И сделал, чтоб его я менее любил!

Пусть доброта его Эмилию б смирила,

Пусть, как меня, его б она обворожила!

Терзанья совести ношу в груди своей,

Благодеяния терпеть мне все больней,

И милость, сдержанно воспринятая мною,

Сжигает сердце мне мучительной тоскою.

Он в мыслях следует за мною по пятам,

Таким, как власть свою передавал он нам,

И нас выслушивал, и сам держал к нам слово:

"О Цинна, власть свою я принимаю снова,

Затем лишь, чтоб с тобой ее мне разделить!"

И я бы мог кинжал тогда в него вонзить!

Но... Я к Эмилии стремлюсь душой своею,

Я клятвой страшною отныне связан с нею...

Враг, ненавистный ей, мной должен быть сражен.

Честь и богов равно предать я обречен.

Клятвопреступник я, убийца ли - не знаю.

Ее или его измене подвергаю?

Максим

Волнений ранее не ведал ты таких,

Казался твердым ты в намереньях своих

И не скрывал в душе упреков и сомненья.

Цинна

Они пришли, когда стал близок час решенья,

И признаваться в них не хочется, пока

Для совершенья зла не поднята рука.

Душа, что цель свою преследует упорно,

Первоначальному влечению покорна,

Но не бывает ли наш ум порой смущен,

И угнетенности не чувствует ли он?

Я думаю, что Брут, - когда б хотел признаться|

От замыслов своих готов был отказаться

И, прежде чем разить, испытывал душой

Упреки совести, раскаянье порой.

Максим

Он слишком честен был для этих угрызений

И не подозревал возможности сомнений;

Тирану гибели хотел он тем сильней,

Чем, больше милостей дарил ему злодей.

А так как Брут тебе - пример для подражанья,

Ты должен, как и он, не ведать колебанья.

Зачем же Августу ты начал возражать

И тем к свободе путь коварно преграждать?

Ведь этим ты лишил его освобожденья.

И Брут от Цезаря принять мог отреченье,

Но риску б он не стал свободу подвергать,

Когда любовь иль месть ей могут помешать.

Пусть дружеством тебя тиран не обольщает

И тем, что власть свою с тобой делить желает;

Ты должен слушать Рим, внимать его мольбам:

"О, Цинна, возврати то, что ты отнял сам.

И если предпочел ты жить своей любовью,

Не забывай, что я доныне залит кровью".

Цинна

Не упрекай, Максим, несчастного ты в том,

Что к светлой цели он идет не тем" путем.

Свою ошибку я пред гражданами знаю!

И то, что взял у них, вернуть им обещаю.

Прости душе моей волненье чувств былых

Спокойно не могу я видеть гибель их.

Пока с Эмилией я ожидаю встречи,

Дай мне печальным быть, забудь про эти речи,

Ты мною огорчен, но дай мне одному

Побыть, покорствуя раздумью своему.

Максим

Ты дать себе отчет хотел бы, без сомненья,

И в доброте врага, и в собственном смущенье.

Беседе любящих быть тайной надлежит.

Прощай! Я ухожу, как скромность мне велит.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Цинна

Цинна

Дай имя лучшее той мысли благородной,

Что добродетелью мне внушена природной;

Она преградою поставить хочет честь

Неблагодарности, давно таящей месть.

Ты мог бы эту мысль звать слабостью моею

Перед возлюбленной душою я слабею,

И то я чувство чту, что должен погубить.

А победив его, могу ли счастлив быть?

В противоречиях таких я погибаю:

Что выбрать наконец, куда идти - не знаю.

Как тягостно душе в сомнениях блуждать!

И плод, который мне так хочется сорвать,

Любви блаженный день, и мести завершенье,

И честь - для родины добыть освобожденье,

Не в состоянии привлечь рассудок мой,

Коль куплены они предательства ценой,

Коль на властителя я направляю мщенье,

Который, знаю, полн ко мне благоговенья,

Чьим словом, добротой обласкан я вполне,

Кто в царственных делах внимает только мне.

О месть! Изменою душа моя язвима.

Нет, лучше длись вовек ты, злое рабство Рима,

Надежда, погибай, оставь меня, любовь,

Коль в низости своей готов пролить я кровь!

Он предложил мне то, чего я сам желаю,

Я ж кровью Цезаря блаженство покупаю.

Чтоб взять его дары, зачем мне убивать,

Зачем брать силой то, что сам он хочет дать?

Но я в руках у вас - о клятва страшной мести,

О гнев Эмилии, отец и голос чести!

Душа моя, рука - во власти все у вас;

Мной только вы одни владеете сейчас,

Вы направляете души моей стремленья,

Лишь ты, Эмилия, дать Августу прощенье

Могла бы - жизнь и смерть его в моих руках,

А ты мной властвуешь в желаньях и мечтах.

О боги, сделали ее вы столь прекрасной,

Пусть не останется мольба моя напрасной.

И так как мне своей неволи не избыть,

Пусть благосклонною она захочет быть!

Но вот она! Ко мне пускай не будет строгой.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Эмилия, Цинна, Фульвия

Эмилия

Терзалась, Цинна, я напрасною тревогой.

По-прежнему тебе верны твои друзья,

И за тебя просить уже не стала я.

Ведь Август Ливии при мне о всем поведал,

И к жизни вновь меня вернула их беседа.

Цинна

И отказалась ты? Дар, что он мне вручил,

Ужели отклонить тебе достало сил?

Эмилия

Но все в твоих руках.

Цинна

Твое важнее мненье.

Эмилия

Всегда верна себе, не изменю решенья,

Меня тебе вручить - не значит ничего.

Дар этот мог бы ты иметь и без того.

Цинна

А все же ты, когlа б... Как выразить, не знаю.

Эмилия

Чего ж боишься ты?

Цинна

Смущенно я вздыхаю.

Когда бы поняли друг друга мы вполне,

То это объяснять не нужно было б мне.

Боюсь, что для тебя уже не стану милым.

Мне страшно говорить, молчать же нету силы.

Эмилия

Мне слушать нелегко.

Цинна

Обоим трудно нам

И гнев твой на себя я навлекаю сам.

Эмилия, люблю тебя, клянусь богами,

Лишь ты одна зажгла во мне такое пламя,

А страсть, которою горю я все сильней,

Достойна и меня, и гордости твоей.

Но если получу твою я руку скоро,

То тяжкой лишь ценой блаженства и позора,

Ведь Август был так добр...

Эмилия

Довольно! Ясно мне,

Что ты колеблешься, раскаялся вполне,

Тирана милости рассудок твой смутили

И обещаний ты сдержать уже не в силе.

Твой ум доверчивый посмел вообразить,