, закурить. У меня нет ни крошки табаку, - попросил он наконец.

- На. А нет ли у тебя во фляжке воды? Пить хочется!

- Нет, нету!

Закурив, он начал спрашивать соседей, нет ли у кого-нибудь воды. Ему очень хотелось отблагодарить меня, но ни у кого не оказалось ни капли. А на улице - наводнение.

А мне-таки сильно хотелось пить.

Я потянулся, чтобы взять с живота своего соседа котелок, уже наполненный дождевой водой, но левофланговый остановил меня:

- Не нужно! У меня есть яблоко. Я хотел было его приберечь, но уж если тебе так хочется пить...

Вытащив большое румяное яблоко, он разрезал его на две части, одну дал мне, а вторую снова спрятал в ранец.

- А зачем ты оставил другую половину? Почему не ешь? Ведь испортится.

Он посмотрел на меня, словно хотел сказать взглядом: "Если бы ты знал!.."

- Это дал тебе кто-нибудь из родных?

- Нет. Это я получил, знаешь... это... это... так от одного человека.

Левофланговый - крепкий красивый парень, только ростом не вышел. У него маленькие умные глаза, открытый лоб, небольшие усики. Бреется по два раза в неделю, шапку носит немного набекрень. Никто в отряде не умел красивее его подвязывать опанки 1, а когда заиграет в праздник оркестр - он первый плясун. Во время смотров оказывалось, что его винтовка всегда самая чистая, все боевые приемы он выполнял отлично, но вот равнение портил, за что ему постоянно доставалось от командира.

1 Опанки - обувь из сыромятной кожи.

Когда я еще раз предложил ему закурить, он счел своим долгом относиться ко мне более доверчиво.

- Знаешь, я из Мириева. Это там, за горой, около которой был наш лагерь, когда мы стояли в Белграде. Есть в нашем селе девушка Ката. Не то что мы любим друг друга, ей-богу, а просто так...

Тут он прервал рассказ и обернулся: не слушает ли нас кто-нибудь.

Никто не слушал. Младший унтер-офицер как раз проиграл три гроша и по этому случаю волновался и кричал: "В прикупе был трефовый король!" В правом углу запели. Дождь неистовствовал, и я, почувствовав, что под меня тоже подтекает, поджал ноги и с удовольствием начал есть свою долю яблока.

- Ее дом сразу же за поповским, - продолжал левофланговый, - а наш в другой стороне - за судом... И вот, куда бы я ни пошел, все меня туда тянет... а иду мимо. В коло я никогда не стою рядом с ней, а все-таки смотрю только в ее глаза. Эх, если бы ты видел ее, когда она танцует коло... Я просто не знаю, что со мной делается! Как только увижу ее, вот сюда что-то подкатывает, весь огнем горю. Ни слова мы, как говорится, не сказали друг другу, но всегда, когда я вижу ее, со мной творится такое, что я и сам ничего понять не могу. Парни в селе думают, что мы любим друг друга, а ведь нет, ей-богу, нет. Мне нравится быть около нее, и она, вижу, все на меня смотрит, а как только наши взгляды встретятся, опускает глаза и краснеет. Конечно, мы молодые, могли бы и любить друг друга, а нет: ни она мне не сказала, что любит меня, ни я ей!..