В ясный солнечный день 19 апреля мы подошли к острову Рудольфа и удачно приземлились на его куполе. Гостеприимно встретили нас зимовщики. Они приготовили нам занятный сюрприз: у входа в один из домов на задних лапах стоял белый медведь - недавний охотничий трофей зимовщиков, замороженный специально к встрече с нами. В лапах он держал полотенце с хлебом-солью и огромный железный ключ с надписью: "Вот вам ключ от полюса". Такое радушное приглашение всех нас очень развеселило.

Теперь экспедиции предстояло самое главное: во-первых, точно выйти к полюсу, во-вторых, найти подходящую льдину для СП-1.

Началась загрузка самолетов. Мы должны были захватить с острова Рудольфа завезенное сюда ранее пароходами оборудование для СП-1. Каждый самолет мог взять на борт не более 24 тонн груза, включая и запас горючего. При проверке оказалось, что машины сильно перегружены. Мы вынесли из самолетов все имущество и стали отбирать самое необходимое. Сократили число запчастей, взяли меньше продовольствия. И все же на моем самолете сверх 24 тонн оказалось еще 874 килограмма. Обратились к И. Д. Папанину. Он вроде бы согласился помочь, начал уменьшать количество своих тюков и пакетов. Но в результате его грузов не убавилось, а прибавилось еще 200 килограммов. Как это Папанин ухитрился сделать, мы не могли понять. Пришлось снять с самолета все, что только можно. Выставили даже дверь кабины, ведущую в фюзеляж, выложили часть одежды. Потом мне показывали дружеский шарж художника Решетникова, нарисованный по этому поводу: стоит перегруженный самолет, а в кабине у штурвала - посиневший от холода Молоков в одних трусах.

Несмотря на все наши старания, самолет оставался сильно перегруженным. Но мы надеялись, что уклон с вершины острова облегчит взлет, а по пути вес будет уменьшаться по мере сгорания бензина.

Заправка и загрузка машин заняла пять дней. Все было готово к полету на полюс. Но плохая погода надолго задержала нас на острове.

Наш прекрасный неутомимый разведчик пути П. Г. Головин, которого я знал еще юношей, когда мы оба работали на Енисейской линии, на своем легоньком самолете Р-6 вылетал в любую погоду. Он кратко сообщал нам по радио, а потом более подробно уже на аэродроме об условиях дальнейшего полета - размерах облачности, направлении ветра, состоянии льдов. Этот исключительно смелый, прекрасно владеющий техникой пилотирования летчик умел все быстро определить в трудных метеорологических условиях полета.

С острова Рудольфа Головин первым начал полеты к полюсу. Однажды, возвращаясь с разведки, он не смог увидеть остров, закрытый туманом, и пролетел дальше. В тумане ему все же удалось разыскать подходящее ледяное поле и сесть. Это была очень рискованная посадка в море. Только через двое суток, когда туман рассеялся, Головин вернулся на базу. А 5 мая он первым достиг полюса и, не делая посадки, полетел обратно. Самолет с заглохшими моторами - в бензобаках было пусто - еле дотянул до берега острова Рудольфа. К сожалению, район полюса в тот день был закрыт сплошными облаками и разведать возможность посадки Головину не удалось.

Почти месяц мы сидели у моря, ожидая погоды (вот уж буквально по пословице). Каждый день наш "бог погоды", как мы величали Б. Л. Дзердзеевского, получив через Москву и Диксон сведения со всех метеостанций, приходил с составленной им синоптической картой к начальнику экспедиции. О. Ю. Шмидт вызывал летчиков, и мы все вместе изучали карту, решали, возможен ли вылет. Нам была необходима ясная погода на полюсе, иначе не найти подходящую льдину и по размерам, и по прочности.

Но погода оставалась переменчивой: то солнце проглянет ненадолго сквозь облака, то снегопад начнется. И тогда экспедиция изменила план. Решили не рисковать всем сразу, а сперва отправить к полюсу один самолет флагманский. С Водопьяновым должны были лететь Шмидт, зимовщики и кинооператор Трояновский. Экипажу самолета Водопьянова, куда входили такие опытнейшие полярники, как второй пилот М. С. Бабушкин и флаг-штурман экспедиции И. Т. Спирин, предстояло отыскать в районе полюса подходящую льдину для посадки Затем предполагалось, что эта новая, не бывалая доселе станция примет и остальные самолеты.

А пока все участники экспедиции отдыхали. Мы с Бабушкиным пристрастились к лыжам. Ежедневно отправлялись к ледяному куполу острова и часами тренировались в стремительных спусках. Кажется, нашему примеру следовали только двое медвежат, свободно бегавших по территории зимовки. Они облюбовали себе у дома сугроб, наметенный почти до самой крыши, и лихо скатывались с него. Ну совсем как дети! Нас очень забавляло это необычное зрелище. Позже медвежат отправили в Московский зоопарк.

Пришел-таки наконец ясный день! 20 мая рано утром воздушный корабль Водопьянова вышел на стартовую площадку, чтобы совершить последний бросок на 900 километров к полюсу. Торжественно проводили мы в путь первых новоселов океана.

Радисту Н. Н. Стромилову было поручено дежурить в радиорубке моего самолета и следить за полетом Водопьянова. Сначала радиограммы от него шли довольно часто. Но после того как мы приняли сообщение, что машина идет на посадку, связь оборвалась.

Что случилось? Куда лететь на розыск? Трудно описать нашу тревогу! Только к ночи, через десять с половиной часов, мы получили весточку от Водопьянова. Радист Стромилов радостно закричал: "Нашлись! Нашлись!" Оказывается, связь прервалась, потому что на борту самолета вышла из строя рация. Экипаж не мог связаться с нами, пока на льдине не установили радиостанцию.

Посадка прошла благополучно. Водопьянов с Бабушкиным выбрали с воздуха вполне подходящую льдину. Нам они назвали свои координаты и сообщили, что ждут нас. Мы готовы были лететь сразу же, но непогода продержала нас на острове еще четыре дня.

Старт был очень трудным. Трактора никак не могли сдвинуть с места наши перегруженные машины. Тросы лопались. В это время стал надвигаться туман. Как ни спешили, а добрых полчаса провозились с моей машиной. Я должен был взлететь первым и вести за собой самолеты Алексеева и Мазурука. Наконец два трактора сдвинули мой самолет с места. Моторы работали на полную мощность, машина еле-еле поползла, а потом все же поднялась в воздух. Через пятнадцать минут ко мне присоединился Алексеев, а Мазурук, видимо, прошел стороной, и мы напрасно прождали его почти полчаса. Потом и Алексеев отстал. До полюса каждый из нас добирался самостоятельно. Погода благоприятствовала. Мы вырвались из полосы облаков над островом Рудольфа, и над нами засияло яркое солнечное небо. На самолете имелись такие приборы, как солнечный, радио - и магнитный компасы. Для меня, привыкшего надеяться только на свой слух, глаза и руки, да еще интуицию, это было прямо-таки подарком. А тут еще радиомаяк помогал. Правда, Шевелев не дал мне им долго пользоваться - все время занимал рацию: вел переговоры с Водопьяновым и с островом Рудольфа.

- Ты и так хорошо идешь, в самой зоне, - уверял он, направляясь в радиорубку.

Обхожусь и без маяка. Ведь у меня прекрасный помощник - Алеша Ритсланд. Как всегда, он точно рассчитал курс. Мы решили идти по меридиану до полюса и оттуда уже свернуть к льдине. Веду самолет, полностью доверяя своему штурману. И вот Ритсланд сообщает кратко: "Через две минуты - полюс". Смотрю вниз, ожидая чего-то сверхъестественного - может быть, высунувшуюся, как на глобусе, ось земли. Но картина обычная - те же ледяные поля и разводья.

Я отвлекся всего на несколько секунд и тут же увидел изумленное лицо штурмана. "Что же ты, командир! Пора!" - говорил его взгляд. Чувствую себя виноватым и быстро поворачиваю машину от полюса к 89-й параллели, но направлению к льдине папанинцев.

Алеша, мой дорогой товарищ, как великолепно сумел он рассчитать курс и абсолютно верно наметить путь от полюса к льдине! Идем как по начерченной прямой линии. Через десять минут полета во льдах показалась едва заметная черная точка. Вскоре мы уже ясно увидели на снежном поле самолет Водопьянова. В нашей машине всеобщее ликование, а мы с Орловым озабочены: как бы получше провести посадку. Садиться пришлось против ветра, чтобы не столкнуться с флагманом. Первым встретил меня у самолета Отто Юльевич Шмидт.