И вместе с тем к ней подкрадывался робкий, но все усиливающийся страх.

Куда же ей идти? В лесную академию или в медицинский?

Наташа боялась крови. Она вспомнила, в Дачное приезжал молодой врач и рассказывал, как студенты в анатомичке вскрывают трупы. Может, кроме бригады лесорубов ей больше некуда и идти?

4

Наташа осторожно вошла в комнату. Отец, склонясь над письменным столом, делал какие-то выписки из толстой книги. Жилистая рука медленно двигалась по бумаге. Под темной ситцевой рубахой отчетливо острились лопатки.

Слышно, как в печке потрескивали дрова, ветер стегал снежной крупой за стеной бревенчатого дома. Вспышки пламени освещали стоящие на полу ящики, простенок, край письменного стола и сгорбленную, костистую фигуру Буравлева. Входная дверь вздрагивала, словно подталкивали ее снаружи. В лесу ухало, стонало, то вдруг врывался какой-то протяжный, хватающий за сердце вой.

Наташа неслышно прошла к отцу и, касаясь ладонью его плеча, тихо позвала:

- Папочка!.. Ну, папа!.. Глаза испортишь.

- Двенадцать тысяч гектаров леса! Ты понимаешь, сколько это? Столько, пожалуй, во всей Западной Германии не найдется. А в наличии всего три клячи и трактор. Да и тот не в полном твоем распоряжении. Вот и хозяйствуй!.. - Буравлев разогнул плечи, горестно взглянул на Наташу.

Она смутно понимала беспокойство отца. Приокское лесничество по сравнению с Дачным, где они прожили пятнадцать лет, почти в десять раз больше. Полторы тысячи гектаров сосняка, разбросанного среди дачных построек, не требовали особого ухода. К тому же то лесничество располагалось поблизости от города. Когда нужна была техника, Буравлев шел к дорожникам. Если они отказывали - то на какой-либо завод, и ему помогали. Здесь все не так.

Наташа "прижалась к отцу, заглянула ему в глаза. Они задумчивые, усталые.

Буравлев отодвинул книги и, привстав, обнял ее за плечи.

- Ну, Сорока-Белобока, с какими вестями? - в голосе зазвучали ласковые нотки.

Она крепче прижалась к нему.

"Как маленькая!" - подумал Буравлев. Бывало, когда он садился за работу, Наташа пристраивалась рядом и на клочке кальки рисовала "человечков". Однажды начертила по кругу какие-то палочки. "Это что?" спросил он, разглядывая "художество". "Загородка", - серьезно ответила маленькая Наташа. "Зачем она тебе?" - удивился Буравлев. "Тебя загораживать. Ты уходишь, а мне скучно". - "Эх ты, Сорока-Белобока!.."

- Ты знаешь, папа, я повстречалась с сыном егеря. Он о Буяне рассказывал. Лось такой есть. Обещал его показать.

Буравлев потер лоб. Он ясно представил себе Костю, мешковатого парня с добрыми темными глазами, и неодобрительно взглянул на Наташу.

В печке вспыхивали и гасли синие огоньки. Наташа подбросила в топку сухих поленьев, подмела на полу древесную крошку. Пламя охватило дрова, осветило Наташу.

Буравлев в задумчивости поднял на нее глаза и от неожиданности вздрогнул: перед ним стояла Катя. Не может быть! Наташа ведь не ее дочь. Но такая схожесть! Пшеничные косы чуть оттягивали назад голову. На прямом высоком лбу дрожали мелкие пушистые завитки. А эти синие влажные глаза?..

"Нет, этого не может быть. Обман. Это вечная боль говорит во мне". Буравлев устало опустил голову и тихо позвал:

- Иди ко мне, родная. Еще расскажи, что слышала?

- Говорят, что здесь водятся рыси.

Буравлев думал о другом. За что судьба так несправедливо обошла его?..

ГЛАВА ПЯТАЯ

1

В дверь постучали. Буравлев, не одеваясь, вышел в коридор. Стук повторился - настойчивый, по-хозяйски требовательный.

Буравлев рывком распахнул дверь. Вместе с клубами морозного пара через порог шагнул большеголовый, низкорослый человек. На вид ему было не более пятидесяти лет. Пронизывающим взглядом черных глаз вошедший оценивающе охватил комнату.

Он был одет в короткий черненый полушубок и высокие, за колено, валенки. Из-под его правой, прижатой к боку руки дулом вперед торчала совсем еще новенькая бескурковая трехстволка. Вслед за низкорослым, боясь удариться головой о притолоку, горбясь, вошел белолицый моложавый человек в меховой куртке на молнии, в серых бурках. В белолицем Буравлев узнал директора лесхоза Маковеева.

- Матвей Кузьмич Шевлюгин, - четко отрапортовал большеголовый, протягивая Буравлеву руку. - Здешний егерь. Можно сказать, ваш сосед. А этот, - обернулся он к Маковееву, - Анатолий Михайлович...

- Мы знакомы, - перебил его сухо Буравлев. - Раздевайтесь и отдыхайте. А я самоварчик поставлю.

- Чай не водка. Много не выпьешь, - пошутил Шевлюгин.

- Найдем что-нибудь и покрепче чая...

- Вы, Сергей Иванович, простите нас за позднее вторжение, - смущенно проговорил Маковеев. - Мы тут лося гнали. Был уже на мушке и все-таки утек. Поземка помогла. Позатянула след и - ищи ветра в поле. Лазили-лазили, из сил выбились. А тут ваш огонек...

- Мой дом для гостей всегда открыт, - приветливо отозвался Буравлев.

- Скажи по правде, Анатолий Михайлович, не лось и не поземка повинны, а глаз кривой. Промазал - и все тут беды, - хитровато вмешался в разговор Шевлюгин. - А ведь под выстрел тебе подставил. Только не ленись, бей! А ты в белый свет, как в копейку, ба-бах... Это не какой-нибудь там паршивенький лось, а на всю округу известный сам Буян в руки шел. Свали этакого - на год мяса по горло.

- Свалишь его, хитреца! - покачал головой Маковеев. - Сколько на него охотников? И никто не взял. Это лесной бог, а не лось!

- Что, большой очень? - поинтересовался Буравлев.

- Не Буян, а Слон! - пояснил Шевлюгин, потрясая лицензией на отстрел. - Чистого мяса полтонны. А рожища-то! Вывороченная коряга - и только. С голыми руками к нему не суйся - с маху в землю вгонит. Сколько молодых быков побил - не сосчитать.

- А откуда к нему такое прозвище пришло?

- Старикан тут один есть, лесник. Он каждую пичужку окрестил. И этого старого рогаля Буяном назвал. В точку попал. Норовистый у него характер. Всех быков побивает. Волк тут есть, вожак стаи. В свалке волчьей ему отгрызли ухо. Так ему тут же имечко прилепил - Корноухий. И присохло. Медвежьей, увалистой походкой Шевлюгин прошелся по комнате, заглянул в полуоткрытую дверь кабинета и, переходя на "ты", спросил: - Что, ай один обитаешь?