* * *

Там не было голубого коридора и цвета нежнее коричневого. Все было либо черным, либо грязным. Совершенно черный негр приказал Суркову раздеться и взамен белого смокинга, который он неаккуратно запихал в серый мешок, выдал тюремного вида темно-синюю спецовку. Одежда оказалась на два размера больше, но это совсем не беспокоило Суркова. Он наконец стал сознавать, что весь кошмар, произошедший с ним, кошмаром не является. А есть жестокая реальность, в которой ему, Суркову, предстоит вечно находиться в Аду, и все это будет происходить невероятно долго. Но больше всего, Суркова угнетало то, что он уже умер, и его жизнь, бесславно закончилась на паласе в однокомнатной квартире, а он, так и не успел сделать ничего значительного. - Вы грешник, Сурков, ваш порядковый номер один четыреста шестьдесят восемь двести шесть. Если вас спросят номер, назовите три последние цифры, если спросят полный, назовите все число целиком. Вы направляетесь в мужской Ад сто тридцать семь, на триста тридцать девятом уровне. Если вы потеряетесь, то должны обратиться к ответственному черту для препровождения до места наказания. Вам все понятно? Сурков кивнул. - Вот ваши бумаги, - негр сунул в руки Суркову серую папку, вверху которой красовалась эмблема в виде трезубца. - Дойдете до станции, поедете в сторону промзоны. Сойдете на "Котловой", пересядете и поедете к триста тридцать девятому уровню, ваша станция "Ад сто тридцать семь". Идите. Сурков потянул за железный рычаг проржавевшей двери, которая достаточно легко поддалась и, переступив порог, оказался в проходе, прорубленном в скале. С неровных стен стекала вода и естественным потоком стремилась дальше. Ноги Суркова зачавкали по лужам, красные языки факелов, висевшие на стенах через несколько метров, отбрасывали тусклые тени. Сурков в очередной раз потешил себя мыслью о кошмарном сне, но когда сквозь ботинки проникла вода, двинулся дальше. Проход расширился, вильнул и вышел в большую пещеру, соединявшую несколько штреков и проездов. По импровизированным дорогам катились электрокары, обливая путь, синим неоновым светом. По дорогам, сходившимся к небольшому перрону, шли люди, одетые в основном в спецодежду или серых тонов платья, покрой которых не вызывал больших эмоций. "Обычные люди, обычная одежда - все, как на стройках метрополитена, только работают здесь одни негры", - подумал Сурков. Но тут же увидел белого, одетого в такую же, как у него синюю робу и прижимающего к груди серый скоросшиватель. Зеленые глаза молодого человека по-кошачьи блеснули. Он сделал неуверенный шаг навстречу, но тут же остановился и воровато оглянулся. - Кого боимся? - спросил Сурков нарочно громко. - Еще не знаю. - Тогда держи хвост пистолетом, хуже, не будет. - Наверное, да, - согласился молодой человек, - а ты здесь давно? - Вечность, - ответил Сурков брезгливо. - Тогда, может, подскажешь? - замялся парень. - Что? - Ну, как себя вести, есть ли тут дедовство, можно ли дать деру? - Ха, - ухмыльнулся Сурков, - молодо-зелено. Не дрейфь, паря, расскажу, но сначала ты. - О чем? - О себе. Как сюда попал? Парень с недоверием посмотрел на скоросшиватель в руках Суркова, но все же решил не выяснять то, чего ему было не положено и начал: - Я - Билый. Бандит из Белой Церкви, это на Украине в Европе. - Хорошо, - похвалил Сурков. - Сам понимаешь, грешил. - Много? - Не так, чтобы очень, как все. - Все бандитами не становятся. - Так ведь и я не хотел, но делать нечего, семью кормить было надо. - А что же у тебя дети голодали? - Да не было у меня детей, во всяком случае, у моей жены. А на заводе денег не платили, устроиться куда-то очень тяжело, тут дядька предложил организовать мафию. - Что за мафия? - Дальнобойщиков стричь, которые на ночлег останавливались. Люди чужие, местных никто не знает. А я подходил и спрашивал по десять долларов, дядька сзади с ружьем стоял. Нам не отказывали. - Что же так ни разу и не отказали? - Один раз, - вздохнул Билый, - местная какая-то гадина, то ли меня узнал, то ли дядьку, возьми да и пальни. В дядьку не попал, я на пути оказался. Дядька ответил, но я тогда еще упасть не успел. Меня дробью под колесо кинуло, а пока гадина разворачивалась, пару раз по мне проехала. - Деру дал? - Вряд ли. Скорее всего, за дядькой погнался, но только не догнал. - С чего ты взял? - Я его в очереди не видел. - Ясно, - сказал Сурков, слушая, как из тоннеля, доносится звук приближающегося поезда. Три фары вынырнули из темноты, и, гремя вагонами, к перрону подошел электропоезд, с зияющими темными проемами окон и дверей. На облезлых стенах вагонов черной краской были набрызганы разномастные буквы из латиницы и кириллицы. С большой долей грамматических ошибок сообщалось: "Здесь был черт Лютый", "Дьявол - дурак", "На Котловой открылась пивная", "Гастроли группы "Квин" с завтрашней ночи и вечность". - Тебе куда? - спросил Сурков. - До "Лифтовой", затем на тысяча двенадцатый уровень. Ад семьсот два. - Это рядом, - заверил Сурков. - Он скользнул в дверной проем, и, взявшись за поручень, стал внимательно изучать то, что напоминало карту-схему. Она была аккуратно нацарапана гвоздем или другим острым предметом, но, несмотря на примитивный уровень исполнения, содержала четкие линии, схемы переходов и названия станций все на том же смешанном языке латинскими и русскими буквами. - Осторожно, двери закрываются, - объявил неизвестный машинист. Следующая станция "Геенна огненная". Поезд резко дернулся и помчался в туннель. В вагоне стало совсем темно. - Что значит "двери закрываются"?- пытался перекричать шум колес Билый. - А, - махнул рукой Сурков, - не обращай внимания. - Так, что ты мне посоветуешь? - Не ссы никого, - уверенно сказал Сурков. - И все? - Все! Хуже тебе уже не будет. Пойми, что самое страшное произошло. Сурков не видел лица Билого, но мог поклясться, что он сейчас плачет, как несправедливо обиженный ребенок шмыгает носом и растирает кулаками слезы. Прошло достаточно много времени, прежде чем за проемами окон колыхнулся первый отсвет, и поезд вылетел на станцию. - Уважаемые черти и гости Ада, - сообщил машинист, - выходя, не забывайте свои вещи в вагоне. Сурков поискал глазами Билого, но в вагоне находились только негры. Лежавший на полу серый скоросшиватель, наводил на мысль, которая казалась Суркову ужасной и забавной одновременно.

* * *

- Грешник Сурков, вы ехали в противоположную сторону, - высокий негр неторопливо перелистывал скоросшиватель. - Извините, я здесь впервые. - Ваш штрафной талон был оторван. - Ехавший со мной грешник выпрыгнул с поезда. - Это не оправдательная причина. - Я понимаю. - Вижу, что вы не совсем понимаете. Мне придется наказать вас. - Каким образом? - Сурков чувствовал, что спрятанный в ботинок "Паркер" вот-вот перепрыгнет в руки негра, и видел в этом вполне логичный ход событий. Но расставаться с авторучкой, которую по каким-то причинам до сих пор не отобрали, чертовски не хотелось. - Я накажу вас, и наказание не покажется маленьким. - А может, договоримся? - Что вы можете предложить? - Гол как сокол, - сообщил Сурков, подняв руки. - Как угодно, - согласился негр. - Я мог бы не отправлять вас на наказание сегодня, до конца смены осталось сорок минут, но раз вы упрямитесь. Он сообщил, коллеге, что грешник Сурков направляется на наказания. После чего другой негр препроводил Суркова в помещение раздевалки с высокими металлическими шкафчиками вдоль стен. Раздевалка ничем не отличалась от своего аналога в какой-нибудь авторемонтной мастерской, там также пахло гарью и промасленной спецовкой. Сурков даже покрутил головой в поисках плаката по технике безопасности и тут же его нашел. На серой картонке, очевидно, угольным стержнем было выведено: "Otvetstveнный za poжar - chert Вялый". - Весело у вас, - попытался пошутить Сурков. - Советую раздеться. - Зачем? - изумился Сурков. - Просто советую. В словах негра не было ни издевки, ни угрозы, ни сарказма. Он сказал это так, как говорят избитую тысячелетиями фразу, и Суркову это не понравилось еще больше. Он снял с себя спецовку и повесил в свободный шкафчик с нацарапанным номером тринадцать. - Пошли, - скомандовал негр. Сурков подумал, что негр не такой уж здоровый, и при желании он мог бы поспорить с ним в рукопашной схватке. - Негров здесь нет, - сообщил негр. - Как? - удивился Сурков. - Так вот. Меня зовут черт Вялый, тот, кто вас отправил на наказания - черт Паркер, вы ему не отдали одноименную авторучку, которую спрятали в ботинок, теперь он вас будет опекать. - Ни хрена себе, - не сдержался Сурков. - Так вы тот самый ответственный за пожар? - Советую думать потише, - сказал Вялый и открыл железную корабельную дверь, за которой оказался большой зал с низким потолком. Сурков невольно остановился, его челюсть безнадежно отвисла, а колени подогнулись. Насколько он мог видеть, свободное пространство занимали низкие печи и жаровни, на которых сквозь красные отблески огней виднелись огромные емкости и сковородки. Вокруг них деловито расхаживали черти, некоторые из которых были вооружены трезубцами. Они помешивали своим орудием ужасное варево, состоящее из смеси масла и грешников. Масло было таким густым, что невозможно было понять, где кончается и начинается грешник. Бесформенные кляксообразные тела вздымались над поверхностью и тут же исчезали в бурлящем месиве. Время от времени один из грешников пытался выбраться из котла, за что тут же получал оплеуху трезубцем и сваливался обратно. Зрелище на сковороде было еще отвратительнее. Абсолютно голое тело извивалось на промасленном противне. Покрытые румяной корочкой ягодицы мелькали в сумасшедшем ритме, припадая к промокшей сковороде, взвивались с новой силой, от них шел густой серый пар. - О, Боже! - выдохнул Сурков. - Раньше надо было думать о Боге, - сказал Вялый и зашагал между котлами. Сурков невольно сделал шаг за ним, но поскользнулся в разлитом масле и упал, ударившись головой о сталактит. Вялый оглянулся, но возвращаться не стал, он ушел и через несколько секунд привел помощников, молодых рослых чертей, которые подхватили Суркова под руки и поволокли на возвышение, примыкавшее к свободной сковороде. Они усадили его на большую совковую лопату, ловко связали запястья мелкой цепью, после чего один распорол серый бумажный мешок и высыпал на Суркова ошметки стекловаты. - Маслом, маслом надо было полить, - посетовал один. - Не учи ученого, - огрызнулся второй, схватил черенок лопаты и опрокинул его так, что Сурков кубарем полетел на сковородку. В голове его мелькнули ряды первоклашек, убийственный взгляд завуча, Эльза, снимающая с себя лицо, прячущий в сливной бачок шампанское Людмирский, работники банков, страховых компаний, незнакомые люди, здоровающиеся на улице, голубое небо, белый снег, рыжее вечернее солнце.