Креплюсь покуда, но боюсь, как бы не впасть в прострацию, в которой жил последнее время. Однако для меня ясно как божий день, что, если я лишусь поддержки папы, мне следует незамедлительно бежать из Флоренции.

* * *

Рядом с моим Давидом установлена статуя Геракла работы Баччо Бандинелли благодаря настоянию самого папы, хотя друзья скульптора и герцог Алессандро хотели бы установить ее где-нибудь в другом, не столь видном месте. На сей раз правитель Флоренции и покровители Бандинелли не ошиблись в своих опасениях. Этот Геракл воистину стал притчей во языцех, породив нескончаемый поток насмешек в адрес скульптора и самого правительства. Чтобы заставить острословов прикусить язык, герцогу пришлось принять ряд крутых мер. Немало флорентийцев угодило в карцер за свои поэтические вольности, а многие насмешники поплатились крупным штрафом. Но шуточные сонеты и язвительные частушки продолжают появляться на свет, вызывая восторг слушателей. Вот начало одного из таких сонетов:

Застыл на площади с дубиной великан.

Какое жалкое соседство для Давида,

А флорентийцам кровная обида.

Геракл стоит как истукан.

Но есть еще один, более едкий стишок, направленный не только против Бандинелли. Вот он:

Очнись, Геракл, ото сна!

Иди и палицей в руке

Наотмашь вдарь по голове

Того, кто изваял тебя уродом

И осрамил перед честным народом.

Конечно, такие стишки огорчают Бандинелли, хотя бедняга сделал то, на что способен. Но не в них дело. Установка статуи Геракла на площади Синьории - это еще один удар для меня. Представляю, как возрадовался мой соперник, этот господин Баччо, увидев свою работу рядом с моей в самом центре Флоренции. Но и он в глубине души не может не признать - и в этом я более чем уверен, - что ему удалось куда более преуспеть как интригану, нежели как скульптору.

Что до флорентийцев, то в его статуе они не увидели ничего особенного, что дало бы им возможность окрестить ее одним из тех характерных имен, которые нередко придают самому произведению искусства значение символа. В их глазах этот Геракл выглядит посмешищем, и не более. Кроме своих размеров, колосс ничем не примечателен.

Подхлестываемый непомерной амбицией, Бандинелли работал над статуей с пылом и усердием. Однако ничто не помогло ему возвыситься над собственной серостью. И пусть "первый художник герцога" не кичится, ибо своей статуей он не снискал себе лавров. Чтобы стать первым во Флоренции, ему еще нужно проявить себя и создать нечто более значительное, чем этот колосс. У флорентийцев особое чутье на искусство, они слишком тонко чувствуют его суть, чтобы их можно было покорить какой-нибудь пустельгой. Июнь 1534 года.

ЧАСТЬ СЕДЬМАЯ

Наконец я вдали от Флоренции, которую спешно покинул, оставив незавершенными работы в Новой ризнице Сан-Лоренцо и библиотеке из-за боязни, что Климент VII раньше испустит дух, чем я соберусь в Рим. На сей раз фортуна была ко мне благосклонна, и я прибыл сюда за два дня до кончины папы, успев тем самым избежать мести злодея Алессандро. Представляю, как герцог кусает себе пальцы от злобы, что не распорядился схватить меня, едва по Флоренции разнесся слух о неминуемой смерти его дяди. Возможно, он был уверен, что мне некуда деваться и меня всегда можно изловить на улице Моцца или в Сан-Лоренцо, как только я лишусь высочайшего покровительства. Как бы то ни было, я теперь в Риме, который мне кажется поистине свободным городом в сравнении с Флоренцией.

Пресловутая крепость, строительство которой мне навязывал флорентийский тиран, уже сооружается с июня месяца. Работами руководит сын Антонио да Сангалло *, прозванный Антонио Младшим. Он так горячо взялся за дело, что, думаю, пройдет совсем немного времени, и цитадель будет готова. Вот уж тогда откроются ее потайные казематы, чтобы принять "неверных", которых опасно держать в городских тюрьмах, где их в любой момент может освободить бунтующий народ. От этих флорентийцев всего можно ожидать... Зато какое удовольствие испытает Антонио Младший по завершении работ, когда разжиревший герцог Алессандро похвалит его за службу и отечески похлопает по плечу. Тираны порою столь же великодушны к своим лакеям, сколь бесчеловечно жестоки ко всем тем, кто противится их воле, не обладая рабской душой. В этом я смог убедиться на собственной шкуре сразу же после падения Флорентийской республики и вступления в город папских эмиссаров и легиона чужеземных солдат.

* Антонио да Сангалло Младший (1473-1546) - архитектор и военный инженер, племянник Антонио да Сангалло Старшего. Работал в Риме (руководил строительством собора св. Петра, начал возводить дворец Фарнезе).

Теперь мое единственное желание - целиком отдаться работе над гробницей Юлия II. Вряд ли я смог бы ее завершить при жизни папы Климента, который намеревался дать мне новое поручение, едва я управлюсь с делами и смогу окончательно поселиться в Риме. Речь шла о фреске Страшного суда, некоторые рисунки для которой я подготовил еще в прошлом году.

Итак, я покинул Флоренцию. Я, пожалуй, был бы удовлетворен, переселившись в Рим, если бы не мысли о Сан-Лоренцо, которые постоянно терзают меня и не дают покоя. Меня особенно тяготит, что не удалось довести до конца все задуманное. Я намеревался расписать Новую ризницу от стен до свода, исходя из совершенно новых предпосылок. У меня давно зрела идея создать произведение искусства, в котором скульптура и живопись являли бы собой единое художественное целое.

Я всегда мечтал стереть неравенство между скульптурой и живописью, чтобы оба эти искусства можно было бы называть единым именем. А Новая ризница Сан-Лоренцо являла собой редчайший пример, где можно было бы добиться такого единства. Но нынешние смутные времена помешали осуществлению моего замысла. С трудом верится, что мне еще раз представится такая счастливая возможность. Все скульптурные работы там были почти завершены, а для фресковых росписей я уже подготовил картоны с рисунками. Мне не хватило только одного года.

Будучи доведенной до конца, эта работа явилась бы для меня самого великим испытанием и положила бы конец вековым спорам о превосходстве одного искусства над другим. Боже, сколько художниками и литераторами потрачено времени на эти пустопорожние разговоры...

Пленен с рожденья красотой

И высшее в ней вижу назначенье.

Добиться в двух искусствах совершенства

Вот цель, владеющая мной.

Все прочие ошибочны сужденья.

Берясь за кисть или резец, иного не ищу блаженства.

Записано в моем доме на Вороньей бойне. Сентябрь 1534 года.

* * *

Узнал наконец всю правду о том, что приключилось с бывшим моим помощником Антонио Мини во Франции. Этого скромного молодого человека неизменно отличала глубокая преданность искусству, но отсутствие таланта помешало ему подняться выше посредственности. Я всегда считал и считаю, что в искусстве надо работать головой, а не руками.

Во Флоренции Мини влюбился в одну девушку, мать которой была очень бедна. Они кое-как перебивались с хлеба на воду. Состоятельные родители моего помощника без особой симпатии смотрели на эту несчастную семью, а посему всячески противились браку их сына.

Однажды они заявились ко мне домой и слезно упрашивали, чтобы я заставил их сына покинуть Флоренцию под любым предлогом. Мне удалось убедить Антонио пойти на труднейшее испытание: порвать все отношения с девушкой и уехать подалее от родного города ради спокойствия и благополучия его родителей. Уж не помню теперь, когда это точно произошло, но, кажется, три или четыре года назад. Молодой человек отправился в Париж с намерением обосноваться затем в Лионе. Перед отъездом я решил подарить ему свою картину "Леда" (которую раздумал отдавать феррарскому герцогу по причинам, о коих здесь умолчу), а также несколько слепков для фасада Сан-Лоренцо и кое-что из рисунков. Однако несколько безалаберный молодой человек имел неосторожность оставить все мои подарки у своего парижского приятеля (некоего Джулиано Буанаккорси, флорентийца, переехавшего во Францию), чтобы по возвращении из Лиона забрать их обратно.