Ночи, казалось, не будет конца. Прокудин отбросил одеяло, спустил с кровати худые, волосатые ноги. Услышав возню старика, приковыляла галка. Уставилась на него черными, в золотистой окаемке, глазами.

- Куда ты такую рань поднялась? - прохрипел старик. - Спала бы.

Галка склонила набок голову.

- Ага, проголодалась. Вчера-то я вас не покормил. Забывать стал. Старею. - Прокудин босиком прошлепал к столу, отщипнул от краюхи хлеба мякиш и, покрошив его на ладони, высыпал в стоящую у печки сковородку.

- На, иди ешь... пока живот свеж, а старость придет - ничего не захочешь.

Старик неторопливо оделся. Заткнув за пояс топор, вышел из сторожки. Свежий ветерок стер с лица остатки сна, проник за ворот куртки, ознобив спину.

В ивняках, почуяв рассвет, на разные лады щелкали соловьи. От оврагов тянуло сыростью и пахучей черемухой. Далеко за Окою алой полоской намечался восход солнца.

Вспомнилась молодость, когда он такими же росистыми утрами возвращался из соседней деревни с гулянок. Губы его еще хранили тепло губ той, ради которой он провел бессонную ночь. Отдыхать было некогда. С рассветом поднималась вся семья. Весна и лето в крестьянстве беспокойные. Нельзя упустить ни одного дня, а упустишь, потом весь год будешь каяться. Работа в поле нипочем молодому Трофимке. Только сядет солнце, он, наскоро пожевав, снова спешит туда, где его поджидала любимая. И опять до утра...

На пути старика высокой стеной вставали сосны. В их кудлатых кронах все еще бродили таинственные потемки. По небу расплывался голубовато-янтарный свет. Осторожно ступая по мягкой хвойной подстилке, Прокудин перешагивал узловатые, выпирающие, как лапы чудовища, корни и думал о том, что лес всегда приносит ему успокоение.

От дороги подул знобкий ветерок.

- Сквозит, как в дырявом сарае, - с досадой отметил старик и торопливо зашагал навстречу весеннему влажному ветру.

Деревья расступились, и перед ним открылась широкая поляна. "Вот откуда сквозит-то". Он поднялся на пень и опытным взглядом окинул вырубку. По поляне были разбросаны неубранные сучья и поваленный сухостой. Будто рассыпанный горох, белели еще не успевшие потемнеть пни. "Бросит кто спичку - вот и пожар. Надо сказать Буравлеву, пусть заставит хворост убрать..."

Старик сделал еще несколько шагов... Подмяв под себя молодые деревца с вывороченными корнями, словно поверженные богатыри, лежали сосны. В их смолистых стволах и в кудрявой кроне уже отзвенела певучая жизнь. Деревья, привыкшие расти скученно, защищали друг друга. Теперь сюда будет проникать жаркое полуденное солнце, почва станет согреваться, а значит, надо ожидать майского жука.

Горбясь, старик шел по вырубке. В лужицах расцвели пурпурные розы утренней зари. Прозрачную чуткую тишину разбудил рокот трактора.

Березовой рощей старик вышел к полю, поросшему сухим бурьяном. У трактора увидел двух человек. Один из них возился в моторе, другой почти у самых гусениц разводил костер.

- Вы тут лес не подпалите, - заметил Прокудин.

- Не маленькие, чай, - угрюмо отозвались трактористы.

Старик покачал головой: ребята сосновские, за ними смотри только, озорные. Они-то ему давно известны.

Старик пересек поле и снова углубился в лес. Он с особой тщательностью отбирал больные деревья, которые подлежали санитарной вырубке. Вот осинка переросла соседку елочку. Тонкими, гибкими ветвями она обвила ее вершинку. Прокудин, достав из сумки баночку с черной краской, отметил дерево. Днем лесной техник заклеймит, обмерит дерево, запишет его в ведомость - и можно будет рубить. Хотя и жаль тонкую, стройную осинку, но что поделаешь? Ель нужнее - строевой лес...

В раздумье старик постоял перед молодым, кряжистым дубком. Уж больно обгоняют его спутницы - две рябинки и липка. Совсем затенили дубовую крону. Придется срезать у них вершинки. Пусть дубок тянется к солнцу. По соседству облысела, высохла сосна. Только на дрова и годна. У той вон ели - однобокая крона, а ствол упругий, без трещин и засмолов... Выйдут отличные доски для поделки музыкальных инструментов. А почему крона у этой сосны такая жалкая, сквозистая? Ах, вот оно что! И старик сокрушенно покачал головой. На корнях, приподнявшихся над землей, распластался плоский гриб шоколадного цвета - напеныш. Значит, в стволе есть гниль или дупло. Такая древесина к делу вовсе непригодна. Если дерево не спилить, то мыши перенесут споры гриба на корни здоровых сосен.

Прокудин переходил от дерева к дереву, внимательно осматривал их, как врач осматривает больных. Что-то желтеет вверху на березке? "Дятлово кольцо". Прилетел проказник дятел, раскупорил своим клювом дерево, напился сладким соком, и нет его - поминай, как звали.

На гладком стволе ели смоляные потеки. Они напоминали Прокудину незажившие раны, из которых вытекает, как кровь, живица. А кто проделал в стволе этой березы дырочки, будто в нее пальнули из ружья?

Паутиной стянуты листья у дуба, от вяза неприятно пахнет уксусом. Сосна с блеклой, пожелтевшей хвоей. Вот здесь эти больные деревья вырубать пока не стоит. Иначе в лесу образуются редины, и у здоровых деревьев пойдут в рост ненужные сучья.

Прокудин прислонил ухо к редкохвойной сосне. Откуда-то из ствола доносился звук. Он напоминал скрип пера по бумаге.

- Короед проклятый забрался, - проворчал старик. Он посмотрел вверх. Ствол, отливая на солнце желтизной, уходил далеко ввысь. На коре янтарем поблескивали капельки смолы. Кроны едва заметно пошевеливались. Грустно шумели, словно чуя свой приговор. - Что же поделать, надо тебя спилить и сжечь, иначе нельзя. Вредитель перейдет и на твоих подруг.

Прокудин старательно запоминал все, что им примечено в лесу. И обход его продолжался...

2

Пересекая овраг, Прокудин уловил едва приметный запах гари. Он старался определить направление ветра. Вдруг вспомнил о трактористах. Размахивая длинными жилистыми руками, старик выбрался на просеку.

Взметнулось пламя. Оно бесновалось, пожирая прошлогодний бурьян. Трактора не было. Отдельные языки огня прорвались к лесу, слизывали придорожную траву. "Если пал проникнет к вырубке, займется сухостой. Тогда беда!.."