- Сегодня же поговорю с папой, - уже дружески пообещала Наташа.

Костя закрыл наглухо печурку, натянул на плечи ватник. Вместе вышли из гаража... На улице стало совсем темно. Снег лез в глаза. В белесом месиве колыхались вершины сосен. Впереди двое отчаянно барахтались в сугробе.

- Д-думаешь, б-баюсь. Я его х-хотел... - спотыкался пьяный, с хрипотцой голос.

Костя узнал бывшего лесничего Ковригина.

- Н-ничего, з-заставит теб-бя н-на к-коготках х-ходить, раззадоривал другой.

- Тебя проводить? - спросил Костя Наташу.

- Нет-нет, не надо, - и Наташа быстро побежала по дороге.

Из снега метнулась жердистая фигура приятеля Ковригина - Зырянова. Длинными, похожими на плети руками он схватил за плечи Ковригина и толкнул его к Дороге... Грузное тело шмякнулось о твердую наледь.

Наташа испуганно отскочила и, не оглядываясь, пошла к дому.

Ковригин, развалясь поперек дороги, икал:

- Т-ты п-понимаешь, - повернув к Косте голову, скорее шипел, чем говорил он. - Г-говорит, н-на к-коготках! О-он, С-сенька, н-не в-видел его, а г-говорит. Я е-его, шмор-рчка, одним пальцем... Пымашь? Одним пальцем... Х-хотел его...

- Зачем же вы ругаетесь, Степан Степанович?

- А я е-его, Б-буравлева, все же х-хотел...

Ковригин пытался подняться на ноги, но не осилил. Наконец встал на четвереньки. Ветер сбил его на бок, в сугроб. Он залился громким счастливым смехом и, едва переводя дух, хрипел:

- Не-не щ-щекочи! Н-не щ-щекочи ты, п-пожалуйста!..

Костя вздохнул: "Жаль, что не согласилась... Можно было бы проводить. А в ней что-то есть..."

4

Буян вскинул голову, потянул воздух. Ноздри его вдруг раздулись и глаза налились кровью. От болота, где он по вечерам с лосихой кормился мягкими ветками осинок, ударил едкий запах табака и человеческого пота.

Совсем рядом протрубил охотничий рог. Почуяв опасность, лосиха метнулась к хвойной чащобе. Буян настороженно повел ушами, прислушался. Из-за оврага донеслись людские голоса. Перемахнув через можжевельник, он пустился вслед за лосихой, вздымая копытами снежную пыль. Шумно хлопая крыльями, поднялась тетеревиная стая. Испуганная белка, уронив в сугроб шишку, с громким цоканьем вскарабкалась на елку.

Впереди показались изломистые берега реки, и лоси остановились. Бока их поднимались и опускались тяжело, как кузнечные мехи. Лодочки-уши то и дело повертывались, ловя малейший подозрительный шорох.

В лесу стояла сторожкая тишина. С еловых лап срывалась снежная кухта.

Зимний день был на исходе. За хвойный лес скатился оранжевый диск солнца. Из-за Оки подул сухой, колючий ветер и, заметая лосиные следы, погнал поземку.

Лоси, медленно ступая, направились вдоль берега к темнеющему впереди бору.

Из-за ствола старой ели грохнул выстрел.

Буян с маху перескочил снежный завал. И там, в сосняке, нервно вздрагивая, остановился, поджидая отставшую лосиху. Она подошла к нему и доверчиво потерлась лбом о его шею.

Лоси, немного передохнув, вошли в еловую заросль. Здесь было тихо и глухо. Подождав, пока ляжет лосиха, Буян разгреб ногами снег, опустился рядом и, вытянув шею, задремал...

Луна проглядывала сквозь гущину еловых лап. Высвечивала на лбу лосихи белое пятнышко, и серебряные звездочки вспыхивали на широких рогах Буяна.

Кажется, совсем недавно Буян встретил лосиху у опушки березовой рощи. Лес был уже раскрашен в желто-красные тона. Вершины кленов издали походили на алые паруса. У просек румянились гроздья рябины. Огнями полыхали кусты бересклета. Из еловых крепей тянуло тонким ароматом рыжиков и хвои. Все это - прозрачный осенний воздух, терпкие запахи увядающих трав, едва уловимый шорох падающей листвы, пестрота красок - из года в год тревожило и дразнило Буяна. Он, как и его собратья, бродил в поисках подруги по урочищам и, подняв тяжелую горбоносую голову, призывно оглашал окрестности ревом.

Все случилось у крутого склона Оки. С противоположного берега послышался хруст сучьев и сухой треск, напоминающий стук рогов. Буян спустился к воде и поплыл. И там, на крутом берегу, у опушки березовой рощи, увидел лосиху с белой звездочкой на лбу. Высокая, стройная, стояла она у края поляны. Густая шерсть лоснилась матовым блеском. На плотном теле выделялись мускулы. Возле нее толпились быки-трехлетки.

Буян смело шагнул к ним. Быки разбежались.

Кусты затрещали. Из оврага вылез молодой крупный лось. Степенно он прошелся по кромке поляны и в нескольких шагах от лосихи остановился, долго всматриваясь в нее немигающим взглядом.

Буян с шумом выпустил из ноздрей воздух и ревниво ударил копытом по рябинке, срубив ее, как тесаком. Молодой лось лишь дерзко фыркнул, пошире расставил задние ноги, ниже и ниже опуская к земле тяжелую, ветвистую голову.

На загривке Буяна поднялась шерсть. Грозно выставив рога, он кинулся на противника. Сухой треск раздался в тишине. Рога сомкнулись, застучали копыта, полетели куски дерна и затрещал малинник. Рассыпался от удара копытом гнилой пень.

Поляна огласилась злобным сопеньем и ревом.

Буян, расцепив рога, отпрянул назад, свирепым взглядом следя за каждым движением недруга. Опьянев от ярости, молодой лось пошатывался и на пожухлую траву ронял из пасти густую розовую пену.

Буян сделал обманчивое движение, будто вновь собираясь пойти в открытый бой, а сам вдруг вскинул ногу и с силой ударил соперника в грудь. Молодой лось качнулся, постоял немного и грузно рухнул на землю, смачивая кровью свежеопавшую листву. Из горла вырвался протяжный предсмертный стон.

Буян шумно дышал, мясистые ноздри его вздрагивали. На груди и ногах перекатывались мышцы. Он обвел взглядом поляну и по-хозяйски, неторопливо направился к лосихе...

С тех пор Буян и лосиха жили в Светлом урочище, неподалеку от поселка Приокского лесничества. Там по оврагам и вдоль берегов небольшой речушки Жерелки было много молодого сосняка и осинника, по нескошенным полянам из снега торчала сухая трава.

И все было бы терпимо, если в урочище не пришли бы волки.

У оврага зашуршало, треснул сломанный сучок орешника.

Буян настороженно поднялся. Лунный свет окрашивал все вокруг в бледно-голубые тона. Впереди белели обсыпанные снегом елки. Между стволами то вспыхивали, то гасли зеленоватые огоньки. Порыв ветра донес тяжкий запах волчьей псины.