Изменить стиль страницы

Имоджин, вздохнув, продолжала:

— И недавно чаша её терпения переполнилась.

Имоджин объяснила, что Филлис давно начала подозревать неладное. Наконец, две недели назад, убирая в комнате, она обнаружила около своей кровати окурок со следами губной помады. А сама она не курила.

Может, зря я так высоко оценил коэффициент интеллекта Орвала — в целых семь баллов?

— И знаете, что на это сказал Орвал?

Мне даже угадывать не хотелось.

— Он с невинным лицом заявил, что окурок, должно быть, прилип к подошве его ботинка, и так попал в дом.

Слов нет. Да, Орвал действительно вляпался, но отнюдь не в окурок. А Имоджин тем временем завелась.

— Вот почему Филлис подложила жучок в свою постель. Чтобы убедиться, что Орвал лжет. — Имоджин вытерла нос и посмотрела на меня. — Но вы и без меня это знали, правда?

Этого я и боялся. Боялся, что наступит момент, когда придется делать вид, что я знаю намного больше, чем на самом деле. Пришлось воскликнуть с воодушевлением:

— Ну, разумеется!

Имоджин с облегчением кивнула.

— Филлис считала, что это гениальная мысль — подложить в кровать диктофон, включающийся голосом. А потом она записала эту ужасную пленку, голос Имоджин дрогнул. — Не знаю. С ней что-то произошло, когда она её послушала. Я испугалась, что у Филлис нервный срыв, так она плакала и кричала. А потом вдруг она передумала убиваться. Решила бросить Орвала раз и навсегда. Всю эту адскую схему она придумала только ради того, чтобы уехать в другой город и начать новую жизнь!

Тут Имоджин все-таки разрыдалась по-настоящему. Я опять стал похлопывать её по руке и несколько раз пробормотал свое «Ну, будет, будет», но ничего не помогало. Прошла целая минута, пока она, наконец, успокоилась.

— Я знаю, о чем вы думаете.

Она и раньше это говорила, и тоже не угадала.

— Вы думаете, что я не пыталась остановить её, но, Хаскелл, вы ошибаетесь. Я пыталась. Говорила, что это глупая затея, что она просто не соображает, что делает, но Филлис не слушала. Она хотела убежать от мужа, а денег у неё не было. Орвал оплачивал все счета, а ей давал только на еду.

Вот почему у Филлис было меньше нарядов, чем у её подонка-муженька. Бедняжка. После Клодзиллы я думал, что никогда не стану сочувствовать женщине, у которой нет возможности ходить по магазинам, но Филлис я искренне пожалел.

Имоджин снова разгорячилась.

— А вы знали, что подонок отбирал у Филлис даже деньги, которые она сама зарабатывала?

— Нет, этого я не знал, — признался я. В незнании такого факта вполне можно было признаться, правда? — Так знайте. Вот почему Филлис пришлось искать способ сорвать быстрые деньги. Она была уверена, что её план сработает.

Взгляд Имоджин был прикован к моему лицу. Я печально покачал головой.

— Надо же, что удумала. — А самому подумалось: и что же она такое, интересно, удумала?

Имоджин тоже грустно качала головой.

— Я бы дала ей денег, будь они у меня. Но в агентстве по недвижимости я получаю крохи, самой едва хватает.

Я ещё немного покачал головой. Моей задачей было не позволить ей умолкнуть, пока не проговорится о главном. К сожалению, до главного было далеко. Мне предстояло услышать много различных фактов из жизни их семейства.

— А родители наши на пенсии, — говорила Имоджин, — так что у них просить было без толку.

Я кивал. Так. Понятно. Значит, у Филлис не было денег, и она решила… Что же такое она решила?

— Из-за этого самого жучка в постели ей и пришла в голову такая идея.

Да какая, черт побери, идея?! — возопил я про себя. А сам пробормотал:

— Ах ты, Господи.

Реакция, как видите, более чем уклончивая. Представляете, какую надо иметь выдержку, когда больше всего на свете хочется схватить Имоджин за плечи, тряхнуть как следует и заорать: ДА О ЧЕМ ТЫ, ЧЕРТ ПОДЕРИ, ТОЛКУЕШЬ-ТО?

— И вот Филлис решила, что достаточно пробраться в дома тех, о ком больше всего сплетничают, и выяснить, имеют ли эти сплетни под собой почву. Если да, то она даст им послушать запись, наберет пару тысяч долларов, и все. Плевое дело, уверяла Филлис.

Оп-ля! Я позабыл, что нужно дышать. Так вот что имела в виду Имоджин.

Шантаж.

Итак, хобби Филлис Карвер — это шантаж. Или, другими словами, вымогательство. Или, другими словами, прекрасный повод для убийства.

Боже правый…

— Вы понимаете, что виновник смерти Филлис — вероятно, один из тех, кого она записала на пленку, — сказал я тихо.

Я знал, в чьи постели Филлис подложила диктофоны прежде, чем Имоджин произнесла их имена.

— Понимаю. Это Уинзло Рид или Рута Липптон, правильно?

Да, подумал я с ужасом. Правильно. Теперь все встало на свои места.

Глава 10

Ну не знаю. Я как-то всегда считал, что шантаж — дело мелких, ничтожных людишек с сальными волосами, в остроконечных итальянских ботинках и со скользкой улыбкой на мокрых губах. Никогда у меня шантаж не вязался с женщиной в трогательном зеленом платьице с оборками. Но частный детектив ни при каких обстоятельствах не должен показывать изумления. Это очень вредит бизнесу. У клиентов пропадает охота поверять свои тайны, если у вас на лице каждую секунду появляется такое выражение, будто к вам на колени только что упала граната.

Мое бесстрастное лицо было вырезано из камня. А Имоджин продолжала:

— Филлис где-то раскопала сплетню о Уинзло и некой официанточке из гриль-бара Фрэнка по имени Лиза Джо Латтимор.

Мое каменное лицо выдержало сильнейшее землетрясение. Я же знаю Лизу! Ей нет и тридцати, кожа бархатистая, длинная коса ниже спины. Она не из тех девушек, которых легко забыть в жизненной суете. Прошу учесть, я с ней близко не знаком. Наши взаимоотношения исчерпывались тем, что я заказывал обед, а Лиза шла на кухню и приносила заказ. Мы наслаждались этой интимной близостью пару раз в неделю в течении почти полугода — с тех самых пор, как я заприметил её в гриль-баре Фрэнка, Лиза разгуливала там в очень короткой и облегающей черной юбочке.

Я неоднократно пытался перейти на более близкий контакт, но каждый раз, стоило мне набраться храбрости и заговорить о чем-нибудь выходящем из круга гастрономических интересов вроде приправы к салату или гарнира к котлете, как Лиза начинала безумно торопиться. И чтобы с ней поговорить, мне приходилось рысью бегать по забегаловке, увертываясь от посетителей и натыкаясь на острые углы столов. Довольно быстро я догадался, что Лиза таким образом дает мне понять, что не спешит попасть в мое меню.

А теперь оказывается, она все это время была любимым десертом Уинзло. А Уинзло, как вы помните, единственный парень, который реже меня ходил на свидания в школе. Значит, есть на белом свете женщины, предпочитающие миловаться с бывшим тупицей и неудачником, нежели со мной?! О, как это ранит душу!

Имоджин говорила торопливо, будто слова жгли ей язык, и она старается поскорее их выплюнуть.

— Еще Филлис каким-то образом прознала, что Рута флиртует налево и направо, пока муж в отъезде. Дело в том, что и Уинзло, и Рута принимали своих так сказать фаворитов дома, в отсутствие законной второй половины, и эти самые приемы устраивались не реже двух раз в неделю.

Из Имоджин никогда не получился бы хороший частный детектив. Она не скрывала шока. Зато мое каменное лицо не выражало абсолютно ничего. Напротив, на нем даже появилась эдакая всезнающая ухмылка. Имоджин смотрела на меня, смотрела, и, наконец, спросила:

— Вас не тошнит часом, Хаскелл? Что-то мне ваш вид не нравится. Может, вам дурно?

Пожалуй, с ухмылкой я переборщил.

— Нет, нет, со мной все в порядке. Я слушаю.

— Словом, — продолжала Имоджин, то и дело с беспокойством поглядывая на меня, — Рута, как и Уинзло, вела безбедную жизнь, и Филлис решила, что от них особо не убудет, если они поделятся с ней.

Имоджин хотела подчеркнуть, что Филлис все как следует рассчитала. Я слабо улыбнулся, понимая, что Рута с Уинзло смотрели на дело совсем с другой точки зрения, чем Филлис. Похоже, один из них придумал более экономичный способ разрешить проблему. И вместо того, чтобы избавиться от лишних денег, избавился от Филлис.