5. УРОКИ ВОЖДЕНИЯ И ДРУГИЕ УРОКИ

Незадолго до нашего отъезда Севкин отец - старый автомобилист, добровольно вызвался давать мне уроки вождения - у ожидающих визу считалось, что без водительских прав в Америке делать решительно нечего. Я предлагал ему деньги, он отказывался.

- Приеду в гости, - говорил Севкин отец с хитрой улыбкой, - прокатишь на своем "Кадиллаке", хлопец.

Как-то на одном из наших последних занятий обгоняю я грузовик на Люсдорфской дороге, а он мне, - тоже еще нашел время:

- Слушай, а чего это у тебя, Витя, девушки нету?

Я густо покраснел, нахмурился, стал лепетать что-то насчет "хорошей специальности, без которой...", и что, вообще, сначала не мешало бы на ноги встать.

- Ну ты даешь! На какие такие ноги? - усмехнулся Севкин отец. - Тебе ж еще семнадцати, вроде, нет. А, Виктор?

Тут я решил сосредоточиться на трассе, а он пошел рассказывать, как в прошлом году давал уроки вождения жене капитана китобойной флотилии, и как от нее хорошо пахло заграничными духами, и как по окончании курса, дело было зимой, он принимал у нее экзамены прямо в лесу на морозе, причем, она сначала не хотела на снегу, но у него был один очень веский аргумент (в этом слове он делал ударение на втором слоге), и ей в конце концов пришлось ему уступить.

- Вот так, Виктор. А ты - на ноги встать. Это всегда успеется. Сейчас тебе самое время девок за жопу хватать. Я так понимаю, - заключил Севкин отец.

Я покосился в его сторону. Он дымил "Беломором", пепел оседал на его нечесаной бороде, она старила его лет на десять.

- Если б ты видел, Витя, как малофейка замерзает при ниже нуля!

"Ну что они в нем находят? - думал я. - И откуда у человека эта непробиваемая уверенность в себе? И на чем она, интересно, держится? И отчего у меня ее нет? Я ведь моложе, стройнее, возвышенней".

- Всю дубленку снегурке узором расписал.

"А может у него секрет какой есть? - рассуждал я. - Нет, он у всех есть, конечно. Но может, у него он секретней? И длиннее? Вот вам и вся разгадка. Вот они и млеют, капитанши".

Вообще-то Хазинова - так все его в городе звали, настоящая фамилия его была Хазин, - так вот, Хазинова был просто сдвинут на сексе. Что под руку попадет - с тем и сношался. Севка рассказывал, как однажды подшофе он даже трахнул соседский фотоувеличитель. Потом минут двадцать отмачивал орган в закрепителе при красном свете.

- Осторожней! - прикрикнул он и нажал на запасной тормоз. - Не на меня, Витя - на дорогу смотри.

- Главное - это в струю попасть, - наставлял Севкин отец. - Маневрируй так, чтобы попасть на зеленый. Один раз на зеленый попал - и дело в шляпе. Всю дорогу едешь себе будто в зеленой волне. Это как с телками: главное первый раз вставить, а там... огого!

Тут мне придется прервать его ненадолго, чтобы рассказать историю знакомства Хазиновы с Севкиной мамой, тетей Стеллой Бидонец. История эта, на мой взгляд, небезынтересна. Поведал мне ее дедушка Эмма уже в Америке, а он в свою очередь услышал ее от Давида Абрамовича Кондуктора, покойная жена которого приходилась троюродной сестрой отчиму тети Стеллы Бидонец. Вот эта история почти без купюр.

ИСТОРИЯ ЗНАКОМСТВА ХАЗИНОВЫ С ТЕТЕЙ СТЕЛЛОЙ БИДОНЕЦ

Хазинова и тетя Стелла Бидонец познакомились и полюбили друг друга на званном обеде у общих приятелей по фамилии Фуко. Вернее, Хазинова дружил с мужем Фуко, а тетя Стелла с женой. Евгений Фуко был известным в городе хирургом, а его жена, Полина Фуко, в девичестве Лапшина, преподавала математику в сто шестнадцатой школе и в молодости недурно танцевала. По словам дедушки, личико у нее было точь-в-точь как у одной популярной актрисы сороковых годов (я запамятовал имя актрисы). Однажды, примерно за неделю до обеда, на котором познакомились и полюбили друг друга Хазинова и тетя Стелла Бидонец, супруги Фуко поцапались. Ничего серьезного - обычная семейная ссора, о которой обычно забываешь на третий день ("Женишься - поймешь, пока поверь на слово", - ввернул тут дедушка Эмма). То ли новое платье жены не пришлось Жене Фуко по вкусу, то ли между ними возникли кое-какие трения в связи с интимной стороной их супружеской жизни - не знаю, поскольку дедушка этого не знал, да и Кондуктор тоже не знал. Однако факт оставался фактом неприятный осадок после ссоры не растворился, и во время обеда, на котором познакомились и полюбили друг друга Хазинова и тетя Стелла Бидонец, постоянно возникали неловкие паузы, которые даже весьма остроумные тосты Хазиновы за белизну золотых рук нашей драгоценной хозяюшки - не могли сгладить в полной мере. Тосты Полина выслушивала с большим вниманием и доброжелательностью, польщенная, она то и дело скрывалась на кухне и тот же час вновь появлялась в гостиной то с уткой с яблоками, то с пирогом с мясом, то с блинами с икрой. Однако трение между супругами Фуко не уменьшалось, и ни одна колкость, роняемая хирургом в адрес жены, не ускользала от проницательного Хазиновы, хотя внимание его почти безраздельно было сосредоточено на его будущей жене - молодой, кокетливой арфистке с тонкими губами, волевым подбородком, маленьким розовым носиком и очками в массивной черной оправе с толстенными стеклами, за которыми глаза ее представлялись ему двумя карими пуговичками. Так он ей тремя часами позже и шептал, подпрыгивая на заднем сиденье полупустого троллейбуса: "У тебя ... глаза словно... двека... риепуго... ...чки".

За столом она была немного рассеяна, на комплименты отвечала невпопад, время от времени роняла кусочки пирога на свой зеленый люстриновый пиджак, при этом умудряясь строить Хазинове глазки, что из-за очков удавалось ей далеко не всегда. И все же, если верить Кондуктору, она сумела-таки пленить Хазинову. Чем? Молодостью, естественностью, свежестью, смехом - вот чем. Хотя о вкусах, разумеется, не спорят, и дедушке, например, Поля Фуко всегда казалась намного интересней. В ней, Поле, по словам, дедушки был тот несколько старомодный шарм, та ненавязчивая заинтересованность в собеседнике, которая и делает женщину женственной.

В какой-то момент Хазинова, не спускавший глаз с арфистки, резко встал со стула и прокричал петушиным голосом: " У меня тост, наливайте скорее, мудачье!" Все заметно оживились. Арфистка шмыгнула носиком. Хирург грубо толкнул Полину локтем в бок: "Зачем ты позвала этого жлоба?" Полина прошипела: "Чей он, интересно, друг, мой или твой?" и чарующе улыбнулась Хазинове. Тот выплюнул косточку маслины - она залетела за пианино, - и поднял над головой бокал красного вина: "Друзья, я немного пьян, и потому не ручаюсь, что скажу складно, но думаю, что будет от души". Хирург Фуко обратился к арфистке: "Этого я опасался больше всего, Стеллочка". Та опять шмыгнула носиком и вдобавок многозначительно прихрюкнула. Но это не смутило Хазинову.

"Что нас влечет друг к другу, дети? - высокопарно начал он. - Боязнь одиночества, страх смерти, скука или же те соки, что нас склеивают?"

Полина пукнула еле слышно и сказала с чувством: "По-моему, Роберт, вы просто не дурак похавать на дармовщинку. Я права?"

Хазинова насупился: "Полина, милая, не надо пердеть и не надо перебивать. Ни то ни другое вам не к лицу. Ведь это все-таки тост, а не дерьмо собачье".

Арфистка Стелла коснулась под столом бедра хозяйки: "Продолжайте же, Роберт, вы, кажется, в ударе".

Роберт учтиво поклонился: "Благодарю вас. Сразу чувствуется человек искусства, мартышка вы моя этакая!"

Стелла тихо засопела.

"Так вот, я хотел бы выпить за средства массовой информации. Нет, не за газеты и журналы, не за радио и телевидение, а за то, чем мы с вами обмениваемся, когда у нас кончаются слова!"

Хирург пожал плечами: "Снова назюзюкался, мурло". Полина опять негромко пукнула и захлопала в ладоши чуть преувеличенно, а Стелла поправила съехавшие на кончик носа очки и внимательно посмотрела на Хазинову, отправляющего в рот очередную маслину.

Через полгода они расписались, а еще через год у них родился мой друг Севка.