Маргарита пыталась говорить спокойно, но у нее тряслись руки и страх сдавил горло. Вот оно!

Истина выплывает наружу! Значит, все-таки она виновата, она, Марго, погубила Варину красоту!

Преступница! Злодейка! Но почему доктор пытается выявить тайну, как он догадался? Вероятно, он подозревает ее, и судя по всему, и Гривина.

На другой день Маргарита постаралась повстречаться с Дмитрием при выходе из дому. Тот направлялся в контору фабрики, и на улице его ждал экипаж. Маргарита торопливо пересказала вечерний разговор с мужем.

– Ну что ж, значит, все-таки доктор, – задумчиво произнес Гривин.

Он был почти спокоен. И это еще больше испугало бедную молодую женщину, которая последние дни пребывала в состоянии тоски и подавленности, ожидая развязки домашней драмы.

Вскоре после отъезда Гривина к дому подъехал экипаж, и из него вышел человек в форме полицейского. Маргарита увидела его из окна, тотчас же тихонько сбежала вниз и незамеченной прошла в квартиру Гривиных через черный ход.

Она слышала, как горничная представила Варваре Платоновне гостя-полицейского, следователя Константина Митрофановича Сердюкова.

С замирающим сердцем Марго притаилась за дверью гостиной, рискуя в любой момент быть обнаруженной прислугой. По счастью, в тот момент в квартире находилась только горничная, и у Марго был шанс улизнуть незамеченной.

– Мадам, прошу извинить меня за вторжение. Я пришел к вам пока как лицо неофициальное, по просьбе вашего отца и вашего лечащего доктора.

Голос следователя показался Маргарите отвратительным, как и он сам. Она видела, как изумленно поползли вверх брови Варвары. Гривина жестом пригласила гостя присесть. Тот согнулся пополам и неестественно прямо сел в мягкое кресло. По всему было видно, что сидеть на такой мебели ему неудобно, гораздо привычней жесткие казенные стулья следственного управления.

– Я слушаю вас, господин следователь.

– Несколько дней назад я имел честь разговаривать в вашим батюшкой. Достойный, надо отметить, человек!

Варвара нетерпеливо кивнула.

– Так вот, – продолжал Сердюков, – ваш батюшка просил меня пока неофициально произвести сыск, дабы попытаться выявить причину вашего падения. Дело в том, что у него появились подозрения, что печальное происшествие произошло не от нелепой случайности, а тут присутствовал злой умысел!

– Умысел?! – воскликнула пораженная Варвара. – Какой тут может быть умысел? Дурная лошадь понесла, я не справилась с нею и неловко упала. Вот и все!

– Однако доктор Литвиненко считает, что вы не справились с лошадью не потому, что она имела дурной нрав, а потому, что в тот момент странным образом почувствовали недомогание, оттого и упали. Он полагает, что ваше временное нездоровье было вызвано присутствием в организме неких веществ.

– То есть, вы хотите сказать, что кто-то пытался убить меня, подсыпав.., подсыпав нечто, вероятно, в кофе, в чашку с кофе, которая стояла на столе в то утро? Да, я точно помню, что его вкус показался мне странным, каким-то солоноватым, что ли.

Варвара потерла рукой лоб. Лицо ее приняло сосредоточенное выражение, но она не могла подавить растерянность и испуг.

– Но я не могу понять, Константин Митрофанович, кому могла понадобиться моя смерть, во всяком случае, тогда. Кроме меня, некому было наследовать после папы, Коленьки не было и в помине, как не предполагалась и женитьба отца.

– Вы уверены в этом?

– Конечно. – Варвара надменно пожала плечами. – Надо было случиться несчастью, сломившему его душевно. Только великой тоской я объясняю брак с нашей приживалкой.

Маргарита почувствовала, как от этих злых слов лицо и шея залились краской, а в горле перехватило от злобы. Прежняя ненависть к падчерице вспыхнула с новой силой.

– А вы не допускаете, что господин Прозоров действительно испытывал некие чувства к молодой прелестной воспитаннице? – осторожно осведомился следователь.

– Конечно, я допускаю, что он мог вожделеть ее пышного тела, но зачем жениться, выставлять семью в двусмысленном свете? Сколько было пересудов и гадких намеков!

Варя сердито замолчала. Сердюков смотрел на нее с интересом. Прежние представления о бедной беспомощной калеке явно рушились. Маргариту, притаившуюся в своем тайном углу, просто трясло. Она наивно предполагала, что Варя радуется отцовскому счастью. Теперь она убедилась в том, что бывшая подруга и нынешняя падчерица ненавидит свою мачеху.

– Позвольте спросить, ваши отношения с Маргаритой Павловной всегда носили острый характер?

Варвара поняла, что сказала лишнее, и, недовольная собой, передернула плечами:

– В общем, нет. Пожалуй, мы относились друг другу как сестры. Марго наивна и глупа, довольно искренно любила меня. Но она неспособна на сильные переживания, стало быть, и на яркие поступки. Вы ведь это хотели узнать, не так ли? Нет, нам нечего было делить, она не могла причинить мне вред, ведь она всем обязана нашей семье. Если бы не мы, она очутилась бы в приюте для нищих сирот, и тяжкий крест был бы ее уделом.

– Но теперь все переменилось, она хозяйка положения, ей и ее сыну достанется две трети вашего наследства.

– Верно, но повторяю, три года назад подобного развития событий невозможно было предугадать. Никто, тем более Марго с ее… – Варвара запнулась, подбирая слова, – с ее ограниченным воображением. Повторяю, никто не мог предположить такого развития событий, а тем более подтолкнуть их развитие.

– А как сложились отношения между Маргаритой Павловной и вашим супругом? – Спросив, Сердюков увидел, как напряглось лицо его собеседницы.

Маргарита замерла в ожидании ответа.

– Муж мой, происходя из простой и небогатой семьи, всегда сочувствовал людям своего звания, в том числе и бедной сироте, живущей в хозяйском доме. Поэтому они дружны между собой.

– И только?

– Помилуйте, господин Сердюков, разве это имеет отношение к делу?

– Все в нашем деле имеет значение. Стало быть, никаких других отношений между господином Гривиным и вашей мачехой не существовало и не существует?

– Я не знаю, – вдруг тихо и жалобно произнесла Варя. – Разве я могу в таком состоянии предъявлять мужу требования хранить чистоту супружеских отношений! Я и так обязана ему тем, что он не отказался от своего слова и женился на мне, неподвижной калеке!