Марки выгрызали все большие и большие дыры в нашем семейном бюджете. А ведь мы с сыном после долгих мучительных раздумий решили ограничиться весьма узкой специализацией: спорт, техника, флора и фауна и еще - после долгих и унизительных просьб с моей стороны - искусство... Я с тревогой следил за появлением самой микроскопической дырочки на своих носках, ибо знал: именно на сумму в две пары новых безразмерных носков сыном твердо запланирована покупка марок серии "Грибы Монголии"...

- Потом... Рассматривай эти траты, как временное помещение капитала... - продолжала довольно трезво на первый взгляд рассуждать жена. - Ведь марки, мне кажется, при нужде всегда можно продать?

"Интересно... - подумал я. - На что она намекает? Откуда она могла

узнать?" И я испытующе уставился на нее, но на бестрепетных веках

не дрогнула ни одна ресничка. "Хотя... Вряд ли она догадывается о

делах давно минувших дней! А первый студенческий букет - после сдачи ею экзамена по сопромату - был куплен мною именно на загнанные какому-то спекулянту последние бренные остатки моей славной некогда коллекции... Эх, хорошие были марочки!"

- Босния и Герцеговина? - в ярости переспрашивал я. Круг замкнулся. Те же марки, которые в детстве волновали мое воображение и казались недоступными, манящими, щекочущими горло, подобно слову "Мадагаскар", те же марки растревожили и неокрепшую в испытаниях душу моего отпрыска... - Зачем тебе эти исчезнувшие с лица земли государства? Почему ты не интересуешься, например, новыми свободными странами Африки?

- Руанда-Уганда? - сразу же подхватил сын. - Потрясный набор-чик! Все животные! Слоны, жирафы, носороги, зебры, обезьяны! Двенадцать пятьдесят...

- Во-первых, Руанда-Буранда... то есть Бурунди! - сказал я. - А во-вторых, почему именно двенадцать с полтиной? Они что, настоящих животных продают? За такие-то деньги!

Сын молчал. В самом деле, ну почему мы не можем проникнуть в загадочные подвалы подсознания наших ближайших потомков? Это несправедливо...

Я разослал умоляюще льстивые письма всем своим бывшим однокурсникам и сослуживцам, которые работали за границей. Иногда их письма, приходившие из Марокко, с Кубы или из Индии, как-то спасали наш обед...

- Всемогущий боже! - сетовал я, вздымая очи к небу. Конечно, как исправный студент инженерного вуза, сдавший в свое время диалектический материализм на твердую четверку, я знал, что бога нет. Я понимал, что это скорее всего чисто автоматический и символический ритуал, чем надежда на реальное заступничество. Но на кого еще можно было рассчитывать?! - Ну почему ты не мог одарить меня и моего сына каким-вибудь другим тихим интеллигентным хобби? И не таким разорительным? Например, собиранием карандашей или выпиливанием лобзиком по дереву? Занимается же этим знаменитый киноактер Смоктуновский?

Но бог - существующий хотя бы в качестве рабочей гипотезы - не

желал внимать моим слезным мольбам... Филателистические бури

продолжали расшатывать корпус нашего семейного корабля и вызывали все усиливающуюся финансовую течь. И во всем были виноваты марки! Марки! Не что иное, как пошлое изобретение английской королевской почты! Прямоугольные кусочки раскрашенной бумаги с абсолютно никому не нужными фестончиками по краям... Наконец в полном отчаянии я попытался преподать сыну наглядный урок конкретной экономики...

- Слушай, - сказал я ему. - Ты уже взрослый человек. Тебе скоро одиннадцать лет. Четвертый класс, насколько я понимаю, не шутка. Давай поговорим как мужчина с мужчиной.

- Давай! - с готовностью согласился не подозревающий никаких подвохов сын.

- Тогда считай. Столбиком! Я зарабатываю сто шестьдесят пять рублей. Но это без вычетов - налогов и прочего. Пиши: сто сорок. Мама получает двести двадцать, округленно - двести...

Карандаш сына споткнулся.

- А почему мама зарабатывает больше, чем ты? - недоверчиво спросил он. - Ты же мужчина...

- Гм... - поперхнулся я. - Ну видишь ли... Я всего-навсего младший научный сотрудник... А мама у нас - командир производства, занимает видную должность...

- А ты не очень видную? - невинно спросил сын, вонзив отравленную стрелу в мою уязвимую самолюбивую плоть.

- Ты же знаешь, - делая не очень ловкий неспортивный финт, ушел я от прямого ответа, - что у нас равноправие и женщина во всем равна мужчине...

Я почувствовал, что безнадежно запутался, но сын великодушно сказал:

- Давай дальше...

- Итак, - оживился я. - Моя зарплата плюс мамина, подведи черту, суммируй. Это - наши возможности. Побочных доходов у нас нет. Теперь другой столбик. Это будут наши потребности.

- Марки? - живо спросил мой домашний инквизитор.

- Не только... - дипломатично ответил я. - Сначала клади сорок рублей. Это ежемесячный взнос за кооперативную квартиру. Затем - электроэнергия, газ, телефон... Где наши расчетные книжки? Сколько ты берешь в школу на завтрак? Двадцать копеек. Так... Множим на двадцать пять учебных дней... И я - полтинник... Расходы на транспорт. Вникаешь?

Сын сосредоточенно сопел, упираясь языком в щеку.

- Ежемесячная стирка, починка обуви, ремонт телевизора... - продолжал высчитывать я. - Теперь рациональное питание. Сколько мы с тобой съедаем на завтрак? Мясо, масло, молоко... Уточни у мамы месячные расходы.

Сын уточнил.

- Приплюсовывай... Дни рождения у родственников. Должны мы, как ты считаешь, сделать бабушке подарок - на Новый год хотя бы?

- И маме в день Восьмого марта, - напомнил сын.

- Безусловно... Клади еще по пятьдесят рублей. Клади, клади!

- Маме нужно новое пальто, - вдруг вздохнул сын.

- Ага, начинаешь соображать?! - мстительно спросил я. - А тебе? Новая форма, из старой ты уже немилосердно вырос. А мне - новые ботинки? - И я показал ему подошву с наклейкой ателье срочного ремонта. - Еще не все. Теперь - культурные развлечения: кино, театр, книги, газеты... Мы же не пещерные люди! Цирк, наконец, мороженое, хотя бы через день... Жевательная резинка...

- И марки... - насупленно добавил мой наследник.

- Погоди, погоди, успеешь. Присчитывай отпуск мой и мамин, твой пионерлагерь...

- Байдарка и фотоаппарат... - почти прошептал мой бедный, придавленный цифрами счетовод.

- И ты заметь, - торжествующим тоном праведника добавил я, - твой отец не пьет и не курит! Ну ладно... Моральные категории, к сожалению, не поддаются точному вычислению. Итак, суммируй. Что там у тебя выходит?

После несложных арифметических действий на тетрадном листке в клеточку сын преподнес мне ошеломивший нас обоих результат.

- Эх ты! - сказал я. - Правильно сложить не можешь! Двоечник!

Мы проверили результат вместе, дважды, но он не менялся: оказалось, что для довлетворения наших насущных потребностей необходимы три мои и две мамины зарплаты...

- Как же мы ухитряемся жить? - допытывался сын, этот поклонник житейского реализма.

- Не знаю, - честно признался я. - Как-то выкручиваемся...

Этот урок помог, но ненадолго...

В конце концов я смирился. Оказалось, что вечные страдания приносят и некоторые душевные радости. Мне уже мерещилась мировая известность моего выдающегося собирателя, международные конгрессы коллекционеров, филателистические премии, выступления по Интервидению...

- Ну-с, брат, - обратился я как-то к сыну после вечернего чая, в блаженном предвкушении потирая руки. - Мне удалось выцарапать две прелюбопытнейшие марочки Британской Гвианы. Сейчас мы их, родимых, вклеим куда следует. Доставай-ка свой альбомчик...

- Понимаешь, папа... - сын посмотрел на меня распахнутыми до дна глазами. - Я давно хотел тебе сказать... Но ты смотрел телевизор. У меня... У меня нет альбома...

- Потерял?! - всхлипнул я и в предынфарктном состоянии опустился на диван-кровать.

- Ну что ты, папочка! - снисходительно пожал плечами сын, видимо несколько шокированный такой вопиющей глупостью родителя. - Просто у меня сейчас его нет.