Мы смастерили нечто вроде зонда и, к радости старого доктора, на этот раз молоко не было выплюнуто.

Билли понемногу поправлялся. Я навещал его ежедневно в течение двух недель и в конце концов очень привязался и к нему, и к его хозяину. Скоро настал день, когда я нашел своего пациента на залитом солнцем балконе - он сидел в специально для него изготовленном кресле-качалке рядом с доктором, а на столе между ними стояла бутылка с виски. Старик утверждал, что перед операцией обязательно следует глотнуть виски - это придает твердость руке. Судя по числу пустых бутылок из-под виски, валявшихся в углу балкона, его хирургическая практика была весьма значительной. Увы! оба они были любителями спиртного. Я часто видел, как Билли угощается виски с содовой из стакана своего хозяина. Доктор сообщил мне, что виски - самое лучшее лекарство для обезьян и именно оно спасло матушку Билли, когда та заболела воспалением легких. Однажды, когда я вечером зашел к ним, оба были вдребезги пьяны. Билли отплясывал на столе вокруг бутылки негритянский танец, а доктор, развалившись в кресле, хлопал в такт и хрипло распевал:

- Билли, мой сын, мой сыно-о-о-о-очек!

Они меня не заметили. Я растерянно смотрел на эту семейную идиллию. Лицо пьяной обезьяны стало совсем человеческим, а лицо старого пьяницы походило на лицо огромной гориллы. Сходство было несомненным.

- Бплли! Мой сын, мой сыно-о-о-очек!

Неужели? Нет, конечно, это было невозможно! И все же при одной этой мысли у меня мурашки забегали по спине.

Месяца через два я, выйдя от пациента, увидел, что около моего экипажа стоит старик доктор и разговаривает с Таппио. Нет, слава богу, Билли здоров, но заболела его жена, так, может быть, я но откажусь ее навестить?

Мы снова взобрались по крутой лестнице в его квартиру - я впервые узнал, что в ней живет еще кто-то, кроме Билли и самого старика. На кровати лежала девушка, почти еще ребенок, ее глаза были закрыты, и она, по-впдимому, была без сознания.

- Мне показалось, вы сказали, что больна ваша жена, но ведь это ваша дочь?

Нет, это была его четвертая жена. Первая покончила жизнь самоубийством, вторая и третья умерли от воспаления легких, и он не сомневался, что и этой грозит то же самое.

Я сразу увидел, что он прав. У нее было двустороннее воспаление легких, однако он не заметил огромного выпота в левую плевральную полость. Я сделал ей инъекцию камфары и эфира, воспользовавшись его грязным шприцем, а потом мы принялись энергично растирать больную, но безрезультатно.

- Попробуйте заставить ее очнуться, поговорите с ней, - сказал я ему.

Он наклонился к ее бледному личику и закричал ей в ухо:

- Салли, милая, возьми себя в руки и выздоравливай, не то я снова женюсь.

Она глубоко вздохнула, вздрогнула и открыла глаза.

На следующий день мы выпустили жидкость, а молодость доделала остальное - больная поправилась, но медленно и как бы против воли. К сожалению, мои подозрения, что в легких у нее неладно, скоро подтвердились. У все оказался тяжелый туберкулез. В течение нескольких недель я посещал ее каждый день и проникся к ней глубокой жалостью. Было ясно, что старик внушает ей смертельный страх - и не удивительно, так как он был с ней безобразно груб, хотя, может быть, и не сознавал этого. Он рассказал мне, что она родом из Флориды, и когда наступила осень, я посоветовал ему отвезти ее домой как можно скорее, так как еще одной римской зимы она не выдержит. Он как будто соглашался, но вскоре я узнал, что его смущает необходимость расстаться с Билли. В конце концов я предложил на время его отсутствия поселить Билли у себя, в маленьком дворике под лестницей Трипита-деи-Монти, где уже жили мои четвероногие друзья. Доктор должен был вернуться через три месяца. Но больше в Риме его не видели, и я не знаю, что с ним сталось. До меня доходили слухи, что его застрелили во время драки в кабаке, но я не знаю, правда ли это.

Я часто размышлял над тем, кем был этот человек, да и был ли он вообще врачом. Однажды я присутствовал при том как он с поразительной быстротой ампутировал руку - он несомненно, имел представление об анатомии, но не имел никакого понятия о том, как следует обрабатывать раны, а его инструменты были невероятно примитивны Английский аптекарь рассказывал мне, что он всегда выписывал одни и те же рецепты, часто делая грамматические ошибки и неправильно указывая дозировку. Я пришел к выводу, что он был не врачом, а мясником или, может быть, санитаром в военном лазарете, какой-то серьезной причине должен был покинуть страну. Билли оставался у меня на площади Испания до весны, а потом я отвез его в Сан-Микеле, где он навлекал на меня всевозможные неприятности до самого конца своей веселой жизни. Я вылечил его от алкоголизма и во многих отношениях он стал вполне приличной обезьяной. Но вы еще о нем немало услышите.

Глава XXIII ЕЩЕ ВРАЧИ

Однажды ко мне на прием явилась дама в глубоком трауре с рекомендательным письмом от английского священника в Риме. Она была в зрелом возрасте, весьма корпулентна и одета в широкие, свободные одежды странного покроя. С большой осторожностью она села на диван и сказала, что никого не знает в Риме. После кончины преподобного Джонатана, ее незабвенного супруга, она осталась одинокой и беззащитной. Преподобный Джопатап был для нее всем: супругом, отцом, возлюбленным, другом...

Я с жалостью посмотрел на ее скучное, круглое лицо с глупыми глазами и выразил свое сочувствие.

- Преподобный Джонатан...

Я сказал, что, к несчастью, у меня мало времени, в приемной ждут пациенты - чем я могу быть ей полезен? Она сказала, что пришла поручить себя моим заботам - она ждет ребенка. Она знает, что преподобный Джонатан оберегает ее с небес, но все же она очень страшится - ведь это ее первое дитя. Она много обо мне слышала, а теперь, увидев меня, не сомневается, что может на меня положпться, как на самого преподобного Джонатана. Ей всегда очень нравились шведы, и она даже была помолвлена со шведским пастором любовь с первого взгляда. Но, увы, недолговечная. Она добавила, что удивлена моим моложавым видом, хотя я того же возраста, что и шведский священник, и мы с ним даже похожи. У нее странное чувство, будто мы с ней уже встречались и понимаем друг друга без слов. Во время этой речи она смотрела на меня с блеском в глазах, который, наверное, смутил его преподобие, если он в эту минуту взирал на нее с небес.