Прозоров приказал приготовить чай и присел около жены.

– Ты нынче пораньше пришел, – проговорила рассеянно Марго.

Она судорожно пыталась решить, броситься ли в ноги мужу и не выплеснуть ли всю правду, чтобы смыть с себя эту липкую ложь, которая обволокла ее, точно вторая кожа. Пока она сидела в неподвижности и размышляла, она задавала себе одни и те же вопросы. Действительно ли она так безумно любит Гривина, что способна ради него разрушить свой хрупкий мир? Действительно ли он достоин таких жертв с ее стороны?

И любит ли он ее с такой же самоотверженностью? И, наконец, самый мучительный вопрос, неужели она совсем не любит своего мужа?

– Да, сегодня раньше приехал, – донесся до ее слуха ответ. – Нынче пополудни видел Митю в конторе, очень просил вечером уделить ему время для длинного и важного разговора. И что за разговор такой, ты не знаешь?

Марго слабо покачала головой.

– Только упомянул, что о Варе да вроде как и о докторе нашем. Не пойму, вероятно, не нравится Мите его лечение, совсем никакого просвета, никакой надежды!

Марго с нарастающим напряжением слушала мужа. Так! Значит, Дмитрий решил первым нанести удар!

– Да, наверное, о лечении, – продолжал Прозоров. – Я позабыл рассказать тебе, ведь немец-то заявил нам, дескать, нет у Варвары таких повреждений позвоночника и конечностей, которые не давали бы ей возможность ходить. Якобы в ее голове, в мозге, что-то тормозится, страх какой-то или что вроде порчи, наговора. Словом, надо лечить сознание, вот и пригласили тогда гипнотизера, да из этого ерунда полная вышла.

Чашки она, видите ли, боится! Хотя как знать, что было в этой чашке на самом деле, – неожиданно жестко договорил он.

Прозоров замолчал и с удивлением смотрел, как странная бледность расплывается по лицу жены.

– Ты что, Маргоша, что с тобой? Опять голова болит? – спросил Платон Петрович, но в голосе, как показалось Марго, прозвучала подозрительность.

– Я, Платон Петрович, – неуверенно начала она, – все думаю о нас с тобой.

– Что думы думать, – как-то грустно отозвался муж. – Надо просто любить друг друга и верить супругу, как себе.

У Маргариты сжалось сердце.

– Ты права, жена, мы с тобой не говорили самых важных слов. А ведь я так люблю тебя, что в груди заходится! – вдруг неожиданно произнес муж.

Платон Петрович смутился, он не любил говорить о своих чувствах.

– Ведь ты теперь, – он с особым ударением произнес слово «теперь», – ты любишь меня… хоть немного?

Последние слова он произнес глухо, вымученно, больше боясь услышать ложь. И тут Марго будто пронзила молния. Прозоров, оказывается, все время, пока они женаты, терзался и мучился этим вопросом, не получая ответа. Искал его, ждал, ревновал, подозревал. Словом, в душе его царил ад, неизбежный для человека, рискнувшего жениться по любви на женщине, моложе его в два раза. А она, слепая и наивная, полагала, что сделала Прозорова счастливым! Боль и раскаяние захлестнули истерзанную душу, Марго готова была пасть ему в ноги и просить прощения за свои грехи, но в эту самую секунду, когда она приняла это решение, в передней зазвучали голоса, кто-то пришел.