Дочка держалась молодцом. По-видимому, неудачный брак ее не сломал. Развод еще не оформили, но Георгий Ильич (незадачливый супруг) иногда звонил, как, впрочем, звонили и другие знакомые. Инга была весела, много работала и даже - что так нечасто среди аспирантов - собиралась защититься раньше срока. Антон Николаевич был счастлив.

- Да, действительно обошлось, - шептал он ночью жене. - Девочка оказалась стойкой. Что ни говори, хорошая кровь и хорошее воспитание не могут не сказаться. Но я бы поторопил-ся с оформлением этого неприятного документа...

- Ничего, Тошка. Не торопись, - утешала жена.

В год великого перелома, когда в Москве вдруг стали исчезать продукты и интеллигенты, когда без того зябковатая жизнь беззащитных служащих стала вовсе сирой и неуютной, в тот год каким-то совершенно непостижимым чудом они нашли друг друга и стали друг для друга прибе-жищем, пристанью, опорой, выходом из отчаянья и аккумулятором силы. Татьяне Федоровне было уже за тридцать и знакомый врач, чрезвычайно интеллигентный человек (он повесился в прошлом году во время гонения на врачей), советовал не заводить детей. Но она с безоглядной храбростью не послушалась эскулапа и родила Ингу. Теперь Татьяне Федоровне было под шестьдесят. Она прихварывала, но преподавала в музыкальной школе, правда, уже отказавшись от частных уроков.

- Не торопись, Тошка, - отвечала мужу. - Так... она с нами... А с чистым паспортом опять с кем-нибудь сочетается...

- Да, ты права, - как всегда, соглашался отец.

В семье был чуть ли не суеверный страх перед всякого рода бумагами, документами, гербовыми печатями и пр. Получение какой-либо справки, даже из домоуправления - было предметом отчаянных мук, долгих споров, волнений и поводом для приема капель Зеленина.

Словом, это была семья, уцелевшая благодаря своей незаметности и не распавшаяся благодаря слабости каждого ее члена. В одиночку никто бы из Рысаковых не выстоял.

- Родить им, что ли, внука? - подумывала иногда Инга, глядя на милых, несколько жал-ких и страшно дорогих ей старичков. - Вот развяжусь с аспирантурой и подсуну им ребеночка вместо себя. Тогда хоть свободней стану.

Впрочем, тиранили ее не они, а их деликатность.

- Сегодня девочка в отличном настроении, - улыбалась незамужняя тетка, когда Инга, умытая и причесанная, в юбке и вязаной кофте, вошла в родительскую комнату. Незамужней тетке было за восемьдесят, но она еще была бодра. - Что это у тебя за чтение было в третьем часу, а потом гимнастика? Ты закончила свою главу?

- Если бы... - вздохнула Инга, понимая, что нельзя обделять стариков крохами информа-ции. Она чувствовала, что слух у них постоянно напряжен, как у охотничьих собак.

- Нет, это чужой реферат. Но очень хороший. О месте последней личности...

- ... в истории? - подхватил Антон Николаевич. - Что-нибудь плехановское?..

- Нет, совсем другое, - улыбнулась Инга. - Так. Взгляд и нечто... Один захолустный офицер.

- Не люблю военных, - фыркнула бабка.

- Нет, не скажите. Случаются любопытные экземпляры, - заступился отец за незнакомо-го ему Курчева.

- Этот любопытный, - кивнула Инга, прихлебывая кофе.

"А что - взять и выйти отсюда замуж в какую-нибудь закрытую секретную часть. Захотят они приехать, а пропуска им не выпишут. А?" - и не удержавшись, она засмеялась.

- Не расплескай кофе, - сказала бабка Вава. - Ты сегодня, я вижу, в отличном духе.

- Она всегда такая. Правда, девочка, - погладила дочь Татьяна Федоровна.

- Всегда и везде, маман. Все у меня прекрасно и удивительно. Лет до ста и так далее и обязательное равнение на маман. Сегодня кофе само совершенство! - кивнула отцу. - Чего они от меня хотят, папа?

- Уймитесь, женщины, - тотчас откликнулся отец. - Как, Ингуша, эта работа в пределах досягаемости?

- Да, пожалуйста. У меня на столике. Целых два экземпляра. Но это не по теме. К Ребекке Шарп отношения не имеет.

- Привет, - поднялась, потому что зазвонил телефон. - Скажите, что уже ушла.

- Люди утром звонят по делу, - проворчала тетка и сняла трубку. - Ингу Антоновну? Пожалуйста.

- Ну и Вава... - покачала Инга головой. - Да, - сказала в трубку. Доброе утро, Алексей Васильевич. - Зная, что ее слышит вся семья, она держалась подчеркнуто безразлично. - Да. Уже выхожу. Да, в библиотеке. Как всегда до вечера. Пожалуйста.

Она положила трубку.

- Я же сказала, что меня уже нет.

- Неприятный звонок? - насторожилась мать.

- Нет, просто занудный, - солгала Инга. - Один доброхот. Предлагает написать за меня основополагающую часть тошниловки.

- Девочка, это неприлично, - не удержалась тетка. - Каждый должен работать за себя. И потом, надо выбирать подходящие слова. В крайнем случае можно сказать - тошнотворность, хотя и это нехорошо. А эти суффиксы - овки, евки - никуда не годятся.

- Знаю, ужасна газировка вместо газированной воды, - с неохотой воротилась Инга к давнишнему семейному спору. - Но великий и могучий должен все-таки развиваться?!

- Но не в сторону улицы, - спокойно отпарировала тетка.

- Дискуссия по вопросам языкознания давно выдохлась. Гуд лак, махнула Инга ладошкой и потерлась о плечо отца.

- К ужину ждать? - спросила неугомонная тетка.

- Ни в коем разе! Мне и так скоро расставлять юбки, - с притворным ужасом оттопырила Инга пальцы вокруг узких бедер.

- Надо строже выбирать меню в ресторанах, - не растерялась тетка.

- Мам, - по-детски слезливо протянула Инга. - Ну, что она ко мне?..

- Не трогайте ее, Вава. Она не обжоришка, - осторожно потрепала Татьяна Федоровна дочь, чтобы не смять прически. - Иди, девочка, - и шутливо, как в школьные времена, вытолкнула дочку из комнаты.

- Не надо к ней привязываться. Она ведь умница, - сказала негромко, не столько для Вавы, сколько для себя.

- Да, - кивнул Антон Николаевич. - Собственно, это и окрыляет.

2

В вагоне метро Инга вдруг вспомнила, что должна отнести письмо в Кутафью башню, и с надеждой заглянула в папку: вдруг письма там нет. Она понимала, что это нехорошо, что лейте-нанту, как видно, позарез нужно передать послание, но уж очень не хотелось идти в Кремль. Ну, днем позже какая разница? Все равно у нас такая бюрократия и волынка. К несчастью, пись-мо лежало в папке.

"Хорошо бы встретить у библиотеки какого-нибудь знакомого. Вдвоем не так страшно, - подумала Инга. - Может быть, он не побоится подойти к тому окошечку. А у меня просто идиосинкразия к подобным учреждениям."

Она медленно поднималась по лестнице, оглядывалась в толпе, надеясь кого-нибудь встре-тить. Был час толчеи. Все торопились, в том числе аспиранты, к открытию зала, чтобы захватить места получше и не слишком долго ждать заказанных книг. Инга сегодня не спешила и потому ее толкали больше других. Один полузнакомый молодой человек из третьего научного проплыл мимо и улыбнулся Инге. Они часто встречались в зале. Он, видимо, не прочь был за ней приволокнуться. Несколько раз они даже перекинулись у стойки со словарями незначительными фразами. Его вполне можно было попросить. Он бы посмеялся, но пошел с ней. Но сейчас его пронес поток, а она не могла его окликнуть, потому что не знала его имени.

Инга поднялась на поверхность, но к Кремлю не пошла, а повернула в глубь библиотечного дворика к своему залу. В зал еще не пускали и хвост занял весь дворик. Проплывший мимо молодой человек стоял метров на семь от конца очереди и, видимо, поджидал Ингу, потому что тотчас махнул ей рукой, указывая место впереди себя. Но одновременно с этим аспирантом, чуть впереди него, Инга увидела своего знакомого, Игоря Александровича Бороздыку, того самого, который ждал ее вчера в Докучаевом переулке. Игорь Александрович так же, как аспирант, махнул ей рукой и Инге пришлось пройти мимо молодого человека и стать впереди Бороздыки.

Этот Игорь, в общем-то добрый и отзывчивый человек, которому она была бесконечно благодарна за внимание и заботу в трудные для нее месяцы разъезда с мужем, теперь стал довольно несносен. Он без конца звонил, ждал ее на всех углах, таскал на всяческие просмотры и отказываться было трудно, потому что он был так добр, отзывчив и, главное, беззащитен. Но, к сожалению, из всех людей, составлявших очередь, он единственный не годился для похода в Кутафью башню. Несмотря на его рассеянность и близорукость, никогда нельзя было в точности сказать, что он видел, а чего нет; и заметил ли вчера на Домниковке ее с лейтенантом - тоже было неясно. А на этом чёртовом конверте был напечатан снизу адрес: город и в/ч такая-то... (В последний момент, не послушав Гришку, Курчев решил сообщить адрес полностью, чтоб ответ пришел поскорее.)